Внимание!
Так как в этом году Биг Бэнга не будет, все, кому интересен фест подобного формата, приглашаются на ГП-Реверс! Это почти ББ, только наоборот: сначала визуальщики приносят визуальные работы, а потом по ним райтеры пишут работы.
Приходите! Баннер кликабелен.
Список выложенных на челлендже работ:
1. "Гарри Поттер и Дрочер Эрудит", переводчик Muldi, иллюстратор madampompadour
Северус Снейп/Гарри Поттер, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Дрочер
2. "Белладонна", переводчик ~sihaya~, иллюстраторы +MYP3UK+, ~sihaya~
Том Марволо Риддл(Лорд Волдеморт)/Гермиона Грейнджер, упоминается Джинни Уизли/Гарри Поттер
3. "Ягода", автор Kitenokk, иллюстратор Ayliten
Гарри Поттер/Драко Малфой
4. "Вход со двора", автор КП, иллюстраторы Илэра, Crazyberry
Невилл Лонгботтом/Ханна Эббот, Северус Снейп, Шеймус Финниган/Дин Томас
5. "Сердечно твой, Г.Г.", автор nordlys, иллюстратор sassynails
Геллерт Гриндевальд/Альбус Дамблдор, Ариана, Аберфорт, Батильда Бэгшот
6. "Введение в хаос", авторы Godric, Рыжий Самурай, иллюстратор Рыжий Самурай
Симус Финниган, Дин Томас, Фред и Джордж Уизли, Рон Уизли, Ли Джордан, Годрик Гриффиндор, Хельга Хаффлпафф, Ровена Рейвенкло, Салазар Слизерин, Минерва МакГонагалл, Альбус Дамблдор, Невилл Лонгботтом и другие
7. "О Гарри...", автор поросенок М, иллюстратор Эиринн
ГП/СС(нц-17), ГП/НМП(pg-13)
8. "Дивертисмент", автор philipp_a, иллюстратор sassynails
Лаванда Браун/ОМП, Лаванда Браун/Рон Уизли, Гарри Поттер/Гермиона Грейнджер, Парвати Патил, ОМП, ОЖП и другие
9. "Кое-что о тайных желаниях", автор КП, иллюстратор Fekolka
Блейз Забини/Драко Малфой, Маркус Флинт/Кэти Белл, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Адриан Пьюси, Панси Паркинсон, Миллисент Буллстроуд, Гарри Поттер
10. "Преследуемый... иллюзиями?", переводчик ~sihaya~, иллюстратор Skarlessa
Том Риддл/Гарри Поттер, Волдеморт/Гарри Поттер
11. "Дороги, которые нас выбирают", автор Jell, иллюстратор ~Ан~
Сириус Блэк/Люциус Малфой
12. "Вопрос идентификации", автор Тайсин, иллюстратор Eltendo
Перси Уизли, Агент Аспид (Северус Снейп), Гарри Поттер


Автор: Тайсин
Иллюстратор: Eltendo
Бета: kasmunaut, -mummi-
Пейринг/Персонажи: Перси Уизли, Агент Аспид (Северус Снейп), Гарри Поттер
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: детектив
Размер: 20 000 слов
Краткое содержание: Прямое продолжение "У Фольксхалле поезд не останавливается". Перси Уизли работает в министерстве на ответственной работе, не дающей никакого продыха. А тут еще отец приводит домой коллегу, которому нужна помощь.
Примечание/Предупреждения: постканон, неканон, очень много разговоров, теория магии.
Иллюстрации: арт 1, арт 2
Ссылка на скачивание: .docx | .epub

— Шампанского? — Медбрат возник у самого локтя. Человек презрительно глянул на предложенный бокал, но все же взял его.
— Яблочная шипучка, — сказал он, пригубив.
— Не говорите так громко. — Медбрат улыбнулся, подмигнул заговорщицки. Человек скривился и отвернулся. Отпил еще.
Вина в больнице ожидать не стоило. Вино, собственно, можно было бы и трансфигурировать, не настолько сложное заклятие, чтобы не обойтись без палочки. Вино ему было категорически запрещено. Невеликий аргумент — но не хотелось.
Ему хотелось снять защитные заклятия с крыши и ощутить укусы берлинской зимы на коже. В городе был минус, небольшой ветер… Он отставил бокал, надавил ладонью на теплый защитный купол.
За спиной вновь возник медбрат, но человек в черном надавил сильнее, сектор заклинания выпал из сетки, и холодный ветер лизнул ладонь.
Жаль, снега нет.
— Простите, — сказал медбрат из-за плеча. — Я должен вас попросить…
Человек в черном пожал плечами и отошел, прихватив бокал. Усилием воли расслабился, когда медбрат начал чинить защиту. Его заклинания ощущались вспышками тепла. Будто совсем близко пролетело Инсендио.
Площадку на крыше уже почти заполнили пациенты в теплых синих халатах. На столах с закусками и напитками горели свечи, тени людей прыгали по полу изломанными уродцами. Змееглавыми химерами. Многокрылыми птицами.
— Вы всегда проверяете защиту, где бы ни находились? — спросил человека в черном одетый врачом мужчина со слишком заметной военной выправкой.
Человек в черном пожал плечами.
— Я удовлетворял свое любопытство. Как и вы сейчас удовлетворяете свое. На что вы надеетесь?
— Что вас вскоре наконец-то обменяют в Англию. Надеется ваш врач.
— У меня нет одержимости, — усмехнулся человек в черном. — Уж это-то любой врач должен был понять. Какое-то средневековье.
— Ну почему же «какое-то». Вполне настоящее. В отличие от вас на острове, мы не отказываемся от того, что на самом деле работает.
— Даже если не можете этого объяснить.
— Вас просто не устраивают наши объяснения. И наша эффективность.
Человек в черном промолчал. Да, их эффективность его не устраивала.
Один из медбратьев взмахнул палочкой, и над крышей возник огромный циферблат. Толпа начала шумно и нестройно считать по-немецки, человек в черном отвернулся к городу.
За спиной заорали и запрыгали, над городом взлетели фейерверки — светом омыло лицо. Свист взлетающих над крышами ракет и шум разрывов заглушил вопли сзади.
Он чуть улыбнулся, принюхался к запаху пороха, отпил яблочной шипучки.
— С новым годом, герр Аспид.
— И вас. Скорейшего нам расставания.
Он повернулся к куратору, тот улыбался — протянул бокал чокнуться.
— Прекрасное пожелание.
Между ними проскакал выдирающийся из тени полузаяц-полузмея. Белый луч из палочки медбрата развеял его. Ни человек в черном, ни его куратор не отшатнулись ни от химеры, ни от заклинания.
На полу корчились тени, свет фейерверков резал их на части. Тени-птицы девушки-пациентки беззвучно закричали, вывернулись из плоскости пола и взлетели в небо — и исчезли, когда белая огненная хризантема распустилась прямо над крышей. Были черные силуэты — и развеялись. Только девушка осталась стоять с запрокинутой головой. Разбитый бокал валялся у ее ног.
— Шампанского? — спросил медбрат. В правой руке он держал палочку, а поднос левитировал над пальцами левой.
Позер.
— Мне достаточно, — сказал человек в черном.
Он направился к выходу с крыши. Тень его — трехголовая химера, — обтекала вспышки света, презрительно отмахиваясь крыльями.

***
11.01.1999
В Норе теперь обедали четко по расписанию — врач велел Одри принимать пищу регулярно и вовремя, и Молли восприняла это будто самый непреложный закон. Перси только радовался — и немножко опасался такого рвения.
На столе были только любимые блюда Одри — и только те, от которых ее не тошнило. И даже салат по-французски. Мама никогда не готовила салатов по-французски.
Одри взглянула на него с явной паникой.
— Мама просто заботится, — шепнул Перси. — Ничего страшного.
— Дальше что будет? Если вот сейчас….
— Да ничего не будет. — Он погладил жену по руке. — Ты не волнуйся. Она просто не знает пока, чем тебя кормить. Когда выяснит — и успокоится, — все будет как обычно. Ты, главное, не сопротивляйся.
— А это вообще возможно?
Появление Молли с рыбным пирогом не дало Перси ответить. Сопротивляться маме было, разумеется, невозможно — но он и не представлял, зачем бы.
— Мы ждем гостей? — спросил он, когда пирог занял центр стола, и Молли наконец-то села. — Или Гарри вернется раньше?
— Ну что ты, — сказала мама, улыбаясь. — Гарри… Ну ты же понимаешь.
Перси не понимал. Гарри ухаживал за Джинни — но как-то странно. На месте Гарри он бы точно не отправился с Роном и Гермионой в Оксфорд погостить. Он бы каждый день аппарировал в Хогсмид с цветами — хотя с Джинни было сложно, цветы ей не нравились… В общем, с чем-нибудь таким. Как он каждый день встречал Одри, когда они только начинали… как съязвил тогда Джордж, «принюхиваться».
Впрочем, аппарировать Гарри мог, конечно, и из Оксфорда, но это тоже было бы странно. Перси не понимал Гарри. Уехать в Берлин, пропустить набор в школу авроров, а ведь за него хлопотал сам министр! А теперь вернуться до срока — и даже не готовиться к поступлению на следующий поток. Так легкомысленно.
Так что Гарри, насколько понимал Перси, вполне мог вернуться раньше.
А вот те, кого всегда ждала мама, не придут на обед точно.
Он пометил в мысленном ежедневнике «стукнуть Джорджа по голове и притащить на обед». Да и Рона неплохо было бы. Стукнуть и притащить. Они с Гермионой вполне могли бы хоть раз в неделю обедать или ужинать в Норе, ничего с их независимостью не стряслось бы. И Флер могла бы — особенно сейчас, когда Билл в отъезде. Могла бы и вовсе временно переехать, ничего опять же страшного…
Да и папа вот тоже мог бы обедать дома. Хотя нет. Папа…
И тут отворилась дверь и явился папа. И не один.
— Это мой сотрудник, Стивен Бреннан. — Отец чувствовал себя явно неловко. Стоящий рядом с ним темноволосый дылда, возраста самого Перси или же чуть старше, и вовсе сверлил взглядом пол и не знал, куда деть руки.
Перси мысленно поморщился. Отец неисправим. Ведь только что, буквально только что, месяца не прошло, как его дорогие сотрудники собирались спихнуть «любимое начальство» — или ничего не делать, пока самоуверенная дрянь занимает его место, а он, как обычно, хлопочет о них и готов опекать неудачников.
— Произошел небольшой несчастный случай. Стивену нужно постоянное наблюдение…
Перси отметил, как напрягся этот Стивен, и мысленно хмыкнул. Мнения сотрудника об опеке папа предсказуемо не спросил. Как и их с мамой мнения. И правда, что ж тут такого?
— …Так что он некоторое время поживет у нас. Пока врачи не скажут, что наблюдение больше не нужно.
— Мне бы не хотелось вас стеснять, — прогудел дылда Стивен, все так же глядя в пол. И Перси вздохнул про себя. Худшего он сказать не мог.
— Ну что ты! — Мама, разумеется, всплеснула руками и подхватилась со стула. — Садись, дорогой. Садитесь, садитесь! Артур, ну в самом деле, ты мог бы и сказать заранее! Я сготовила так мало, а что если на всех не хватит?
Стивен, которого усадили рядом с Перси, на этой фразе наконец-то поднял голову, с растущим изумлением оглядел уставленный тарелками стол и покосился на Перси. Перси удержал лицо и промолчал. Да и что тут было говорить?
— Извините, — одними губами произнес дылда.
Перси едва заметно кивнул. Ну, хоть вежливый. И заботу начальства, похоже, не воспринимает как должное. Плюс ему.
Перси привык оценивать людей. Оценивать быстро — полезность, опасность, склочность. Влияние, настоящее и скрытое, представление самого человека о собственном месте и корреляция этого представления с реальностью. Еще до войны, еще в школе он вел таблицы в дневнике — но в министерстве это оказалось слишком опасным, и теперь он держал их в голове. И не без гордости думал, что представляет министерство лучше большинства там работающих: пустым местом в его мысленном каталоге оставался лишь Отдел тайн.
С первого взгляда Стивен походил на всех остальных сотрудников отца: все такой же не нашедший себя любитель артефактов без достаточного таланта. Движения скованные, взгляд без искры, без живости. Вкуснейший мамин пирог ест, вкуса явно не чувствуя — хотя вот это могло быть и последствием «небольшого несчастного случая». Что там случилось такого серьезного, что потребовалось наблюдение? Хотя, скорее всего, папа всего лишь, как обычно после войны, дул на воду.
У отца часто оседали люди не то чтобы бесталанные, но без огня и без призвания, которым и магглы-то были интересны постольку-поскольку. Почему бы и не магглы, если все равно чем заниматься? Похожие в этом на Рона — у того к магазину Джорджа было то же самое отношение. Но Рону повезло с Гермионой, и Перси все же надеялся, что ее пример всколыхнет братца. Ведь не дурак! Потенциал Рона Перси оценивал на полноценную восьмерку из десяти, вот только пользовался им братец едва ли на единицу…
И этот самый Стивен был явно той же самой породы. Отвечал на мамины вопросы односложно, интереса ни к кому не показывал, и на смущение списать можно было не всё.
— А что с вами случилось, Стивен? — спросила Одри после десяти минут вежливого разговора о погоде. — Если, конечно, это не секрет…
— Да глупость со мной случилась, — пробурчал Стивен. Но вилку отложил и перестал жевать. — Я, понимаете, откат словил. От маггловских часиков. Первичная диагностика ничего особого не показала, просто кто-то часы маггловские заклял, чтоб не отставали и самозаводились, хорошие такие часы, понимаете…
— Омега, — пояснил Артур. Перси поднял бровь, и папа, улыбнувшись, дополнил: — Дорогие часы, механические. И в обслуживании дорогие, так что наш заклинатель решил сэкономить… как мы тогда подумали.
— Я подумал, — поправил Стивен, и Перси начислил ему плюс в графу реалистичности представлений о мире. И честности. — И ошибся. Не то там было заклинание.
— Стивена сильно омолодило, — сказал Артур, когда стало понятно, что Стивен больше ничего не скажет. — Вернее, так казалось. Там какое-то очень сложное влияние, в Мунго два листа исписали диагнозом. Но все будет хорошо — только надо лекарства регулярно пить.
— Противные? — ласково улыбнулась Одри. Перси представил, как она вот так будет улыбаться их сыну, и на сердце потеплело. Как же ему повезло…
— Не то слово. — Стивен вздохнул. — Это просто новое определение слова «гадость». Я ж не дурак, правда, я все понимаю. Но это все по расписанию самостоятельно пить — я б лучше в палате Мунго еще полежал, честное слово. Чтоб насильно.
— Ничего, дорогой, — мама улыбнулась Стивену, и тот немного робко улыбнулся в ответ, — у нас лучше, чем в палате Мунго, а за приемом лекарств я прослежу не хуже.
Перси не выдержал и усмехнулся.
***
В министерство они с отцом переместились вдвоем.
— Я к тебе зайду, как обычно? — спросил Перси. Артур кивнул и даже не стал спорить. Ну наконец-то.
После раскрытого заговора против отца Перси заглядывал к нему регулярно, часа в четыре, незадолго до окончания рабочего дня. Нужно было демонстрировать единство семьи всеми способами, чтобы не думали, будто он пустит дело на самотек. Он не даст свалить отца, пусть не питают иллюзий.
Отец, как всегда, разбирал какие-то коробки с маггловским хламом в кладовой, и Перси поначалу даже не заметил, пришлось откашляться. Эх, папа, тебя даже война не изменила… Ну и хорошо. Конечно, хорошо.
— Отец, — сказал Перси, — а теперь объясни, что на самом деле происходит.
Артур почесал в затылке грязной рукой.
— То есть?
— Зачем ты на самом деле этого парня к нам приволок, и что с ним действительно приключилось?
— Заклинание с ним и приключилось.
— На часиках? — Перси вздернул бровь. — Пап, вы хорошую историю придумали, маме и Одри, конечно, хватит, но мне-то…
Артур вздохнул.
— Перси…
— Мальчик решил поиграть в аврора. Или в невыразимца?
Лицо отца похолодело так внезапно, что Перси опешил. Таким он отца никогда не видел.
— Перси, — сказал отец очень тихо, — если бы этот мальчик не вмешался — погибло бы очень много людей. Он принял удар на себя, совершенно сознательно, потому что на другое решение не было времени. И потому что он не считает себя настолько важным, чтобы угроза собственной жизни его останавливала. Если ты себе позволишь презрительные замечания…
Перси поднял ладонь. Надо же, ну надо же, у отца тоже есть «боевое лицо». И конечно же, защищать он кидается кого угодно — и конечно же, от бесчувственного Перси.
— Я потому и спрашиваю, — сказал Перси. — Чтоб ничего себе не позволить. Папа, я — секретарь министра. Ты действительно думаешь, что я дурак?
— Прости, — вздохнул отец. И показался Перси очень усталым. — Не думаю, конечно. Но ты можешь… припечатать.
— Могу. — Чего ж тут спорить. — Не меняй тему, папа.
— Артефакт был темномагический, — сказал папа, не глядя на него. — Замаскированный. Нас послали по ошибке, Стивен-то опознал, что это такое, но звать авроров времени не было.
— И все равно…
— Да, он все равно должен был их позвать. Но времени действительно не было. Он поступил совершенно правильно. У нас, Перси, работа бывает опасная, не такая, конечно, как у авроров, но все же… Матери только не говори.
— Я же не дурак, — повторил Перси. — У него там все действительно так серьезно, у Стивена?
— Куда серьезнее, — вздохнул Артур.
— Мама им займется.
— На это вся надежда.
— И от Одри немного отвлечется.
Артур подмигнул ему.
— На это и расчет.
— Какая интрига, отец! — Перси улыбнулся. — Ты делаешь успехи. Еще немного, и интриганы в министерстве будут у тебя учиться.
Отец усмехнулся нарочито горделиво, и они рассмеялись.
***
С работы Перси вернулся поздно — слишком многим пришлось писать в связи с дипломатическим кризисом в Берлине. С его точки зрения, подручных Селвина, убийц, никак нельзя было впускать назад в Англию, вот еще! Пытались убить невыразимца при исполнении — пускай терпят наказание. А то, что наказанием в Берлине им будет смертная казнь — после войны Перси начал ее одобрять. Если бы всех Пожирателей после первой войны казнили… (То Фред был бы жив.)
Конечно, только после суда. Доказательно. Хотя при старом-то Визенгамоте… Да и новый пока не намного лучше, если уж честно. Члены его на консультациях требовали экстрадиции «мальчиков» из Берлина, и профессионал в Перси боролся с Перси, прошедшим войну, постепенно сдавая позиции. Всего лишь немного… даже не ошибиться. Его ведь даже не прижмут за чуть менее выхолощенные формулировки, тем более что министр Кингсли наверняка разделял его мнение. Но даже намека не сделал на желаемый результат. А без намека…
Или же со стороны министра это — проверка профессионализма Перси? Или — его верности справедливости? Или — верности законам?..
Ужин Перси пропустил, но на столе в кухне его ждали жаркое и пирог под чарами неостывания. А еще за столом сидел Стивен.
И мама поила его из ложки чем-то темным и дурно пахнущим.
Стивен морщился, стонал в голос, но глотал. Зажмурившись.
Перси отступил в коридор. Потер лоб. Через несколько минут дверь отворилась, из кухни вышла мама с темной бутылью в руке и ложкой, зажатой будто нож.
Улыбнулась Перси, а он только вздохнул.
— Мам, — сказал тихо, — ну зачем так-то. Ему же не пять лет!
— Всем иногда хочется, чтобы иногда им было пять лет, — ответила мама.
— Вот уж нет! — шепотом возмутился Перси. — Не мне.
И не министру. Например.
Молли взлохматила ему волосы, Перси удержал стон. Маму не переделать. Но как же надоело вечно быть для нее маленьким мальчиком!
— Ты не понимаешь, — сказала она, — да и хорошо, что не понимаешь… Иди поешь, дорогой, на тебе лица нет. Может, возьмешь отпуск?
— Мам, какой отпуск! Пока с Берлином не разберемся, никаких отпусков, что ты. У меня слишком ответственная работа!
— Конечно. Но ты все-таки подумай. Одри полезно, чтобы ты был рядом. Для спокойствия.
— Мам!
Молли негромко рассмеялась и прошла к лестнице. Перси пригладил волосы, вошел на кухню. И чуть было не остановился.
Стивен смотрел на него в упор. Взгляд у добродушного парня Стивена был — как яд василиска.
— Добрый вечер, — произнес Перси «формальным» тоном. И Стивен прикрыл глаза. Дернул углом рта — его лицо будто рябью пошло, на мгновение показавшись совсем чужим.
— Добрый, — ответил он после паузы.
Перси сел за стол. Придвинул к себе пирог. Непростой парень Стивен — и таблицу на него хорошо бы пересмотреть. Только информации маловато. «Сильно омолодило», вспомнил он. Похоже — верно. Сильно. Лет, наверное, на десять. А то и побольше.
Стивен кивнул ему, встал. И вышел из кухни. Держа спину очень прямо.
Да, решил Перси. Определенно, таблицу следует пересмотреть.
***
Дневник Аспида
11.01.1999
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua…
12.01.1999
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua…
13.01.1999
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua…
14.01.1999
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua…
15.01.1999
Нет, все же копировать латинскую тарабарщину по памяти нестерпимо. Какой смысл в написании слов в дневнике каждый день, хотелось бы мне знать. «Основной компонент лечения», в самом деле. Они рассчитывали, будто я начну записывать сюда мои сны? Все же Фрейд не прошел бесследно для германского целительства. Прискорбно. Однако копировать «Lorem» было каким-то подростковым бунтом, тем более глупым, что этот дневник никто не читает. И не прочтет, уж я позабочусь. Впрочем, воспользуемся принуждением для повышения квалификации. Или хотя бы остановим деградацию. Буду записывать заметки по алхимии. Уж что вспомню. Проклятое зелье. Хм. С него и начнем…
16.01.1999
Никогда, право, не думал, что буду радоваться прибытию Поттера в ближайшее свое окружение. Но эта забота — невыносима. Поттер хотя бы знает.
Чудовищно.
***
17.01.1999
Гарри Поттер соизволил явиться в Нору к воскресному обеду. Перси вышел его встречать — и, глядя как его обнимает Молли, давил в себе раздражение. Так ведь и не додумался, Золотой мальчик, что его здесь ждали. Так ни разу на обед и не выбрался. Тоже мне — герой.
Поздоровался холодно, но Гарри, кажется, даже и не заметил. Заметила Одри и чуть качнула головой. Перси улыбнулся ей, пожал плечами. Ну вот да. Увы. Какой есть.
Она притянула его к себе и поцеловала в щеку. Хороший, смеялись ее глаза. Какой ни есть, ты хорош для меня.
Ну и что еще нормальному человеку нужно, в самом-то деле?
За обедом Гарри вежливо поздоровался со Стивеном, умял пирог и в лицах рассказывал об Оксфорде — развлекаться в университете, похоже, умели, если только Золотой мальчик не привирал процентов на семьдесят, чтобы развеселить Молли. Если привирал — это делало ему честь.
Когда Перси встал, чтоб помочь маме убрать со стола — потому что иначе непременно бы подхватилась Одри с ее вечным «как же, это блюдо нельзя поднимать магией, будет же остаточное воздействие!» — то краем глаза заметил странное. Мелкое, непонятное, неправильное. И только потом — уже в ванной, за чисткой зубов понял, что же именно.
Гарри Поттер смотрел на Стивена не как смотрят на совершенно незнакомого человека, только что ему представленного. А как… как он сам наверное смотрел на Джорджа, во времена его редких визитов в Нору. Со тщательно скрываемыми радостью и беспокойством.
И что это значит?
Собственное отражение в зеркале нарисовало себе усы зубной пастой и ухмыльнулось. Перси погрозил стеклу зубной щеткой, будто палочкой, отражение присело, округлив глаза якобы в ужасе.
Зеркало заклинал Фред. Перси все обещал найти, как это заклятие снять, а в результате сам же его и обновил, когда оно слетело в конце прошлого лета. Много что слетело тем летом…
Гарри знает Стивена. И самая логичная гипотеза — либо папа рассказал, либо… Либо Гарри присутствовал при том «несчастном случае». И беспокоился, разумеется. Логично.
Перси не понимал пока, где они умудрились встретиться: сразу после Берлина Гарри уехал в Оксфорд, а оттуда про инциденты ничего министру не поступало… Но, в конце концов, не все же проходит через Перси. Аврорат пишет министру напрямую, так что, возможно…
Нужно написать Рону. Брат никогда не умел хорошо скрывать информацию.
***
Дневник Аспида
17.01.1999
Поттер по-прежнему бесцеремонен и совершенно ничего не знает о конспирации. Если меня еще не раскрыли — так лишь потому, что Уизли ненаблюдательны. Кроме, возможно, Персиваля.
Если объективно, раскрытие грозит мне только усилением заботы дорогой Молли. И потому с Персивалем следует договориться. Когда спина наконец совсем заживет, я спасусь отсюда бегством и неделю буду гробить здоровье в фастфудах Лондона.
18.01.1999
Как минимум неделю.
***
19.01.1999
На кухне разговаривали вполголоса, и Перси, спустившийся перед сном за молоком для Одри, задержал шаг. Он совершенно не собирался подслушивать, вот еще. Но он узнал Стивена и Гарри, и тон их беседы определенно не подходил беседе незнакомцев.
Нужно же разобраться.
— Ну так когда? — Это Гарри.
— Какая разница? — Стивен говорил жестче, чем привык слышать Перси. — И без меня напишут.
— Вот еще! Это несправедливо!
— Кричи громче.
— Несправедливо, — повторил Гарри тише. — Открытие сделал ты, статью писать тебе.
— С этим есть небольшие трудности. И если ты их не видишь, нужно сменить очки.
— Да ну. Это совершенно точно можно разрулить.
— Можно.
— Ну вот…
— Если предоставить высоким рецензентам мое досье. Всё мое досье.
Гарри промолчал.
— Так ты собираешься в доблестные авроры, или нет? — спросил Стивен бодро. И Перси решил, что это хороший момент, чтобы наконец войти.
Гарри, сидевший за обеденным столом, повернулся к нему с кружкой в ладонях. Стивен у плиты что-то помешивал в малом котле — и даже не вздрогнул от хлопнувшей двери. Над котлом поднимался… сиреневый дымок?
— Это страшный и ужасный яд, — сказал Стивен. У него глаза на затылке?
Гарри фыркнул.
— Это чернила.
Перси открыл было рот, но тут же решил, что варка чернил — совершенно личное дело, в которое лезть ему никак не нужно.
Подошел к шкафу, достал любимую чашку Одри — куст сирени на ней наконец-то распустился, Одри порадуется. Заозирался, ища кувшин молока, которого не было на своем месте у окна, рядом с вазочкой, и нашел на нижней полке шкафа «для запасов». Наверняка Стивен переставил, когда ингредиенты на столе раскладывал.
— Прекрасно, — сказал Перси, наливая молоко сквозь разогревающие чары — так получалось равномернее и вкуснее. — Я случайно услышал ваш последний вопрос, Стивен. И должен сказать, что ответ меня тоже интересует. Ты не собираешься стать аврором, Гарри?
Никакого осуждения, Перси, никакого. Нейтральный вопрос.
Гарри вздохнул.
— Да не знаю я. Набор вообще только в июне, куда торопиться-то?
— К поступлению нужно готовиться ответственно и заранее, — сказал Перси твердо.
— Совершенно согласен, — закивал Стивен, а Гарри за спиной застонал.
— Тебе, Стивен, просто скучно. И ты хочешь посмотреть, как я прыгаю.
— Разумеется, — ответил Стивен.
— Это для твоего же блага, Гарри, — произнес Перси. Убрал кувшин на правильное место и уже почти у самой двери кухни спросил:
— И где вы успели познакомиться?
— А с чего?.. — начал было Гарри, но Стивен прервал его.
— В Оксфорде, конечно, — ответил он. — Где же еще?
Действительно, где же еще.
Перси посмотрел, как кивает Гарри, и точно уверился, что вот сейчас ему нагло соврали. Ну да ничего, он все узнает. И раз уж Рон заделался хранителем секретов и не отвечает на письма, то ему есть кого спросить.
Тоже мне, тайн развели.
***
20.01.1999
К отцу Перси вырвался позже обычного. Переписка с Берлином приобрела характер дипломатической ругани, и он задержался, формулируя отчет министру.
Он все же немного повысил тон. Совсем немного. С другой стороны отреагировали ожидаемо резко — и подняли требования для успешной экстрадиции. Перси составил отчет — честно отметив собственную ошибку в переписке, — принес министру и замер у стола, пока тот читал.
С отчетами по Берлину министр знакомился немедленно и в его присутствии. Дело было на личном контроле министра — но фактически вел его именно Перси. И Перси все еще не понимал причин подобного доверия. Гордился — но не понимал. Его некуда было повышать: он занимал высшую должность на своем уровне, для прыжка дальше не было места — и еще долго не будет. Да и не потянет он уровень руководителя отдела. Руководителя секретарского пула — да, хоть сейчас. Собственно, он это делал и так, только от случая к случаю. Но министр давал ему задачи выше уровня его официальной компетенции, а с Берлинским делом — куда как серьезнее. Зачем?
К чему дразнить заведомо амбициозного карьериста, каким Перси знало все министерство?
Проверка? Но в случае ошибки не слишком ли высока будет цена?
Кингсли перевернул последний лист, подумал, постукивая пальцами по столу.
— Очень хорошо, — сказал он наконец. — Продолжайте.
— Продолжать? — переспросил Перси. Сердце провалилось куда-то в пятки.
Кингсли улыбнулся ему.
— Разумеется, из-за вашей… спешки, Персиваль, вам будет немного сложнее, но я уверен, что вы справитесь.
Перси едва удержал лицо. Министр передал ему в руки жизни двух человек. Мерзавцев, несомненно. Но — жизни. От того, как он поведет переписку дальше, будет зависеть, увидят ли они весну — или нет.
А ведь он все еще надеялся, идя сюда, что министр отстранит его от Берлинского дела. Возможно, выгонит с позором за ошибку в переписке. За неверную интерпретацию намерений. Но интерпретация министра устраивала… Или?
Кингсли смотрел на него твердо, спокойно, ожидая — чего?
— Приложу все усилия, — произнес Перси.
— Я в вас не сомневаюсь, — сказал министр.
Оказавшись за дверью, Перси потер лицо руками. Мерлин. Министр поддержит любое его решение. Вот тебе власть без последствий, Перси Уизли, ты же, кажется, мечтал о ней после войны. И что ты будешь делать?
К отцу он пошел немедленно после министра. Как было бы хорошо попросить у него совета! Но отец не поймет его проблемы. Артур — слишком мягкий человек, он ничего не посоветует, а только придет в ужас, даже если бы и было возможно ему рассказать…
Да и что рассказать? «Знаешь, папа, министр дал мне право решать, стоит ли экстрадировать бывших Пожирателей, которые почти убили нашего агента в Берлине с помощью темномагического ритуала. Да, это было именно там, где отдыхал Гарри. И если я решу так, как хочу, их казнят. А если я побоюсь — не смогу — то они выйдут гулять, потому что наш Визенгамот — все еще продажная помойка. И…»
Мерлин. Министр рассчитывает на то, что Перси сдаст назад. При этом имидж самого министра не пострадает — репутация Перси тем более, чему уж тут страдать, — а Визенгамот покажет себя во всей красе, и провести его реформу будет куда проще.
…А если Перси решит иначе, то министр станет «сильной рукой», Визенгамот возмутится — и в этом случае реформу протащить сквозь общественное мнение будет не сложнее. Казнь Пожирателей это самое мнение одобрит полностью.
Англия и министр выиграют, как бы ни повернулось дело. Идеальная ситуация, Перси, что же ты так дергаешься?
— Что-то случилось? — спросил Артур сразу же, как только Перси закрыл за собой дверь его кабинета.
Перси покачал головой.
— Да так…
— Работа? — Артур понимающе улыбнулся, и у Перси заныло в груди.
— Я получил что хотел, — выпалил он неожиданно для себя.
— Это всегда оборачивается проблемами. — Артур фыркнул. — Но ты справишься.
Интересно, о чем именно подумал отец. О том, что Перси наконец-то допустили переписывать какое-то постановление? Мелкий клерк и подхалим Перси Уизли, непонятно как затесавшийся в семью героев войны…
— Что бы ты сейчас ни думал, — от голоса отца Перси вздрогнул, — прекращай немедленно. Понял меня?
Перси улыбнулся. Кивнул.
— Ну вот и отлично, — сказал Артур. — Давай-ка лучше чаю выпьем.
Он вытащил из стола неизменный маггловский чайник с обрезанным проводом, наполнил его водой. Щелкнул тумблером.
И исчез.

***
Первые минуты Перси вел себя безобразно. Он смотрел на опустевший стул, сердце колотилось бешено, голова кружилась — и не мог двинуться.
Ему казалось, он спит. Сейчас моргнет — и реальность станет обычной. Вернется наконец, куда следует. Сейчас. Вот сейчас…
Потом он наконец моргнул. Сглотнул. И послал патронуса в аврорат. И второго — министру.
И остался на месте, ждать.
Чрезвычайная ситуация. Возможное вражеское проникновение на территорию министерства.
Руки чесались схватить палочку, кинуть диагностику на комнату, на чайник. Он не двигался. Только считал «и раз, и два… и — минута, и раз…»
Не думать, не думать ничего. Пока ничего не известно. Паника не поможет папе. Паника не поможет никому.
Не думать о лице мамы. Не думать совсем вообще. Считай дыхание, Перси. Ты мог быть частью заклинания. Наверняка и был. Папа пил чай постоянно. Всегда из этого чайника.
Ты приходил в одно и то же время, тебя наверняка заметили. Кто мог создать такое заклятие? Условный портал на присутствие его магии в зоне доступа?
В министерстве предатель, это очевидно. В отделе отца?..
…Насколько было бы проще, если бы он не постарался, чтобы о его визитах знало как можно больше народу. Заботливый сын Перси Уизли…
Прекрати об этом думать, Перси. Это неконструктивно. Думай о другом. Кто мог?
И зачем, Мерлин? Зачем?..
Спустя две минуты в дверь вломилась группа быстрого реагирования аврората, с самим Диксоном во главе. Следом — три человека с незапоминающимися лицами, в черных мантиях. Диксон немедленно набычился.
— Вы что тут забыли?
— Это наша юрисдикция, — прошелестел один из незаметных.
— Да вы чего себе позволяете?!
Перси удержал себя в руках. Не встал. Не начал орать. Ярость могла привести к стихийному выплеску и смазать картину.
Тут вошел министр, и под его взглядом и авроры, и невыразимцы замолчали и вытянулись.
— Ведет следствие аврорат, — отчеканил министр. — Сотрудники Отдела тайн участвуют в качестве консультантов. Я выступаю как главное контролирующее лицо. Дело на моем личном контроле, все отчеты и выводы мне на стол немедленно. Всем ясно?
Все поклонились.
— Прекрасно. Работайте.
Кингсли посмотрел на Перси прямо, Перси глубоко вздохнул. Нужно было попросить об отпуске. Он должен быть дома. Не формулировалось…
— Персиваль. Как только с вами здесь закончат, аппарируйте домой. У вас бессрочный отпуск по семейным обстоятельствам. Никакого геройства, вы меня поняли?
— Да, министр, — выдавил из себя Перси. — Спасибо.
— И удержите мистеров Поттера и Бреннана от героизма до вечера.
— Да, министр.
— Прекрасно, — произнес министр. Хмуро оглядел авроров и невыразимцев. — Не подведите меня.
Как только он вышел и дверь закрылась, авроры и невыразимцы посмотрели друг на друга. Невыразимец постарше вздохнул и протянул руку Диксону.
— Джон. Специализация по проникновению. Со мной Джаред — порталы и Джек — диагностика. Располагайте нами.
Диксон пожал ему руку.
— Один из ваших, один из наших пусть чайник посмотрят. Мы допросим свидетеля, потом вы. И вместе — кабинет. Как вам расклад?
«Джон» кивнул.
— Давайте работать.
***
Отпустили Перси спустя час подробнейшего допроса. Он дошел до министерского атриума, старательно не думая о том, что увидит дома, это всегда мешает правильной реакции. Но слишком четко помнился Хогвартс после боя. Суета матери, попытки помочь, позаботиться, всех устроить — и ее пустое лицо, и в глазах — провал в никуда.
Лучше думай о поручении министра, Перси. Как удержать Гарри от героизма? Достаточно невозможная задача, чтобы отвлечься, чтобы не крутились по кругу вопросы: как сказать, что. Как не дать увидеть собственный страх.
Отец жив. Жив. И часы на кухне это обязательно покажут. Ведь правда?
Он задавил плеснувший было ужас «а если нет?», подошел к камину, как делал всегда, подумал, что вот от каминной сети Нору наверняка отрубили первым делом, вышел из министерства и аппарировал домой. К калитке.
Чары оборачивали дом в четыре слоя, аж в глазах рябило, и пока Перси шел к крыльцу, его ощупали и, кажется, даже забрались в мысли: зачесалось в лбу и в затылке, и голову повело. Высшая защита, кто-то усилил их обычную… Или он просто забыл, какая она была?
Он очень боялся открывать дверь. Но встретило его тихое спокойствие, только в кухне негромко говорили. Перси выдохнул, прошел туда.
У плиты спиной к двери стоял Стивен, мешал в котле нечто с кислым запахом. Гарри, сгорбившись над столом, возил пестиком в ступке, налегая, похоже, всем телом.
— Мельче, мельче. Тебя плохо кормят и ты обессилел, Поттер?
«Поттер?», — куснуло удивление. И пропало.
За столом сидела мама. Быстро черкала на листах. Часы на стене показывали «Смертельная опасность». На Артура.
Перси упал на стул напротив мамы. С силой потер лицо.
Жив, жив. Папа жив.
Стивен никак не отреагировал на его появление. Гарри же обернулся через плечо, кивнул.
— Поттер, не отвлекайся, — рявкнул Стивен, и Гарри застучал пестиком усерднее.
Мама подняла голову.
— Перси, — сказала она, — Кингсли связывался с нами. Расскажи, что именно ты видел, и мы пойдем вызволять Артура.
В ее лице не было пустоты и отчаяния. Там было выражение, которое Перси даже не смог опознать сразу. Настолько не ожидал.
— Одри ничего пока не знает, ты ей пока не говори.
Перси молча кивнул на часы. Мама тряхнула головой.
— Она не увидит стрелку Артура, я ее спрятала.
— А… так разве можно? — Перси не знал, что спросить. И как. Он ожидал совсем не этого. Совсем не ярости, не гнева, не стали в знакомом до каждой морщины добром мамином лице.
— Это мой артефакт, — сказала мама. — Конечно, можно. Теперь нужно немножко усовершенствовать идею, и мы узнаем место, где Артура держат. И вытащим его оттуда.
Перси потер лоб. Ну конечно. Ну как же иначе…
Хорошо, что мама хочет действия, конечно хорошо. Замечательно просто. Но это же чистое безумие. «Усовершенствовать идею»! Часы же древний артефакт, семейный, старый…
— Министр просил его подождать.
…Или нет?
— Ну конечно, мы его подождем, дорогой, — сказала мама. — Даже я не сделаю указатель за полчаса. Провожусь до ужина, я думаю.
«Даже я»? Даже?
— Глупо не получить всю информацию, какую можно получить, — сказал Стивен от котла. — Кстати об информации. Расскажите нам, Персиваль, все, что вспомните.
— Сначала, — сказал Перси, — я хочу знать, что именно вы варите.
— Зерцало судьбы, — последовал ответ. — Идиотское, на самом деле, название…
Перси уставился в костлявую, прямую спину Стивена и сглотнул. Зелье высшей опасности. На кухне? В котле для варки пятновыводителей и заживляющего?
— Да не волнуйтесь, я знаю, что делаю.
— Учитывая то, как вы сюда попали, это не внушает мне доверия.
Стивен хмыкнул.
— Вы их сначала узнайте, Персиваль, а потом делайте выводы. Один источник — это всегда ненадежно. Один источник может искажать информацию для своих целей.
Намек был более чем ясен. Но папа не стал бы врать. И недоговаривать. Или… стал бы? Но зачем?
— Кинсли все объяснит, — сказал Гарри. Предъявил работу Стивену, тот кивнул. Гарри, отложив пестик, повернулся к Перси и налил себе стакан воды. — Так было надо, ты не обижайся.
— Вы не в Оксфорде познакомились, — очень вовремя осенило Перси. — Вы познакомились в Берлине.
Гарри улыбнулся.
— Ну да. Но это долгая история и не очень сейчас важная.
Гарри казался расслабленным — но Перси видел, как он стоит. Гарри был готов немедленно кинуться в бой. Спокойная уверенная готовность ко всему.
— Хорошо, — сказал Перси. — Я сейчас все расскажу.
И рассказал.
***
Кингсли пришел к ужину. Мама — на первый взгляд такая же, как обычно, — усадила его, усадила их всех, заняла Одри какой-то болтовней…
Перси едва удерживался от того, чтобы не смотреть на часы каждую минуту. Положение стрелки отца не менялось. Но каждый раз, как он отрывал от циферблата взгляд, его окатывало ужасом — что, если вот сейчас она просто пропадет? И все увидят, а он…
«Ты все равно ничего не изменишь», — говорил себе Перси. И смотрел в тарелку. И смотрел на Одри, на маму, на Гарри и Стивена, которые казались совсем спокойными, в то время как его самого так внутри скрутило страхом, что это, несомненно, было заметно…
— Все в порядке? — тихо спросила его Одри. Перси вздрогнул. Улыбнулся ей наверняка жалкой улыбкой.
— Да, конечно. Не волнуйся.
Одри нахмурилась.
И тут Кингсли сказал:
— Не беспокойтесь, Одри, это я виноват. Перси готовит мне важный доклад.
— Так это поэтому он сегодня работал дома? Как мне вас отблагодарить?
Одри улыбалась, и в эту минуту Перси был готов сделать для министра все что угодно.
— Ты слишком много работаешь, — шепнула она. Перси тряхнул головой, изобразил возмущение. Одри тихо фыркнула и подложила ему еще салата.
Полчаса спустя пытка кончилась. Одри поцеловала его в нос и поднялась наверх — она всегда дремала после ужина.
Как только заскрипела лестница, все будто встряхнулись — и нормальность распалась. Мама подняла палочку, и защита от прослушивания обернулась вокруг кухни. Невербальное заклинание высшего уровня. Перси потер висок.
— Давайте начнем, — сказал Кингсли. — Времени у нас не так много.
— Полчаса, — сказала мама. Бросила взгляд на полку шкафа, на умывающуюся рыжую кошку-таймер. Кошка спала кверху лапами, выставив белое пузо.
Какая странная точность. Почему полчаса?..
— Давайте, — сказал Перси и уставился на Стивена в упор. — Кто вы такой, и что тут вообще происходит?
Стивен переглянулся с Кингсли, тот пожал плечами и сделал приглашающий жест.
— Я — агент Аспид, — сказал Стивен. — Отдел тайн. Выполнял в Берлине миссию под прикрытием, по заданию здесь присутствующего министра. Там, собственно, имел неудовольствие пересечься с Поттером.
И Гарри, и министр явно ждали чего-то еще, но Стивен замолчал. И на взгляд Гарри только поднял бровь.
— Я — Гарри Поттер. — Гарри пожал плечами. — Поехал в Берлин развлечься, влип в операцию внешней разведки… Но ничего не испортил.
Стивен на это фыркнул, а Гарри ухмыльнулся.
— Аспид пострадал во время задания, — сказал Кингсли. — И когда мы смогли его экстрадировать, Артур решил, что будет правильным обеспечить ему наилучшее лечение. Как его непосредственный начальник.
— Что? — Перси моргнул. — Но вы же только что сказали, что он… что Стивен относится к Отделу тайн?..
Кингсли кивнул.
— Вы издеваетесь? — Перси перевел взгляд с него на Гарри, на Аспида… На маму, стоящую спиной к плите.
Мама улыбнулась ему.
— Я — Молли Уизли, — сказала она. — Артефактолог Отдела тайн в отставке.
— Ты никогда не говорила!
— Мы не можем разглашать подобное даже дома. Кроме исключительных случаев, как сейчас. Клятвы отдела бессрочны, дорогой. Артур даже мне не рассказал, когда его повысили до начальника отдела, но я, конечно, поняла… — Она сглотнула. — И теперь, когда мы наконец-то знаем, с кем работаем, Кингсли, прошу тебя…
— Да, конечно. — Министр вздохнул. — Но мне нечем вас порадовать.
— Погодите, — сказал Гарри. — Давайте все же подождем немного, они сейчас…
Тут полыхнул камин, — Перси подпрыгнул, нашаривая палочку,— и из пламени вывалились Рон и чихающая Гермиона.
— Извинитезаопоздание, — Рон помог Гермионе встать. — Ее в универе закрутили.
— Камин же закрыт, — не сдержал удивления Перси. — Или нет?
— Я открыла для них, — сказала мама. — По паролю.
Перси моргнул. Артефактолог, подумал он. Артефактолог Отдела тайн. Это значит, что мама вот так может справиться — ну, с чем угодно?..
Рон отодвинул Гермионе стул, брякнулся рядом и выдал:
— Ну, кого атакуем?
— Вы нашли, кто? — одновременно с ним спросила Гермиона и чихнула в сложенные ладони. — Простите, я золу вдохнула на нашей стороне.
— Неизвестно, — произнес министр. — Мы нашли — как. Но это мало что прояснило. Портал, активация по включению тумблера в присутствии Персиваля.
— Как и ожидалось, — сказал Аспид. — И какой принцип детекции магии?
— Ничего физического, — проговорила мама задумчиво, — Артур бы заметил.
Кингсли достал из кармана папку, увеличил и протянул маме лист. «Стивен»-Аспид немедленно встал и сунул туда нос.
— Хм!
— И действительно. — Мама хмуро смотрела на лист в руках. — Что-то мне это напоминает…
— Напоминает? — Аспид коротко рассмеялся. — Да если это в физическую форму перевести, с привязкой, знаете, что будет?
— Хм. Ну, не совсем.
— Не совсем. Но как похоже-то!
Перси смотрел на них, чувствуя недоумение и раздражение. Как он не любил ничего не понимать!
— Эй, — произнес Рон, — может, поделитесь информацией? У меня ж рядом эксперт сидит по замороченной невербалке.
— Рон! — Гермиона покраснела. — Перестань, это неправда. Я вообще только учусь. И уж рядом с миссис Уизли…
Перси нахмурился.
— Вы знали?
— Что мама была в отделе? — уточнил Рон. — Ну да.
Но прежде чем у Перси оформилась теория о том, как вся семья дезинформировала его и Одри, Гермиона вздохнула и покачала головой.
— Боже, Рон, ну думай же, как тебя поймут. После возвращения Гарри из Берлина нам пришлось принести усеченные клятвы отдела, вот и все. Так получилось.
— Они тоже влезли в операцию внешней разведки, — пояснил Кингсли. — И я решил, что разрушений будет куда меньше, если дать им всем ограниченный доступ.
— Чего мы не видали в том отделе. — Рон ухмыльнулся. — Ну так покажете?
Вместо ответа мама провела палочкой над листом — и над столом повис спутанный клубок разноцветных нитей. Гермиона выдохнула и подалась вперед. И, к изумлению Перси, Гарри тоже наклонился к клубку и прищурился.
— Ничего себе, — пробормотал он. — Это чего, Герберт-Улисс? Или у меня в глазах рябит? Пересобранная невербалка портала?
— Неплохо, Поттер, — сказал Аспид. — Оно и есть. И обратите внимание на фиолетовую линию. Детекция.
— Это чье такое?..
— Ой, — Гермиона вздрогнула. — Это ж… Это то, что я думаю?
— Вы озвучьте, что вы думаете, для начала, мисс Грейнджер.
— Эй, вы полегче. — Рон нахмурился. Аспид молча поднял в воздух ладони. Выглядело это почему-то совсем не мирно.
— Мальчики, — укоризненно сказала мама, и «мальчики» немедленно сдулись. — Ты совершенно права, милая. Это действительно взято… оттуда.
— Оттуда? — переспросил Гарри. Переглянулся с Роном. Посмотрел на Перси — и было неприятно осознавать, что понимаешь не больше — а, пожалуй, и меньше…
— Это часть Темной метки, — сказала Гермиона. — Я немножко разбиралась в ее структуре…
Перси решил не задавать напрашивающегося вопроса и не спросил «зачем». Разбиралась — значит так нужно. Вон, и Рон смотрит с умиленной гордостью… Как же Рон вырос, вдруг ударило Перси. А он и не заметил.
— То есть это Пожиратели? — спросил он.
А не мог ли тот, кто это сделал, быть связанным с теми — в Берлине? Хотя нет, не складывалось…
— Не обязательно. — Аспид вернулся за стол, сел напротив Перси и выпил воды — полную чашку залпом. — Слишком уж творчески переработаны чары, тут нужен несколько иной склад ума.
— Взрослый маг, — сказала мама, хмурясь на лист с заклятием. — Скорее даже моего возраста, исследователь… В отделе таких немало.
— Или это кто-то с континента, которому заказали схему. — Аспид пожал плечами. —Исполнитель, вполне вероятно, совсем другой человек. Магическую подпись прочли?
— А вот тут начинается самое интересное, — сказал Кингсли. — Ее там нет.
То есть? Заклятие что, «самоналожилось»?
— И какое объяснение дает отдел? — Мама даже опустила листок.
— «Ищите артефакт», — ответил Кингсли. — Но я вас попрошу, Молли, сделать мне вторичную экспертизу.
— Да, разумеется… — Мама нахмурилась. — Но это не похоже на артефакт… Такая сложная структура, наложенная одномоментно… Не представляю, как сделать в этом случае незаметную активацию.
— А если к Артуру кто-то зашел, когда его не было? — спросил Гарри. — Ну зашел, принес чего, вроде как алиби, и поставил эту штуку. И никто не увидел.
Перси мысленно фыркнул. Министерство — это даже не Хогвартс. Министерство устроено совсем иначе.
— Детекторы магического воздействия есть в каждом кабинете, — сказал он. — Мы бы иначе не вылезали из Паутины Подчинения. Например.
— А снять их можно? — Рон прищурился.
Перси чуть улыбнулся.
— На это тоже есть детекторы. И ведь их не сняли?
— Не сняли, — подтвердил Кингсли. — Все чисто.
— И всех, кто к папе заходил, наверняка уже проверили.— Рон не спрашивал, а констатировал.
Кингсли кивнул
— Никого необычного. Все приходили по делу, почти все видели чайник, некоторые даже чай пили…
— Веритасерум! — выпалил Гарри. — Вы проверяли?..
— Ну в самом деле, Поттер. — Аспид поморщился.
— Что, это нелегально?
— Нет. Очевидно. Но он отсеет слишком мало подозреваемых. Клятва, например, отдела защищает от его действия, иначе бы работать было невозможно, и у огромного количества министерских работников привитая аллергия. Была такая милая традиция в некоторых чистокровных семьях…
— Вот гады склизкие, — сказал Рон в пространство. Гермиона пихнула его локтем в бок.
— Чего? Я это фигурально!
— Но Гарри прав, — вдруг сказала Гермиона. — Его ведь могли не сразу. Это заклинание. В министерстве же постоянно колдуют, наверняка есть способ, ведь верно?
Что?
— Мисс Грейнджер, — вкрадчиво произнес Аспид, и Гермиона, вздрогнув, уставилась на него. — Представьте себе, что перед вами сидят полные идиоты, вроде первокурсников Хогвартса. И объясните им вашу несомненно гениальную мысль.
— Вот как он так говорит вроде комплименты, что хочется врезать, а? — пробормотал Рон себе под нос, но Аспид услышал и ухмыльнулся:
— Большая и неустанная практика, мистер Уизли.
И ведь эту интонацию Перси точно где-то слышал, но никак не мог вспомнить — где…
— Я подумала, — медленно и с долей опаски произнесла Гермиона, — что ваша министерская защита наверняка не активируется от всего вообще. В министерстве же постоянно колдуют, даже чтобы свет зажечь. Да и на бытовых предметах постоянно надо заклятия обновлять, на тех же перьях, или чайнике — там же было собственное заклятие, иначе бы он не работал совсем. Ну и наверняка там какая-то умная система определяет, что вот это разрешено, а это — нет, невозможно же туда вписать весь список известных заклятий, их же тысячи!
— Но портал защита наверняка бы засекла, — сказал Перси. — Как бы она ни была сделана. Портал без санкции владельца кабинета — однозначная опасность.
— Да, именно! — просияла Гермиона. — Так ведь проще, правда?
Перси моргнул. Он, кажется, пропустил середину аргумента. Судя по суровому виду министра — не он один.
— Мисс Грейнджер… — прошелестел Аспид. Перси даже вздрогнул.
— Но вы разве не поняли? — Гермиона посмотрела удивленно.
— Я — да, — ответил Аспид. — И, наверняка, Молли…
Мама улыбалась Гермионе. С гордостью и одобрением.
— …Но вы все же объясните так, чтобы поняли все.
— И чтоб не пришлось объяснять нам, — пробормотал Рон еще тише, чем раньше.
— Вот именно, мистер Уизли.
— Портал был последним, — сказала Гермиона. — И его поставил Артур. Сам. Ну вот когда чайник включил. Поэтому портал ничего не засекло и ничего не активировалось. А до этого его не было, но все его части были — ну вот как если бы вы на столе строили из книг башню, книгу на книгу, да? А потом бы она обвалилась прям на голову тому, кто стол чуть подвинул. Пока стол не подвинули, башня никому не мешала, а обвала — в финальной форме — и вовсе не существовало…
— И эту башню могли строить долго, — медленно произнес министр.
— Ну да! Ну, не очень долго, — поправилась Гермиона, — мистер Уизли бы наверняка понял, если бы слишком долго. Но не обязательно вчера. И не обязательно в его присутствии, конечно. Хотя в его отсутствие защита могла быть совсем другая, это тоже вероятно…
— К нему ходило полминистерства, — пробормотал Перси. — Это же невозможно…
— Меня другое интересует. — Рон смотрел хмуро. — Это все складно очень, с этой башней. Но Перси наш этому строителю был зачем? Если б Перси там не было, папу хватились бы куда позже. Он отвлекал внимание папы от чайника?
— Возможно, — произнес Аспид. — Так же вероятно, что ему нужно было, чтобы Артура хватились как можно быстрее.
— Странное какое-то похищение.
— Странное.
Пискнула кошка-таймер на полке. Она уже проснулась и сидела столбиком.
— Но ему это не поможет, — решительно сказала мама. — Зеркало как раз настоялось, пора. Стивен, дорогой…
— Конечно.
Аспид повел рукой, и все, стоявшее на столе, раздвинулось в стороны, освобождая середину. Следующим пассом на столешнице возник защитный круг. Темно-красный.
Рон вздрогнул, Гермиона нахмурилась. А Гарри наклонился ближе, прищурился.
— А… Э… Это ж варенье, нет?
— Варенье? — Возглас у Гермионы получился задушенный.
— Ну так не кровь же, — ухмыльнулся Аспид. — Варенье отлично подходит по всем характеристикам, вы посчитайте на досуге, мисс Грейнджер. Куда лучше мела. И, кстати, крови, для светлой-то магии.
Перси отвлекся на варенье и не заметил, как мама подошла к столу, держа в руках… миску. Обычную салатную миску в цветочек, с налитой в ней серебряной жидкостью. И поставила ее в варенный защитный круг на столе.
И вот тут Перси понял, что же это такое, и не рванулся из-за стола только потому, что замер в ужасе.
— Зерцало судьбы! Его же! Постановление! Высшая защита!… — Кажется, он хрипел, и слова не лезли из горла.
— Дорогой, дорогой, ну что ты! — воскликнула мама. — Ну что ты, не нервничай так!..
— Перси, ты чего? — недоуменно спросил Рон. А вот Гермиона явственно побелела. Посмотрела на миску, на расслабленного Аспида, на кинувшуюся к кувшину с водой маму и медленно кивнула.
— Это ведь не просто миска, да?
— Теперь, конечно, не просто. — Мама вернулась со стаканом воды, и Перси пришлось его выпить из ее рук. Ему было мучительно стыдно своей паники. Вот только он слишком хорошо помнил, что оставалось от сваривших Зерцало и решивших посмотреть на судьбу в неправильной посуде. К проекту постановления об унификации обращения с зельями высшей опасности прилагались колдографии процесса.
— Я все же не совсем дурной артефактолог, дорогой, — улыбнулась мама. — Ну вот… А теперь давайте посмотрим…
Она наклонилась над миской, протянула руку.
— Покажи мне Артура, моего мужа, там, где он сейчас находится. — От слов приказа плеснуло магией, властной и сильной.
Зерцало взволновалось. И просветлело.
В глубине миски будто открылось окно — и прямо по центру его стояла Арка Смерти.
***
Заснуть у Перси не получилось. Он встал с постели, шепотом бормоча заглушающие, чтоб не побеспокоить Одри, спустился вниз. Заглянул на кухню — пустую, ночную, такую же, как обычно. Ни следа Зерцала. И даже запах от сваренного скоропалительно Сна-без-сновидений уже выветрился… Стрелка папы все еще показывала «в смертельной опасности».
Перси подошел к окну, уставился в сад.
Мама допрашивала Зерцало полчаса, а они сидели вокруг, молча, только министр и Аспид подсказывали формулировки… Что угодно, только бы изменить вопрос так, чтобы увидеть отца — а не Арку, ведь не может же быть…
Когда мама развеяла Зерцало одним словом и рухнула за стол, Перси показалось, будто вокруг рассыпался дом. Крыша провалилась, обвалились стены. Даже когда умер Фред, даже тогда мама не…
Тогда в ней было горе, словно огромный дементор. А сейчас и его не было. И он не знал, что сделать, какие найти слова, если и слов-то не осталось, один какой-то крик о несправедливости, ни к кому даже не обращенный…
— Стрелка мистера Уизли стоит на «смертельной опасности», — сказал вдруг Гарри. — А это значит — он жив. И мы его достанем.
— Часы… могут сбоить, — прошептала мама, но посмотрела на Гарри, и Перси чуть не кинулся обнять ее. Но побоялся помешать. У нее оживал взгляд. Оживал!
— Я верю вашим часам, — проговорил Гарри твердо.
— Поттер прав, — вдруг произнес Аспид. — Я вообще не помню, чтобы ваши артефакты сбоили, Молли. А то, что из Арки никто не возвращался — ну так это же чисто технический, право, вопрос. Мало ли кто чего никогда не делал.
— И правда. — Мама кивнула. Улыбнулась. — Спасибо, Северус.
И разрыдалась, спрятав лицо в ладони, и вот тут Перси успел первым и все же ее обнял.
А что именно она сказала, он понял только позже. И сознательно отодвинул на задворки сознания, обдумывать не было времени. Нужно было досидеть совещание, кивнуть на предложение министра, подписать клятву о неразглашении секретов отдела…
Нужно было подняться к Одри и делать вид, что все прекрасно. Делать вид у него всегда замечательно получалось.
— Любуетесь? — спросили его из-за спины.
— Я вас слышал, — сказал Перси, не оборачиваясь.
— Я знаю. — Скрипнул стул. — Я не хотел, чтобы вы меня убили от удивления. Это было бы как-то глупо.
— Аспид, значит. Давно?
— Всегда. — Судя по интонации, Аспид усмехался. — Оценка, разумеется, субъективная.
— То есть, вас не зачислили в отдел… — Перси замялся, ища формулировку.
— За мою негероическую несмерть в прошлом мае? Нет.
Нет. И Гарри это знал… Узнал, поправил сам себя Перси. Узнал в Берлине. То есть вот этот самый агент, которого в Берлине чуть не убили, которого экстрадировали с таким трудом — это и был…
— Я бы никогда не поверил, что вы работали на моего отца.
— Я работал на Орден Феникса, — поправил его Аспид. Называть его Снейпом отчего-то не получалось, даже мысленно. — Отдел предоставил мне поддержку, но в первую очередь я всегда работал на Орден.
— А во вторую?
— На магическую Британию, разумеется. — Аспид наверняка ухмылялся.
— Разумеется. — Перси отвернулся от окна. Аспид сидел, развалившись на стуле, закинув ногу на ногу. Покачивал стаканом с водой в худых пальцах, будто бокалом с вином. Лицо его оставалось спокойно, даже бесстрастно.
— Вы совершенно не похожи, — вырвалось у Перси. — На директора Снейпа.
— И слава Мерлину. — Аспид пригубил воды. — Не люблю походить на мертвых.
Перси нахмурился.
— И у нас с вами много более интересных дел, чем обсуждать давно почивших директоров, — добавил Аспид. — Нам предстоит совместная операция, и я бы хотел ее обсудить.
— Нам — и Гарри.
— С Поттером я уже работал. — Аспид повертел свободной рукой в воздухе. — Поттера я поставлю на Арку, и он найдет всё, что там можно найти, в этом ему вполне можно доверять.
— Гарри не исследователь.
— Исследователей там и так хватает. Поттер — организатор. Он их пнет в нужном направлении, и они сами всё найдут.
Перси уселся напротив Аспида и призвал кувшин молока.
— Вы неожиданно высокого мнения о его способностях.
— Я объективно оцениваю реальность, — ответил Аспид равнодушно. — Вопрос профессионального соответствия. Вот вы, например, не организатор. Хотя вам бы хотелось им быть. И вы, скорее всего, себя им считаете.
Перси чуть не подавился молоком. Да, он считал. И у него были основания! Что этот Аспид вообще себе позволяет!..
— Вы не организатор, потому что вам не нравится управлять людьми. — Аспид смотрел едко и жестко. — Вам, Перси, нравится управлять процессами. Чтобы людьми управлять не пришлось. Людей вы не видите.
— Я знаю всех, кто работает в министерстве!
— И какова ваша характеристика, к примеру, на Джонаса Икви? Вы его часто видели.
Перси чуть не фыркнул.
— Стол у маг-окна, папин отдел. Старательный, насколько я знаю. Но звезд с неба не хватает. Не очень умный. Зато дотошный, почерк хороший. Никаких амбиций.
— Это один из лучших аналитиков отдела, — сказал Аспид. — И вот с чем, а с амбициями и с умом там все прекрасно.
— Отдела? — тупо повторил Перси.
— Ну вы же не думаете, что все невыразимцы томятся в глубоких министерских подвалах и появляются пред обычными смертными только в черном и под чарами «неузнавания»?
Перси до этого момента считал именно так. Просто не думал над вопросом. В конце концов, там же указано, на тех этажах, что там располагается «Отдел тайн», где же его сотрудники еще могли находиться?
— Подвалы, куда мы завтра и пойдем, заняты в основном исследователями. Все же остальные рассеяны по министерству. Часть разведки с контрразведкой, конечно, сидят и в подвале, но лишь малая, им там неудобно работать. Сами понимаете, никто не горит желанием делиться секретами с мрачными неузнаваемыми людьми в черном.
Перси потер лоб. Глотнул молока.
— Но вы хорошо видите процессы, Перси. Взаимодействия элементов, выполняющих свою работу. И то, где эти элементы и процессы сбоят. Что нам и нужно.
— Почему вы вообще решили, что виновник там?
— Потому что убить человека очень просто, — сказал Аспид. — Даже без магии. А уж с магией… И убрать человека, не убивая, очень просто. Но обычный маг подумает прежде всего о чарах, о трансфигурации. Чтобы вообще подумать об Арке, Арку нужно видеть каждый день.
Перси кивнул. Сам он Арку — например, для тех Пожирателей из Берлина, захоти он, чтоб они исчезли навсегда, — в качестве орудия преступления не рассматривал бы точно.
— Но неужели преступник этого не знал? Может, он решил подставить кого-то?..
— Вполне вероятно, — сказал Аспид. — Даже наверняка. Но чтоб кого-то подставить, надо о нем хотя бы знать. Так что без визита в Отдел не обойтись. Мы будем изображать уши и глаза министра. Особенно вы. И вас никто не будет принимать всерьез, а вот меня — совсем наоборот.
В Перси шевельнулась было обида — но он придушил ее. Потому что не понять, что ему только что сказали, мог только идиот.
— И кого мне играть? — спросил он.
— Вы ваше эпохальное выступление о стандартизации котлов помните?
— Это было очень важно! — буркнул Перси.
— Не так, — поморщился Аспид. — Покажите мне свое возмущение моим непониманием важности вашей работы. Еще. Вот, точно так вы будете смотреть на всех придурков исследовательского отдела, когда они будут забывать, над чем работают, сколько это стоит и кому оно вообще нужно. И детали выспрашивайте. Больше деталей.
— Разберусь, — сказал Перси. — А вы, как я понимаю, будете блистать и отвлекать преступника.
— В меру моих нескромных сил, — хмыкнул Аспид. — Хорошо бы он меня убить попытался, вот только два раза так точно не повезет… Идите спать, Перси. Или у вас есть вопросы?
— Только один, — сказал Перси, поднимаясь. — Такой портал мог вести куда угодно. Почему Арка? Не только же потому, что она постоянно на глазах. Это же какая-то глупость!
— Ему зачем-то нужно, чтобы Артура не смогли освободить. — Аспид допил воду и развеял стакан, даже не достав палочку. Позер. — И чтобы Артур не был мертв. Любая трансфигурация конечна, трансфигурация в неживой предмет чаще всего убивает превращенного. Особенно если этот условный камень забросили в совсем не условное море. И ему это не нужно. И я с вами совершенно согласен, это очень странно. Но завтра мы будем знать больше.
У двери Перси остановился, и спросил, не оборачиваясь:
— Вы правда думаете, что папу можно… вернуть?
— Да, — сказал Аспид.
Перси не стал уточнять, считает ли Аспид, что это теоретическая возможность, или они смогут найти способ в ближайшее время. У него было ощущение, что ответ ему слышать не стоит.
Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен

Автор: КП
Иллюстратор: Fekolka
Пейринг/Персонажи: Блейз Забини/Драко Малфой, Маркус Флинт/Кэти Белл, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Адриан Пьюси, Панси Паркинсон, Миллисент Буллстроуд, Гарри Поттер
Категория: джен, упоминаются слэш и гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: приключения
Размер: 33300 слов
Краткое содержание: Маркус Флинт работает в Отделе магов особого назначения (сокращённо - ОМОН). Он по-прежнему лидер команды и по-прежнему иногда нарушает правила, впрочем, на его работе иначе нельзя. Но настаёт день, когда его людей начинают подозревать в нехорошем...
Примечание/Предупреждения: постканон, слизеринвжопизм, насилие, смерть второстепенных персонажей, канонная нелогичность магического мира.
Иллюстрации: арт 1, арт 2, арт 3
Ссылка на скачивание: .doc | .txt | .pdf | .fb2 | .epub

— Ты теперь каждый раз будешь это говорить? — поинтересовался Рон.
— Не знаю. Но сейчас это меня так бесит, что я не могу молчать. Знаешь, в маггловском мире такое тоже бывало, и как-то никому не приходило в голову дать вчерашним преступникам в руки оружие.
— Они не преступники, — устало сказал Гарри.
— О, да, конечно. Гарри, не надо мне об этом говорить! «Оправданы по суду» и «не преступники» — это разные вещи. Но даже не о том разговор; я согласна с тобой, что они сами в некоторой степени жертвы. И им надо помогать, как жертвам. Не давать в руки оружие! Не отправлять на такую работу! И только не говори мне, что у волшебников оружие всегда при себе. Ты знаешь, что я имею в виду.
Гарри промолчал. Рон наклонился подбросить в камин дров и нехотя сказал:
— Я с тобой согласен. Просто толку-то болтать об этом?
— Рон, ну нельзя их туда одних пускать! Вы с Гарри можете поговорить с Кингсли...
— Говорили, — мрачно бросил Гарри. — Кингсли сам против этой... инициативы. Но он не король, к сожалению. Это цитата.
— Вообще опасности они не представляют, — Рон говорил морщась, как будто считал собственные слова неправильными. — Во-первых, их контролируют. Во-вторых, у них власти над волшебниками нет. И полномочий. Их отправляют на оборотней, акромантулов всяких... На задержание обычных преступников. Тёмные маги в ведении аврората.
— А ничего, что их эти оборотни могут прикончить? Им по девятнадцать лет!
— Гермиона, — Рон покачал головой. — Ты же знаешь...
— Я знаю, что это никого не волнует!
Рон коротко кивнул.
— Именно.
Гермиона задохнулась от возмущения.
— Да как ты...
— Гермиона, — быстро сказал Гарри, — мы потому и стараемся... Получше учиться, понаглее себя вести. Чтобы героев поскорее отправили на работу. Тогда аврорат сможет их поддержать. Знаешь, — он усмехнулся, но улыбка как-то слишком походила на оскал, — есть у меня тайное желание: завалить с ними сообща кого-нибудь серьёзного и заставить министерство выдать всем по медали.
— Всем всё равно, что с ними будет, — добавил Рон, — значит, если мы поставим вопрос о том, что оборотни — тёмные сущности, то есть аврорат к ним тоже имеет отношение, особо протестовать не станут.
Гермиона смотрела в огонь и молчала. Они сидели в её доме, который она снимала в пригороде Лондона — так было дешевле, а расстояние для волшебника не имеет значения. Обстановку Гермиона подобрала недорогую, лишь бы было на что сесть и куда тарелку поставить, но камин, конечно, имелся, и немаленький. В последнее время здесь всё чаще ночевал Рон, да и Гарри заходил нередко: помимо гостевой спальни, в доме было ещё два больших дивана, разместившиеся в гостиной, так что при желании Гермиона могла приютить на ночь полдюжины человек.
Об отделе магов особого назначения, в просторечии ОМОНе, они говорили не первый и даже не десятый раз. Когда-то, при Крауче, из этих ребят пытались сделать главную ударную силу, они получили широкие полномочия, но как только Крауч потерял власть, снова стали вспомогательным отрядом, к которому обращались, когда все авроры были заняты. Особой подготовки у них не было, только хорошая реакция и набор специфических боевых заклинаний, запрещённых к разглашению.
Желающих работать в ОМОНе всегда находилось немного: работы мало, а та, которая есть, больно дерётся. Поэтому бывали времена, когда отдел существовал только на бумаге. В аврорат всегда шли с радостью, работать там было престижно, а вот ОМОН... Гермиона не понимала, отчего так вышло, и никто не мог ей объяснить. Традиции иногда возникают без особых причин и бывают на удивление дурацкими.
Одну из таких дурацких традиций ей и поведал в своё время Рон. ОМОН был чем-то вроде дисциплинарного батальона: не имеющий особенных полномочий, зато подконтрольный всем подряд, он представлял из себя нечто наподобие беззубого тигра. Загрызть не загрызёт, но если повезёт, может зашибить лапой. И туда отправляли тех, кто вроде бы и не провинился достаточно, чтобы оказаться в Азкабане, однако натворил что-то такое, что неплохо бы искупить.
Это было глупо, и Гермиона отказывалась принимать аргумент, что в магической Британии много чего делается не умнее. Отправлять в ОМОН мальчишек и девчонок, едва окончивших Хогвартс, сейчас, когда вокруг бегает полно оборотней, дементоры отбились от рук, из-за отсутствия нормального контроля расплодились всякие гриндилоу... Это было не глупостью даже. Это было жестоко.
— У меня тоже есть тайное желание, — проворчала Гермиона, призывая чашку с горячим кофе. — Проснуться однажды, а все дураки улетели.
— «Пророк» пишет, что оттуда, куда посылают ОМОН, разбежались почти все оборотни, — глядя на неё чуть виновато, сказал Рон. — Вряд ли им всерьёз что-то грозит.
Гермиона только головой покачала.
***
Солнечный свет залил комнату, и мягкий, но настойчивый сигнал тревоги зазвенел, постепенно усиливаясь.
— Мой отец, между прочим, говорил, что на этой работе в основном бездельничают и вызовы пару раз в полгода, — обвиняющим тоном сказал Адриан Пьюси, протирая глаза.
— А он откуда знает? — спросил Блейз, подавив зевок.
— Все знают, — кривляясь, ответил Адриан.
— А-а, ну тогда конечно, — Блейз откинул одеяло.
— Я ненавижу этот мир, — мрачно сказал Драко со своей кровати. — И тебя, тот негодяй, который кидается в меня тапками.
— Вставай уже, — бросил Маркус. Он уже стоял у двери и заклинанием завязывал шнурки на тяжёлых ботинках. — Ждать тебя не будем.
Драко ещё несколько секунд полежал молча, с закрытыми глазами, а потом слетел с кровати, словно его подбросило пружиной. К этому уже привыкли: он всегда валялся до последнего, а потом бегом собирался.
— Того, кто стащил мой носок, я накормлю вторым, когда мы вернёмся, — сообщил Блейз.
— Ты на нём сидишь, — уже совсем не сонным голосом сказал Драко, застёгивая жилет.
— Значит, не накормлю. Что девчонки?
— Готовы, — отозвался Маркус от дверей. — Тот, кто придумал, будто девчонки одеваются дольше парней, просто не видел, как Малфой расчёсывается.
— Что у них там опять случилось? — спросил Адриан.
— Полезли посмотреть, действительно ли оборотни ушли с той стоянки, которую мы должны были брать, — объяснил Маркус. — Посмотрели.
— Кто и с какого перепугу их туда понесло? — спросил Драко.
— Авроры. Как я понял, помочь хотели.
— Ну, спасибо, — с чувством сказал Адриан.
— А более удобное время они выбрать не могли? — проворчал Блейз. — Скажем, часа два ночи.
— Сейчас восьмой час вечера, — напомнил Маркус. — Малфой, поскорее можно?
Драко разогнулся и изумлённо посмотрел на него.
— Флинт, кончай ко мне придираться. Это Блейз до сих пор копается с носками, а мне остался только левый наруч.
— У Блейза нога не в порядке, а ты мне понадобишься в первую очередь.
Сигнал тревоги наконец заткнулся. Во внезапной тишине Адриан чересчур громко сказал:
— Ну и что, что восьмой час вечера? Мы три часа назад спать легли после вызова.
— А они откуда об этом знают? Хорош трепаться, пошли, пока их всех не сожрали там.
— Подумать только, — пробормотал Драко, проверяя крепление наруча — на заклинание в этом смысле полагаться было нельзя, — а ведь мой отец ужом вился, чтобы выторговать для меня это место.

— Можно подумать, ты не понимаешь, — вздохнул Блейз, поднимаясь.
Драко смолчал. Он, конечно, понимал — как и все здесь. Работа в ОМОНе была опасная, но без неё его положение было бы намного более шатким: сюда брали тех, кому было разрешено не считаться преступником. Вроде как общество соглашалось признать твои прегрешения достаточно незначительными. Драко Малфой был самой сомнительной кандидатурой в этом плане. Пробить в ОМОН Гойла не удалось даже Люциусу. Просто Драко сегодня успел проспать три часа, после чего его настойчиво приглашали на встречу с недружелюбно настроенными оборотнями. В такой ситуации можно и поворчать.
Маркус хмуро оглядел девчонок. Он никак не мог привыкнуть к тому, что они уже не беспомощные малявки, которых приходилось опекать, а взрослые ведьмы, способные постоять и за себя, и за того парня. Панси ответила ему злым взглядом — она знала, что он недооценивает её, но Маркус ещё помнил, как ей не удавались простейшие чары. На самом деле беспокоиться следовало о Миллисент: она была чудовищно не уверена в себе. Последние полгода она резко сбрасывала вес, для чего пила специальное зелье, и её тело менялось слишком быстро, она не успевала привыкнуть к нему. Из-за этого ей доставалось больше тренировок, чем остальным, она уставала. Но лучше так: лишний вес в их работе смертельно опасен.
— Помочь они решили... — ворчал Адриан, шагая рядом с Маркусом. — Помощнички... Лучше бы выспаться дали.
— Отставить разговорчики, — рыкнул Маркус. — Готовы? Пошли.

Руки потянулись к статуе волшебника, пафосно воздевшего волшебную палочку. Постоянно меняющий настройки порт-ключ работал нестандартно: он оставался на месте, только запуская перемещение на место происшествия. Маркус привычно сгруппировался: от того, насколько удачно приземлишься, зависело многое.
На сей раз земля ударилась в ноги как надо. Повезло. Рядом мягко спружинила Панси, мельком взглянула в его сторону и кинулась к криво построенной хижине, стоявшей посреди редкого леска, вокруг которой метались чёрные тени.
Маркус дождался Блейза, убедился, что с ним всё в порядке, и тоже побежал.
— Малфой, слева заходи, — выдохнул он. — Пьюси, Паркинсон, с ним, остальные за мной.
Волчий вой метался между деревьями. Запутывают. Всё они понимают, что бы там кто ни говорил. Волки тоже умеют охотиться командой.
Авроры торчали в хижине — молодцы, успели запереться. Маркус чуть не полетел на землю, споткнувшись о чьё-то тело — ясно, не все успели. Но тут уже ловить нечего, не отвлекаемся.
Встречая новых гостей, оборотни перестали колотиться в хлипкую дверь, рассредоточились между деревьями. Остатки крупной стаи, разбежавшейся, когда стало ясно, что их поселение обнаружено, — или сделавшей вид, что разбежалась.
Сколько их здесь? Три? Двадцать три? Маркус пытался вглядеться, но взгляд выхватывал только белобрысую башку. Заметный он... Остричь, покрасить? Да уж, вовремя он об этом задумался, конечно.
Волчий вой перешёл в стон — кто-то не терял времени даром. Тихо ругнулась Миллисент. Маркус развернулся — и упёрся взглядом в жёлтые глаза оборотня.
Это было ошибкой. Надо было бить сразу, но взгляд тёмной твари гипнотизировал, замораживал, и рука поднималась медленно, словно сквозь воду. Хорошо... Очень хорошо. Два лидера сцепились взглядами, и оборотень не отведёт глаза. Он понимает, что умрёт сразу же.
Значит, он не отслеживает остальных. Маркус старался не думать о том, что оборотней может быть больше, чем его людей. Он вообще старался не думать, а медленно-медленно, дюйм за дюймом поднимать палочку.
Красная вспышка заставила его зажмуриться. От сердца отлегло: кто-то успел. Дёрнулась вверх рука с палочкой, Блейз заорал:
— Да открой глаза, мать твою, их четверо тут! — и Маркус ударил почти наугад, туда, где ему почудилось движение.
Он уже умел с ними — почти всегда, такие оплошности, как сейчас, стали редкостью. Не смотреть в глаза, ловить боковым зрением, бить сразу, не миндальничая. Он, Маркус Флинт, умел не подпускать этих засранцев близко. Он убил уже с десяток. Развелось ведь...
А вот его ребята сумеют ли?
Услышав знакомый скрежет, Маркус вздрогнул всем телом и бросился в ту сторону. Звук зубов оборотня, скользящих по наручу, сминая его прямо на руке, не спутаешь ни с чем, если хоть раз слышал вблизи. До кого добрался? До Милли? До Блейза, у которого нога болит?
Маркус сначала услышал глухой скулёж, а потом сообразил, что выпустил три заклинания в мохнатую спину.
Блейз. Бледный — или с его цветом кожи правильно говорить «серый»? — он тяжело поднялся, сжимая в правой руке палочку.
— Ничего, я... я успел его достать, — тяжело дыша, сказал он. — Всё хорошо.
Маркус коротко кивнул и прислушался, пытаясь понять, где ещё один. Или двое. И всё ли в порядке с его людьми.
Пора бы уже прекратить носиться за ними, как будто они совсем несмышлёныши. Блейз бы справился сам, а он бы успел завалить ещё одного... Мохнатая туша пролетела мимо и вмазалась в дерево. Сползла тряпкой, не издав ни звука. Дохлая. Отлично.
— Сколько вас, твари? — громко спросил Маркус. Они всё-таки животные, и сейчас в них сильна жажда крови. Луна только недавно взошла.
Точно: слева раздался злой вой, почти сразу захлебнувшийся хрипом. Их легко дразнить, когда они собой не владеют. Даже странно, что авроры не разобрались сами.
— Вроде всё, — из-за дерева выскользнул Драко. — По крайней мере, с моей стороны точно всё. Двое сразу бросились наутёк, как только мы появились, им удалось уйти. Идём внутрь?
Маркус кивнул. Подошёл к хижине, постучал, сказал громко:
— ОМОН прибыл, спасатели. Отпирайте.
За дверью завозились, что-то тяжело грюкнуло. Наконец дверь приоткрылась, из-за неё показалось бледное женское лицо.
— Привет, Ромильда, что ты здесь делаешь? — неприветливо поинтересовался Маркус.
— Она стажёр, — ответил Сэвидж, оттирая её плечом. — Считай, что уже прочёл мне нотацию, я со всем согласен.
— Там, надеюсь, не стажёр валяется? — Маркус мотнул головой в сторону леса.
Сэвидж помрачнел.
— Нет, — ответил коротко, открывая дверь пошире. — Заходите. Помощь нужна кому-нибудь?
— Спасибо, вы уже очень круто помогли, — весело сообщил вынырнувший из кустов Адриан. — Мы поспали целых три часа, премного вам благодарны.
— Заткнись, — беззлобно сказал Маркус. Он разделял чувства Адриана, но ругаться сейчас было лишним.
Да и вообще ОМОНу ругаться с авроратом немного не с руки.
Адриан послушно заткнулся. Он со времён Хогвартса не спорил, когда Маркус принимался командовать.
Следом за ними в хижину проскользнули девочки. Блейз зашёл, опираясь на Малфоя. Похоже, всё-таки не надо было его брать, не оправился он после утренних приключений. Драко усадил его на грубо сколоченную лавку и хлопотал вокруг, помогая стянуть изувеченный зубами оборотня наруч. Убедившись, что там всё в порядке, Маркус принялся осматриваться.
Хижина была совсем небольшая; здесь, конечно, не могла жить вся стая. Форпост, видимо, а сама стоянка глубже в лесу. Плохо. Им есть, где прятаться. Посреди помещения стоял большой стол, по бокам от него — две длинные лавки, дальше — лежанки. Чистые, видимо, авроры очистили их от шерсти и прочих следов оборотней. И правильно, они могут быть опасны.
В углу был очаг, на большом железном крюке висел закопчённый котёл со вмятиной на боку. Чуть сбоку от очага — небольшая полка, на ней четыре деревянные миски и два горшка. Да уж, на много народу это место совершенно точно не рассчитано.
— Где сама стоянка, вы выяснили? — спросил он, не особо надеясь на ответ.
— Выяснили, но она, кажется, пустая, — отозвался Сэвидж. — Мы пролетели над ней.
— Под дезиллюминационным, я надеюсь? — не выдержал Маркус.
Сэвидж посмотрел на него так, словно собирался ответить что-то грубое, но сказал только:
— Да. — Потом помолчал и добавил: — Мы потому сюда и сунулись, что там никого не было. Мы подумали, что оборотни ушли, и решили проверить, что это за место. А вдруг это человеческая хижина, лесничего, например, и здесь обглоданные кости лежат. Но нас тут ждали...
Не вас, хотел сказать Маркус, но не стал. Может, оно и к лучшему: положили аврора, а не одного из его людей.
Его люди тем временем привычно сбились в стаю и тихо переговаривались между собой. Как будто перед матчем советуются.
Маркус поморщился. То, что он был капитаном школьной команды, ему отчаянно мешало. Никак не мог отвыкнуть воспринимать их по-старому, как будто они всё ещё играют в квиддич. Всё изменилось, а он по-прежнему в критических ситуациях возвращается к той расстановке сил. Придирается к Малфою больше, чем к другим, потому что Малфой стоит на ответственной позиции ловца. Опекает девчонок и Забини, потому что они новые игроки, с которыми он раньше не имел дела... И может сколько угодно повторять себе, что он уже не капитан, а командир боевого отряда. Всё равно оно вылезает, причём именно тогда, когда не надо.
— У меня есть предложение забрать тело и свалить, — сказал он. — Мои люди устали, идти на стоянку мы сейчас не готовы. Если хотите брать тех, кто убежал, вызывайте своих. И привлеките наконец департамент по контролю.
Конечно, Маркус понимал, что всё это — пустая болтовня. И Сэвидж понимал. Будет приказ — они встанут и пойдут как миленькие. Но пока что приказа не было, и Маркус мог позволить своим людям уйти.
Сэвидж помедлил и кивнул.
— Надо вообще разузнать толком, что происходит. Мы не ждали тут вылупков Фенрира, а это они. Взглядом так и жмут к земле...
— Фенрирово семя, — согласился Маркус. — Другие так не умеют.
— А у нас в докладной писали, что здесь стая Арктурсхелма. Разобраться надо, я поговорю с ребятами из контроля. Прочешем тут всё вместе. По вашим данным, ближайшие оборотни стаи Фенрира где должны быть?
— В Валгалле, — оскалился Маркус. — Ближайших мы положили всех до одного. До самого Норвуда их не должно быть.
— Вот то-то и оно. Пошли отсюда. Кто знает, какие здесь ещё новости.
— Постойте, — Драко, всё возившийся с Блейзом, вскочил и подошёл к очагу. — А вот это не может быть?..
Он умолк, вопросительно глядя на командира. Авроры смотрели непонимающе, но Маркус понял. Он внимательно изучил очаг, отодвинул котёл...
— Места достаточно, — кивнул Малфою.
Тот приподнялся на цыпочки и принялся шарить на полке с мисками. Маркус отметил про себя, что неподалёку валялась скамеечка, на которую могли становиться люди пониже ростом, чем каланча Драко.
— Вот он! — воскликнул тем временем Малфой, вытаскивая кожаный мешочек. — Летучий порошок! Это не очаг, это камин. Он подсоединён к сети, выясните, кто из транспортников так балуется.
Маркус похолодел. Сэвидж, судя по выражению его лица, тоже. Оборотни, которые могут зайти в любой дом, или в магазин, или на совятню... Нет, что ни говори, эти авроры припёрлись сюда вовремя.
— Выясним, — обалдело сказал Сэвидж, глядя на Малфоя, который стоял с мешочком в руке, тоже белый как стена. — Спасибо.
— Рискнём воспользоваться? — спросил Адриан. — Как думаете?
— Сначала я схожу, — решительно заявил Маркус и взял мешочек из руки Драко. — Подождите здесь. Министерство магии!
Огонь вспыхнул зелёным, и он, придерживая тяжёлый котёл рукой, шагнул в очаг — под ногой промялась зола. Да уж, тут недавно ходили.
Если здесь ничего не перенастроено на выход в определённое место, он сейчас окажется в министерстве. Если перенастроено... Ну, удрать успеет.
Атриум был пуст, как обычно в это время. Убедившись, что это не мираж, Маркус кивнул и произнёс формулу отмены перемещения.
Перед очагом уже стояли с палочками наперевес девочки и Адриан. Маркус одобряюще улыбнулся.
— Всё чисто, пошли.
— Ты псих, — тихо сказала Ромильда Вейн.
— Это моя работа, — кривляясь, поклонился Маркус. — Идём, и надо заблокировать его.
Панси вздохнула, опустила палочку и протянула ему вторую руку.
— Порох отдай, умник. Ты ж его весь себе забрал.
***
— Откровенно говоря, Гермиона, я не до конца понял, ты опасаешься их или боишься за них, — заметил Артур.
На сей раз об ОМОНе беседовали в его кабинете. Здесь были большой камин, через который могло пройти сразу несколько человек, карта Лондона во всю стену, ещё одна карта — каминной сети Британии (впридачу на ней цветными кнопками были отмечены совятни) и неожиданно маленький стол, за которым Артур едва умещался. Зато кресел для посетителей, весьма удобных, имелось целых три. Они стояли у стены, видимо, подразумевалось, что посетитель сам выберет то, которое ему нравится. Гермиона выбрала синее: у него была высокая прямая спинка.
— Да и то, и другое, — ответила она. — В маггловском мире это рассматривали бы как двойное нарушение. Там если человек совершил насильственное преступление, в силовые структуры его не возьмут.
— А если только подозревался? — мягко спросил Артур.
— Постараются не взять. И уж совершенно точно не отправят на... такие задания без подготовки.
— У них была подготовка. Нет, ты не думай, я понимаю, о чём ты говоришь. Но видишь ли... — Артур задумчиво пролистал папку, лежавшую перед ним, — явно чтобы занять чем-то руки. — Я попытался представить себя на месте... ну, того же Люциуса. Знаешь, я бы тоже бился во все двери, чтобы с моим ребёнком осуществили такое нарушение. Нас мало, Гермиона, и все друг о друге всё знают. Ну, то есть, — поправился он, — все, кому интересно или нужно по работе, знают. Понятно, что когда только попадаешь сюда, голова кругом идёт от информации. Но со временем осваиваешься, правда ведь? Так вот понимаешь, этот мир так устроен: или они докажут, что им можно доверять, что они на самом деле не преступники или, как это правильно назвать, исправившиеся преступники, или перед ними будут закрыты все двери. Вопрос репутации, Гермиона. Если мой сосед вор, а я лавочник, то стоит мне зайти к нему в гости, и обо мне поползут слухи, будто я продаю краденое. Если им никто не станет подавать руки кроме им подобных, магический мир очень скоро расколется на два лагеря. Такое уже было, ни к чему хорошего не привело. Да, это плохая традиция, но давай сначала дадим им возможность ею воспользоваться, а потом будем что-то менять.
Гермиона вздохнула. Они говорили так всегда, в любой ситуации — и в результате магический мир практически не менялся.
— А если они и в самом деле затеют какой-нибудь... переворот? Вы даёте им боевые заклинания, которых не знает никто другой; вы даёте им силы скрутить почти любого волшебника — да, формально у них нет полномочий, но если они решат сделать это, остановит ли их то, что они не имеют права? Ведь Пожирателей не останавливал запрет на непростительные. Преступники вообще-то не законопослушны.
— Авроры всё равно сильнее. И их больше. Гермиона, я знаю и согласен с тобой, что их нельзя было ставить на такую работу, но пойми же ты, мы не переломим все традиции сразу!
— А как же увядание родов? — сделала она последнюю попытку. — Как же старинный принцип не ставить под удар единственного сына? Там же семейства из пресловутых двадцати восьми.
Артур посмотрел на неё исподлобья, и она вдруг поняла, что он чувствует себя виноватым. Причём, что особенно глупо, не в том, что не сделал ничего, чтобы сломать эту дурацкую традицию, а в том, что гибель его сына не имела никаких катастрофических последствий — кроме самого катастрофического: Фреда больше нет. Артур Уизли наплодил много детей, а они — нет. Нашёл за что себя винить!
— Гермиона, — неожиданно жёстко сказал он, — если они погибнут, значит, они погибнут. Значит, пришло время. Значит, чистокровных родов останется двадцать семь. Двадцать шесть. Двадцать пять. Так бывает. Пройдёт время, и ты поймёшь. Сейчас тебе сложно, потому что ты пришла всё же из другой системы ценностей. Но это изменится.
— Надеюсь, нет, — ответила она, поднимаясь. — Если это произойдёт, я перестану себя уважать.
И вылетела из кабинета, чтобы не наговорить лишнего. Больше, чем уже наговорила.
***
— Да я в порядке, Драко, — сказал Блейз. — Отосплюсь, и совсем всё хорошо будет.
Драко посмотрел на него виновато и отстал. Надо было и самому лечь поспать, а то снова пошлют куда-то в неурочное время...
Просто за Блейза было очень страшно. Хотелось снова и снова осматривать его руку, убеждаться, что ничего страшнее уже сходящего синяка там нет, что ничего не случилось, не могло случиться... Идиотская ситуация. Драко стиснул зубы, стащил рубашку и отправился мыться.
Сработало. Начались смешки, Адриан громко застонал: «О, нет, только не это, Малфой снова занимает ванную! Ближайшие трое суток мы без воды!», Флинт строго сказал: «Отстаньте от великого анимага, дайте ему спокойно превратиться в тюленя и поплескаться»... Странное дело, но от этого становилось легче. Как будто всё, что происходило вокруг, было не всерьёз, шутка такая.
И то, что происходит между ним и Блейзом, тоже не всерьёз. Тем более что толком не происходило ничего. Просто Драко, как обычно, вёл себя как дурак и надумывал горы ерунды.
Приятно тёплая вода лилась на плечи, мышцы постепенно расслаблялись, вместе с напряжением уходили дурацкие мысли. Их место занимали нужные, правильные: с утра хорошо бы успеть побегать и заглянуть в качалку, а то одной палочки маловато, чтобы уворачиваться от любителей закусить человечинкой. Не далее как пару часов назад Драко едва не откусили голову, и только хорошая физическая подготовка помогла ему избежать грустной участи. Он улыбнулся, вспоминая, как с удивлением обнаружил себя на толстой ветке дерева — и заметить не успел, как взлетел с прыжка.
А ещё ему нравилось собственное тело — то, каким оно становилось. Нравиться себе было приятно, ради этого стоило поработать.
Из ванной Драко тихонько прокрался в мужскую спальню: понятно, что все уже спят, нельзя будить. У дверей была кровать Флинта; тот привычным жестом запустил руку под подушку, где лежала палочка: даже во сне был готов отражать нападение. Пьюси, наоборот, раскинулся, уже успев вышвырнуть подушку на пол. Его палочка торчала из футляра, закреплённого на прикроватной тумбочке. Блейз хмурился во сне, но дышал ровно — Драко прислушался. Вроде всё в порядке, можно ложиться спать.
Собственная мысль рассмешила. До сих пор староста, а, Малфой? Надо всё проконтролировать? Ты здесь не командир, успокоился бы уже.
Укладываясь в постель, Драко снова обернулся на Блейза. Дышит ровно, всё хорошо.
Оборотней Драко боялся не особо; в последнее время с ним происходило много чего намного похуже, чем попытки неразумной твари отгрызть от него кусок. Тот-Кого-Лучше-Не-Только-Не-Называть-А-Не-Вспоминать-Вообще был пострашнее всех оборотней Британии вкупе с дементорами и вампирами. А боевые тренировки ОМОНа после того, как его гоняли все Лестрейнджи вместе и по очереди, Долохов и Макнейр, казались милой утренней прогулкой. Но ведь, по-хорошему, Драко был единственным в этой компании, кому раньше приходилось убивать. Поэтому, как ни крути, он чувствовал себя здесь самым опытным.
Надо будет утром поговорить с Флинтом. Блейз откровенно не в порядке, его бы в Мунго сдать...
Взгляд Драко упал на часы, и он решительно закрыл глаза. Режим дня в ОМОНе был не правилом, а жизненно важной потребностью.
***
Артур Уизли рисовал чёртиков на странице блокнота. Чёртики были заняты решением бытовых проблем: один заглядывал под кровать в поисках пары носку, который, длинный и полосатый, был надет на его левую ногу; второй жарил котлеты на здоровой сковороде с гнутой ручкой; третий гонялся за четвёртым, размахивая полотенцем; пятый, насупившись, мыл посуду. Собрание глав департаментов — скучнейшее мероприятие, особенно если не интересуешься ничем, кроме своего участка работы.
Артур другими участками интересовался, но руки всё равно надо было чем-то занять.
Кингсли старательно сцеживал зевки в кулак, слушая монотонный голос Гавейна Робардса, главы аврората и временно исполняющего обязанности главы департамента магического правопорядка. Вот же умеет человек даже самые интересные вещи рассказывать так нудно, что спички хочется в глаза вставить. Это маггловское изобретение в магическом мире было бы ни к чему, если бы не такие зануды, как Робардс.
— А пропавшего волшебника, Мартенса, вы нашли? — наконец вклинился в паузу Клеменс, главный редактор «Ежедневного пророка». Артур поморщился: он, как и Гавейн Робардс, высказывался против присутствия Клеменса на совещаниях глав департаментов. Не всё, что здесь говорят, нужно знать прессе. Кингсли их протест отклонил, однако Клеменс каждый раз давал Непреложный обет неразглашения. На публикацию любой информации ему давали специальное разрешение.
— Нашли, — ответил Робардс. — К сожалению, мёртвого. Мы занимаемся выявлением причин смерти.
— А где нашли? — продолжал допытываться Клеменс.
— На территории Эдинбургской совятни, той самой, где три дня назад разбушевались молодые вампиры. Предупреждая ваш вопрос: нет, его убили не вампиры, тело появилось там уже после того, как ОМОН там всё обследовал.
— Вот как? — раздался неприятный голос Клотильды Макбрук, главы департамента катастроф. — А не ваш ли хвалёный ОМОН это тело туда притащил?
Повисла нехорошая пауза. Желание некоторых чиновников министерства навсегда запереть всех, кто подозревался в связях с Пожирателями, в Азкабане было известно давно. Клотильда Макбрук была одной из самых ярых противниц разрешения им работать в ОМОНе.
Выдержав паузу, Робардс ровным голосом ответил:
— Я совершенно уверен, что никто из сотрудников моего департамента — никто, я подчёркиваю, — не виновен в смерти мистера Мартенса. Я готов ручаться в этом. За ОМОН я отвечаю головой.
В зале раздался тихий шёпот: главы департаментов переговаривались, почти не разжимая губ. Артур тоже поднял голову. Подобные слова во время совещания у министра были не просто словами: все присутствующие находились под действием ряда магических контрактов, которые не давали им возможности лгать и придавали определённый вес их обещаниям. Если выяснится, что кто-то в ОМОНе причастен к убийству, Гавейн Робардс будет вынужден уйти в отставку.
— Что ж, в таком случае, — чопорно ответила Макбрук, когда шёпот стих, — я надеюсь, что вы быстро найдёте истинного виновника. После Вы-Знаете-Кого исчезновение человека вызывает множество панических слухов.
— В этом нет моей вины, — резко возразил Робардс. — Я не заставляю людей сплетничать вместо того, чтобы дождаться результатов официального расследования.
— Коллеги, не надо ссориться, — примиряюще сказал Кингсли. — Давайте просто каждый из вас будет, как и прежде, выполнять свои обязанности, не ставя под сомнение компетентность других. Нам всем непросто сейчас. Мистер Робардс, вы закончили отчёт?
— Да, господин министр.
— Прекрасно, тогда займите своё место и давайте продолжим. Мистер Чейн, расскажите, пожалуйста, как дела в департаменте магических игр и спорта.
Артур тихонько вздохнул и принялся рисовать чёртика, пришивающего пуговицу.
***
Панси зло посмотрела на Флинта. Она так и знала; крутой суперкапитан был крутым только среди своих, а когда начинало всерьёз пахнуть жареным, резко сдавал назад.
— То есть ты просто сказал им: «Да, хорошо, я всё сделаю»? — переспросила она.
— Панси, послушай, это в наших интересах. — Флинт тяжело опустился на застеленную постель. — Если мы начнём упираться, нас просто обвинят в убийстве, и всё. Ты же знаешь, как они расследуют: ты виноват, потому что а кто же ещё.
— А мы что, лучше расследуем? У нас ведь даже полномочий нет!
— А ещё только у нас нет желания засадить нас в Азкабан. Панси, я сделал это не потому, что испугался спорить, а потому, что это лучше для команды, понимаешь? Если хочешь обжаловать моё решение, подай рапорт.
Он всегда такой. С самого начала был таким. Чуть что ему не нравится, просто затыкает тебя, и всё. Панси смотрела на злую рожу Флинта и пыталась понять: неужели вот эта работа, и этот тип в начальниках, и эта ненадёжная команда и есть то, чему она готова посвятить жизнь?
— Панси, у тебя светлая голова, — вкрадчивый голос Малфоя раздался именно тогда, когда в этом была потребность. Грубая манипуляция, очень грубая. Неловкий жест доверия: мол, вот, смотри, я и не пытаюсь от тебя скрывать. — Одной тебя хватит, чтобы мы провели расследование лучше, чем нюхачи. А нас, умников, здесь много собралось.
— Полномочия, Драко! — простонала Панси. — Придём мы на эту Мерлином драную совятню, начнём людей расспрашивать, а они нам: а кто вы такие, почему мы должны отвечать на ваши вопросы? Предъявите-ка ваши полномочия или идите подальше.
— Значит, предъявим, — резко сказал Флинт. — Я раздобуду то, что будет нужно. Это моя забота, Панси, не забивай этим голову. Давайте лучше сядем все вместе и обмозгуем всё как следует. Блейз!
— Я здесь, — отозвался Блейз, — уже расчистил стол для вас, идите сюда.

— Тело лежало прямо посреди совятни, — начал Флинт, плюхаясь на стул, швырнул на стол колдофото, — вот так. Кто уходил через этот камин?
— Я, — подал голос Драко. — Передо мной Милли.
Флинт кивнул.
— Сольёшь в омут воспоминания, поглядим, не было ли кого у тебя за спиной или ещё где. Кто-то из вас этого типа когда-то видел? Ясно, никто.
— Флинт, не валяй дурака. — Панси достала из бара бутылку коньяка, глотнула. Невероятно хотелось послать всё это куда подальше и вернуться домой, сидеть за вышиванием, не думать ни о чём... — Ясно же, что тело принесли после того, как мы все оттуда убрались. Не корчи из себя крутого детектива.
— Дай сюда, — Драко отобрал у неё бутылку, отхлебнул, поморщился. Он не любил коньяк. — Командир, давай я схожу туда. Скажем, вот с Панси. Мы посмотрим, может, что-то найдём. Надежды мало, конечно, но всё-таки.
Флинт посмотрел мрачно, протянул руку к бутылке. Сказал:
— Идите, — и отхлебнул.
Кажется, им всем это нравилось. Уточнённые слизеринцы, способные долго дискутировать о различиях в шотландском гаэльском и ирландском гаэльском, легко ориентирующиеся во всех разновидностях бокалов, фужеров и рюмок, на работе они хлестали коньяк из горла, не всегда закусывая. На вопрос «Зачем?» не ответил бы, наверное, никто из них. Просто они делали так, и всё.
Для Панси, возможно, дело было в том, что она точно знала: если бы это увидели её родители, их бы хватил удар.
Бар, полный початых бутылок, достался им в наследство от предшественников. Они на всякий случай проверили бутылки на яды и проклятья, но там ничего такого не было. Просто выпивка. Она снимала стресс.
— Ты его всегда защищаешь, — с вызовом сказала Панси, когда они с Драко вышли из камина в пустой совятне.
— Он мой командир, — ровным голосом ответил Драко, снимая печать нюхачей и ставя взамен свою. — И ты неправа, что постоянно его задеваешь, он не виноват, что нас не любят. Здравствуйте, мистер Таппенс, я бы хотел с вами поговорить.
— Зачем вы опечатываете камин? — взвыл Таппенс, начальник совятни. — Мы терпим убытки из-за этого!
— Совятня — неприбыльная организация, а у меня есть должностные обязанности, которые я не имею права пренебрегать. Мистер Таппенс, как скоро после того, как мы ушли отсюда, вы открылись?
— На следующий день. Знаете ли, многим волшебникам нужны наши услуги. Правда, открыться смогли только после полудня: невыразимцы и нюхачи здесь всё перевернули. Простите, я, разумеется, хотел сказать — сотрудники Отдела тайн и Группы обеспечения магического правопорядка, — ядовито заметил Таппенс.
— С вами говорили невыразимцы?
— Нет, а почему вы спрашиваете?
— Ну, вы же откуда-то знаете, что они здесь были.
— Мне сказали.
— Кто?
— Молодой человек, а на каком основании вы вообще задаёте мне все эти вопросы? Вы, насколько мне известно и насколько я могу видеть по вашему и вашей спутницы внешнему виду, из ОМОНа, а это славное подразделение не ведёт расследований, разве это не так?
Панси старательно сохраняла дружелюбное выражение лица. Она ждала этого, непонятно, на что рассчитывал Малфой. Это раньше он мог потрясти именем папочки, и все сразу рассыпались в любезностях. Те времена ушли безвозвратно.
— Мистер Таппенс, — тон Драко стал почти интимным, — на территории вашей совятни нашли труп, вы это понимаете? Есть все основания считать, что этого волшебника, Мартенса, убили с применением тёмной магии. Вы уверены, что хотите, чтобы мы привлекли к этому делу авроров? Вы понимаете, что первое, что они сделают, — закроют вашу совятню недель этак на пять-шесть? А потом начнутся проверки на причастность к тёмной магии, причём начнутся они лично с вас. Вы знаете, как происходят эти проверки? Я знаю очень хорошо и с радостью расскажу вам. Вашу жизнь перетряхивают, как старую подушку, извлекая на свет всё, каждую мелочь...
— Довольно, — резко перебил его Таппенс. — Вы не считаете, что угрозы от сотрудника ОМОНа наказуемы?
— Никаких угроз, что вы. Я нахожусь при исполнении, соответственно, при получении информации о том, что Мартенса могли убить с применением тёмной магии, я должен проверить эту информацию. Если у меня будут доказательства, что это не так, я с чистым сердцем напишу рапорт о том, что версия не подтвердилась. Если же таких доказательств у меня не окажется, я обязан передать соответствующее сообщение в аврорат. Возможно, мы всё-таки поговорим?
Таппенс смотрел на них обоих крайне недовольно, но Панси уже видела по его глазам: разговор состоится. И вот это каждый раз, каждый раз надо изворачиваться, чтобы с тобой соизволили побеседовать. Нет, выяснять что-то без полномочий решительно невозможно!
Они устроились возле конторки Таппенса. Он смотрел на них недружелюбно — лысый, полноватый волшебник, который сам напоминал нахохлившуюся сову.
— Мистер Мартенс не был моим клиентом, — недовольно начал он, — у него имелась своя сова.
Драко кивнул.
— Да, я знаю, он приходил за контрабандой, — небрежно бросил он.
Таппенс чуть напрягся.
— За какой такой контрабандой? На каком основании вы меня обвиняете?
— Мы вас не обвиняем, мистер Таппенс, — вступила в разговор Панси, стараясь говорить дружелюбно и мягко, — контрабанда вообще не находится в нашем ведении, ею занимаются международники. Отдел магического правопорядка даже не имеет полномочий предъявить вам соответствующие обвинения. То, что вы приторговываете контрабандными товарами, интересует нас лишь в контексте расследования убийства, понимаете? Мистер Мартенс приходил к вам за контрабандой, надо полагать, в то время, когда у вас было меньше всего посетителей, верно? Значит, его мало кто мог видеть. Почему же его тело принесли именно к вам? Кто мог знать, что вы вообще как-то связаны?
— А вы уверены, что кто-то знал? — мрачно огрызнулся Таппенс. — Могли ведь просто так притащить его сюда.
— Могли, — согласилась Панси. — Но его ведь не через камин протаскивали, верно? И на метле с трупом в обнимку не полетаешь. Значит, или порт-ключ, или аппарация. Порт-ключ подразумевает, что попасть именно сюда планировали изначально. Аппарация возможна, если человек, переместившийся сюда с телом, здесь уже бывал, но аппарировать на территорию совятни... Здесь ведь могли быть посетители, здесь мог быть кто угодно. Мне кажется, если человек решил оставить тело именно здесь, он должен был хорошо знать, в какое именно время он сможет сделать это без свидетелей. Значит, за совятней следили? Не слишком ли всё это сложно для случайного выбора места?
— Кроме того, — добавил Драко, — если рассуждать логически, есть два варианта: либо его принесли сюда просто потому, что надо же куда-то было его принесли, либо место не случайно. Мы должны рассмотреть их оба. В любом случае, важно, что Мартенс здесь бывал. И тот, кто принёс его сюда, скорее всего, тоже.
— Он интересовался контрабандными ингредиентами, — неохотно признался Мартенс. — Я не продавал их ему! Только помогал доставлять. У меня есть совы, которые... ну... предназначены для... перевозок с уклонением от таможенного контроля.
Драко с Панси синхронно кивнули. Они знали, как это делается. Совы, пересекающие границу с грузом, обязаны были залететь на таможню, а если они забывали это сделать, особые чары перемещали их против их желания. Для соблюдения этого правила все почтовые совы были зарегистрированы на таможне — точнее, должны были быть зарегистрированы. Почти на каждой совятне были особенные, нигде не зарегистрированные совы. Иногда — как в случае мистера Таппенса — они таскали контрабанду и для самого начальника совятни. Но Мартенс, значит, только использовал сов Таппенса...
— Почему он не завёл себе незарегистрированную сову? — спросила Панси.
— У него один из соседей — работник таможни, — пояснил Таппенс. — Если бы к нему домой прилетала такая сова, он заметил бы.
— Совятню проверяли на применение тёмной магии? — Драко задумчиво огляделся.
Таппенс посмотрел на него, как на идиота.
— Здесь же были вампиры. Конечно, не проверяли, толку? Тут всё в тёмной магии.
— Понятно. Я посмотрю.
Таппенс фыркнул, но спорить не стал.
Панси тоже ничего не сказала. Драко, конечно, самоуверен до крайности, но это же Драко. Он достаточно хороший тёмный маг для своего возраста, может, и сумеет отделить среди следов тёмной магии следы направленных чар. И к тому же, в том огромном мешке, который ему всучил Люциус, отправляя служить в ОМОН, вполне мог быть какой-нибудь хитрый артефакт для такого случая.
— И всё же, мистер Таппенс, — задумчиво сказала Панси, — почему вампиры явились именно сюда? Я помню, вы сказали нюхачам, что не знаете, но ведь наверняка вы думали об этом после того, как говорили с ними, может, вам пришла в голову какая-нибудь идея?
Таппенс покачал головой.
— Я всё ещё не знаю. Может, кто-то регулярно провозил через мою совятню какие-то нужные им ингредиенты... Но я не могу утверждать. Я же не вскрываю посылки, не предназначенные мне.
Панси кивнула. Таким, как Таппенс, платили немалые деньги за то, чтобы они не интересовались, что именно приносят их незарегистрированные совы. Рискованно, конечно: если на территории совятни будет обнаружен, например, темномагический артефакт, спросят в первую очередь с начальника. Ну так риск и стоил соответственно.
Драко неторопливо обошёл совятню, время от времени останавливаясь и присматриваясь повнимательней. Панси не знала, действительно ли он что-то проверяет или морочит Таппенсу голову, поэтому старательно отвлекала того беседой.
— Итак, давайте восстановим хронологию. Вампиры явились на территорию вашей совятни ранним утром и учинили здесь дебош. Вы вызвали авроров, те вызвали нас. Мы ушли в начале одиннадцатого. Вы вернулись сюда — и что?
— Нет, я вернулся позже. Вы ушли, я попытался вернуться, но здесь всё было опечатано и стоял барьер. Я снова обратился в аврорат, спросил, как мне попасть в совятню. Мне ответили, что это обычные защитные меры и барьер спадёт сам, как только уровень тёмной магии внутри естественным образом опустится до безопасного. Это произошло примерно в три пополудни; я зашёл внутрь и сразу увидел тело на полу. Разумеется, снова вызвал ваших, прибыли нюхачи и опять выставили меня вон. Я отчаялся попасть на работу и пошёл домой. Там меня и нашли нюхачи вечером. Сказали, что обыскали совятню вместе с невыразимцами и что завтра я могу выходить на работу, если пожелаю. — Он вздохнул. — Назавтра у меня была масса посетителей, масса! Но всё, чего они хотели, — узнать, что здесь произошло.
— Следов тёмных заклинаний на территории совятни нет, — сказал Драко, возвращаясь к Таппенсу. — Только фоновая магия вампиров. Таким образом, мы можем утверждать, что если мистера Мартенса и убили посредством тёмной магии, то это произошло не здесь. Думаю, этого достаточно, чтобы авроры вас не беспокоили, мистер Таппенс. У меня остался к вам только один вопрос: мистер Мартенс должен быть к вам прийти в тот день, когда его убили?
Таппенс явно колебался, но потом всё же ответил:
— Нет. Но в тот день прилетела сова для него. Она не смогла попасть внутрь совятни, барьер же стоял, и я забрал её. Я как раз ждал, когда же этот пресловутый барьер исчезнет. Меня не предупредили, что мистеру Мартенсу пришлют посылку, но, наверное, предупредили его.
— Что вы сделали с посылкой?
— Вскрыл, — честно ответил Таппенс. — Знаете, очень опасно хранить посылки с неизвестным содержимым, даже недолго. А вдруг оно взорвётся? Но там не было ничего опасного. Ингредиенты южноамериканского происхождения, в основном травы. Я отправил их обратно, присовокупив письмо о том, что получатель теперь, к сожалению, недоступен. Вам нужна опись посылки, да?
— Приятно иметь дело с понимающим человеком, — кивнул Драко.
— Хорошо, я напишу. Но там действительно не было ничего такого, за что могли бы убить. Просто травы, желчь и яд перуанского ядозуба и шерстинки зубастой лианы, и всё.
Таппенс торопливо нацарапал список ингредиентов на листе пергамента и протянул Драко. Тот поблагодарил, и они вышли на улицу. Пройдя несколько шагов, аппарировали в министерство.
— Ты хорошо играешь в покер? — спросила Панси.
— Отвратительно, — поморщился Драко. — Совершенно не умею выжидать, хочу сразу развязку.
— Мы ведь ничего не знаем о причинах смерти Мартенса? — на всякий случай уточнила Панси.
— Совершенно. А что?
— Да нет, ничего.
— Надо узнать, кстати, — безмятежно сказал Драко, открывая дверь на лестницу. Он не любил пользоваться лифтом, чтобы попасть на второй этаж. — Выяснишь?
Панси кивнула. Втайне она очень хотела убраться отсюда, раз и навсегда, но идти было некуда. А значит, она будет всё так же препираться с Флинтом, жаловаться Милли, посмеиваться над Драко — и раз за разом говорить: «Хорошо, я сделаю».
Это достало.
***
— Нам нужно официальное разрешение на вмешательство в расследование, — упрямо повторила Панси, продолжая сверлить Маркуса злым взглядом.
— Нам его не дадут, и ты это знаешь, — он тоже смотрел ей в глаза. — Могу раздобыть разрешение на что-то конкретное — на допрос там или проникновение куда-то.
— Выясни, как его убили, — подал голос Блейз. — Мне не говорят, я спрашивал. Откровенно посылают. Если надо, я пойду кружным путём, но попробуй сделать это проще. Мерлиновы подтяжки, они же хотят, чтобы мы разобрались, нет? Почему бы не дать нам полномочия?
Флинт злился. Они всё понимали, но так хотелось просто поворчать и пойти спать, и чтобы наутро явился декан, пошипел и всё порешал, или родители принесли бы всё на блюдечке... Нет уж, дорогие мои, вы уже большие мальчики и девочки, не надо прятаться за моей спиной так... откровенно.
— Вы не хуже меня знаете: большинство хочет, чтобы мы облажались. Я говорил с министром, он твердит, что на нашей стороне, но у него руки связаны. Я точно должен вам всё это рассказывать, вы сами не понимаете, что ли? От нас не хотят, чтобы мы что-то там расследовать, нам дают хиленькую возможность оправдаться. Потому что в министерстве хватает тех, кто готов обвинить в смерти Мартенса нас.
— Но если его убили мы, — сказала Милли, — зачем нам знать, от чего он умер? Разве наши настойчивые вопросы не доказывают, что мы тут ни при чём?
— Да все понимают, что мы ни при чём, — раздражённо отмахнулась Панси. — Просто это такая замечательная возможность избавиться от нас, как от наших предшественников избавились.
Помолчали. Об этом не любили говорить, но второе имя Панси Паркинсон было мисс Бестактность Паркинсон. До них ОМОН был многолюднее: при Пии Тикнесси здесь работало восемнадцать человек, рекорд со времён Барти Крауча. Во время битвы за Хогвартс Тикнесси отдал им приказ поддержать силы Того-Кого-Уже-Незачем-Называть-И-Хорошо. Часть ОМОНа выполнила приказ и сейчас отдыхала в Азкабане. Часть отказалась — и умерла на месте: магический контракт, заключаемый при приёме на эту собачью работу, разночтений не предполагал. Панси была уверена, что им тоже когда-нибудь подсунут такую очаровательную вилку: куда ни кинь, всюду клин.
Маркус придерживался более оптимистической позиции, как сказал бы Малфой. Хотя, может быть, дело было в том, что в его голове просто не вмещалась мысль о собственном бессилии.
— Меня очень смущает вот что, — задумчиво произнёс Драко. — Помните, месяца три назад был скандал, когда парни из Контроля выехали сами на вампиров, не позвав нас? Там погибло двое, и им устроили взбучку, помните?
Народ закивал.
— Теперь они вообще не выезжают, — буркнул Адриан, — надо бы их того, пнуть в седалище. Что всё мы да мы?
— Так вот, — продолжал Драко, — я посмотрел, что писал тогда «Пророк», раз уж официальные отчёты нам недоступны. Вампиры убили волшебника, прежде чем их взяли. Видимо, он оборонялся, потому что его не выпили, а просто убили. Понимаете?
Панси и Маркус синхронно кивнули. Блейз покачал головой.
— Ну и дела, — негромко сказал он. — Флинт, нам нужна информация. Очень нужна.
— Вот что, — решительно заявила Панси, — ты колотись в закрытую дверь, Флинт, может, что-то и выколотишь, а я предлагаю пойти другим путём. В конце концов, нас зачем здесь заперли? Чтобы мы не опутали всё министерство своими страшными и ужасными связями, не так ли? Вот и пора применить связи, скажу я вам. Блейз, Драко, первый ход ваш.
— Думаешь, быстрее выйдет? — тоскливо отозвался Блейз.
— Уверена, — отрезала Панси.
Драко молча кивнул.
Как ни смешно, Панси была права: непостижимым образом их, вчерашних подростков, боялись. Некоего мифического влияния их семей, по-видимому, разлитого в воздухе и впитавшегося в стены министерства; как будто стоит взять кого-нибудь из них младшим клерком в какой-нибудь бумажный департамент, и через год в Британии сменится министр магии, а через два возродится Сам-Знаете-Кто. Как это сочеталось с тем, что их радостно отправили в ОМОН, Маркус понимал не до конца. Он, конечно, знал, что в глазах большинства волшебников ОМОН был этаким чердаком, куда отправляли на ночь плохих мальчиков и девочек, но если боишься кого-то в министерстве, не проще ли не пускать его в министерство вовсе? Видимо, мифического влияния боялись так сильно, что верили в него — верили, что не могут противостоять попыткам бывших Пожирателей устроить своих детей хотя бы в ОМОН.
В любом случае, их положение было более чем шатким. А теперь ещё эти убийства...
— Малфой, — мрачно сказал Маркус, — не говори никому. Только не хватало, чтобы на нас повесили два убийства.
Драко ничего не ответил. Он рассматривал собственные ногти и, по всей видимости, размышлял, как использовать свои мифические связи, по возможности превратив их в реальные. Кто у него из влиятельных друзей-то остался? Похоже, самым влиятельным был он, Маркус Флинт. Блейз-то понятно, он до сих пор получает приглашения в Слагклуб — и не отклоняет ни одного, разумеется. Кэти как-то предлагала Маркусу пойти туда с ней, но он не согласился. Старик Слагхорн его не звал, значит, он был там персоной нежелательной. Зачем создавать хорошему человеку проблемы?
Маркус призвал свой блокнот, написал: «Кэти!» и подчеркнул. То, что было между ними, язык не поворачивался назвать отношениями, уж больно редко они виделись, но хоть пару строк ей надо нацарапать. А то ещё решит, что он обиделся на что-то.
Хотя вряд ли решит. У неё тоже дел хватает. Когда там сова от неё в последний раз прилетала, неделю назад? Ладно, тормоз тоже механизм, как говорят у магглов.
***
Артур дописал отчёт, поставил перо в чернильницу и обернулся, чтобы спросить Перкинса, чем закончилось последнее дело, с заколдованным почтовым ящиком. Но за столом верного заместителя никого не оказалось. Артур бросил взгляд на часы и кивнул: обед же. Заработался так, что не заметил, как Перкинс вышел. Впрочем, с его привычкой ходить тихо это и несложно.
Артур поднялся с места и тоже вышел из их крохотной каморки. Отдел неправомочного использования маггл-артефактов всё так же ютился в комнате без окон, все шесть работающих здесь человек. Точнее, теперь, когда Аделаида ушла в декрет, все пять.
Перкинс обнаружился поблизости — у стойки дежурного аврора. В одной руке у него была булочка с корицей, в другой — чашка с дымящимся напитком, судя по запаху, кофе. За стойкой, на высоком стуле, притащенном из какого-то маггловского бара, сидел Праудфут. Артур подошёл поближе.
— Наверное, это обидно, — сочувственно качал головой Перкинс, — что вы, опытные авроры, потеряли человека, а зелёные юнцы справились. Они ещё такие снисходительные всегда...
Праудфут поморщился.
— Ай, не говорите. Специальная подготовка у них, видите ли. Да какая там подготовка! Нас готовят три года, их — четыре месяца, что за подготовка у них может быть!
— Но как-то же они это сделали?
— Официальная версия гласит, что у них в арсенале имеются какие-то специальные боевые заклятия, — неохотно сказал Праудфут, — но я, если честно, не верю. Если уж у кого и должны быть какие-то особенные заклинания против оборотней, так это у ребят из Контроля и у нас. Оборотни всё-таки опасные существа, тёмные к тому же. Я в это не верю, вот что. Если хотите знать, я думаю, что они просто договорились с этими оборотнями. В сговоре они, я считаю. Преступном.
— Да вы что! — ахнул Перкинс. — Вы думаете?
Артур подавил вздох. Сразу вспомнились бесконечные споры с Гермионой, которая возмущалась, как можно не хотеть менять магический мир. Вот так и можно: если ты — человек старой формации, переживший две магические войны, но так и не сумевший привыкнуть к мысли, что в министерстве могут работать люди, готовые нарушать закон, преследуя свои интересы. Не то чтобы Артур верил в ту чушь, которую говорил Праудфут, но нежелание окружавших его волшебников воспринимать действительность немало удручало.
— Джулиус, — вмешался он, — действительно, с чего вы взяли, что они могли договориться? Я имею в виду — зачем оборотням с ними договариваться? Их же убили.
— Не всех! — Праудфут назидательно воздел палец вверх. — Как вам, например, такой мотив как передел влияния в стае, а, мистер Уизли?
Артур пожал плечами.
— Как-то слишком сложно, вы не находите?
— Вот я согласен, — с энтузиазмом закивал Перкинс, — слишком сложно! Зачем такие запутанные схемы, зачем доверять волшебникам, у которых явно свои интересы? Я бы не стал, право слово.
Праудфут надулся. Спорить с Перкинсом, который годился ему не в отцы даже, а в дедушки, ему было явно неловко, но и поверить в то, что какие-то сопляки из ОМОНа обошли его коллег, не хотелось.
— Вот вы увидите, — буркнул он, — они проколются на чём-нибудь. Обязательно проколются.
***
Выглядеть надо было безупречно. За годы никто не посмел нарушить этот ритуал — и не Блейзу быть первым, кто посмеет.
В Слагклуб он всегда приходил один, без спутницы. Не потому, что не с кем было: напротив, из желающих можно было сделать немаленькую очередь. Но проще отказать всем, сказав, что позвали только его (что неправда), чем выбрать одну и поссориться со всеми остальными. Сейчас, когда Шеклболт держался за власть достаточно крепко, а пятно на репутации в виде родства или связей с Пожирателями имелось почти у каждого, Слагклуб был чуть ли не единственным способом выбиться в люди.
Блейз испытывал к Слагхорну горячую благодарность за то, что тот продолжал его приглашать. И изо всех сил пытался соблюдать те традиции клуба, которые были дороги его хозяину.
Здесь надо было выглядеть безупречно — даже сразу же после драки. Поэтому Блейз торопливо приводил себя в порядок, забившись в ванную. Проще всего было отчистить манжеты и прицепить отлетевшую из-за слишком широкого замаха пуговицу. А вот распухший нос и стёсанные костяшки требовали более пристального внимания.
Он не обижался. Проехаться по бессилию слизеринцев, которых некоторые не так давно считали едва ли не всемогущими, любили многие. До драк, правда, доходило редко. Сегодня он просто не сдержался, нервничал, не выспался, да и задели не его, а команду...
— Блейз, я должен извиниться, — раздался голос Слагхорна.
— Что вы, сэр, вы здесь совершенно ни при чём, — ответил Блейз, рассматривая себя в зеркале. — Мы с Престоном просто повздорили, ничего страшного.
— Я при чём, — грустно возразил Слагхорн. — Мне следовало понимать, что вас не стоит оставлять наедине. Престон сегодня агрессивен, я должен был предугадать... Вы ведь практически каждый раз ссоритесь. Что он вам сказал на этот раз?
Продолжение в комментариях
Автор: philipp_a
Бета: Мэвис
Иллюстратор: sassynails
Размер: макси, около 26400 слов
Пейринг/Персонажи: Лаванда Браун/ОМП, Лаванда Браун/Рон Уизли, Гарри Поттер/Гермиона Грейнджер, Парвати Патил, ОМП, ОЖП и другие
Категория: джен, гет
Жанр: драма, экшн, детектив
Рейтинг: R
Предупреждения: Постхог, АУ, ООС, смерти персонажей, обоснуя нет, автор заранее просит прощенья у медиков.
Краткое содержание: Лаванда Браун, аврор и зарегистрированный оборотень, ведет свое собственное расследование скандального исчезновения и неожиданного появления Рональда Уизли.
Примечание автора: Дивертисмент — ряд номеров, составляющих особую увеселительную программу, даваемую в дополнение к основному спектаклю.
Благодарности: С неизменной любовью и благодарностью – Мэвис, без которой этого текста бы просто не было. С искренней признательностью — авторам многочисленных фиков с побегом Гермионы из-под венца, в том числе и за идею Дадли-шафера.
Ссылка на скачивание: archiveofourown.org/works/11288775

— За маму!
За их еженедельное чаепитие и в пятый раз сказанное: «А вот Мариэтта у миссис Эджкомб носит косой пробор и длинную челочку — очень мило! А Элоиза у миссис Миджен недавно подстриглась, и ей через неделю сделали предложение! Может, и ты…». Все как всегда: Мерлин знает, почему Лаванда сорвалась именно сегодня. В пустой квартире голос звучит хрипло и грубо, говорить вслух — полная глупость, ну и пусть. Она откладывает ножницы и берется за маггловскую бритву.
— За папу!
За шкафчик в ванной, где хранится барахло, брошенное при побеге в новую жизнь папочкой-магглом и заботливо сбереженное мамочкой-ведьмой! Иногда Лаванде кажется, что вся мамина жизнь — ожидание. Папа вернется, и мама предъявит ему выстиранные и починенные Репаро носки, аккуратно свернутые подтяжки, отглаженный носовой платок и флакон одеколона «Арлингтон» под сохраняющими чарами. А вот бритвенный прибор уже нет. Лаванде не совестно, хотя, по сути, она его просто украла.
Лезвие скользит по виску, кожа на нем становится гладкой и голой, именно такой, как нужно. Лаванда готова поспорить, что мама самолично попытается отрастить ей волосы в следующую же встречу. Ну что же, щиты удавались ей еще во времена Армии Дамблдора на пятом курсе. Потом мама, конечно, скажет, что если уж Лаванда мнит себя взрослой, то не должна обижаться по пустякам. Потому что своим демонстративным поступком она, разумеется, наносит родной матери душевную рану и причиняет боль. Наверно, думает Лаванда, старательно споласкивая бритву, в следующий раз стоит просто пропустить еженедельный визит. А пока…
— За сукиного сына Кармайкла!
Она проводит рукой по темени. Завтра или послезавтра, когда полезет щетина, придется повторить. А вот Кармайклу с его залысинами уже ничего не поможет, и это всего в тридцать с небольшим! Что он там бормотал насчет молодой, чистокровной, хорошо воспитанной ведьмы, способной родить ему наследника? «Ты же понимаешь, дорогая, что с тобой у нас несерьезно?» Интересно, откуда Лаванде об этом знать, она же не легилимент? Затылок — самое трудное, приходится действовать почти на ощупь, второе зеркало слишком мало, чтобы рассмотреть в нем все как следует. Ну-ка!
— За Гермиону, мать ее, Грейнджер, то есть Поттер, и гребаный Департамент Разумных Существ!
Лаванда и есть такое существо. Весьма разумное. Образцовый экземпляр, пример для подражания. Она полностью интегрирована в послевоенную действительность — именно так говорилось в интервью, которое Грейнджер давала для «Ежедневного Пророка». Интересно, понравится ли ей лысое разумное существо, или без вьющихся светлых локонов интеграция окажется неполной? Достаточно ли будет, если Лаванда повторит все умные маггловские слова, которые выучила? Вообще-то Грейнджер даже не начальник Департамента, она заместитель и возглавляет Бюро распределения домашних эльфов, но Лаванда не может избавиться от мысли, что «подопечный» в ее речах подразумевает «поднадзорный» — пусть с благими намерениями. Вот и мама…
Лаванда любуется на себя в зеркало: на гладко выбритую, отражающую блики свечей голову, изящное розовое левое ухо и несуразный ошметок плоти на месте правого, впалые щеки и узловатые шрамы на щеке и шее. Правильно она решила — никаких заклятий, только маггловская бритва. По крайней мере, будет что вспомнить. Она проводит по голове мокрой рукой — и вскидывается, когда в комнате, треща, вспыхивает камин.
— Лав-Лав, ты дома?
Лаванда, стыдясь, убирает палочку в чехол. Парвати поймет. Если уж Парвати не поймет, значит, пора ложиться и помирать.
Потрясенное: «О-о-о!!!» примиряет ее с действительностью. Парвати всплескивает руками, складывая ладони в жесте почти молитвенном.
— Ты такая красивая, Лаванда! — говорит она убежденно. — Но Лилавати с тебя не слезет, имей в виду. Потребует такую же прическу, а мы с Санджаем не позволим, так что жди скандала. Не боишься?
Лилавати, названной отчасти в честь Лаванды, пусть та и не настоящая крестная, уже пять лет, и соображает она на редкость быстро. Лаванда достает припасенную заранее книжку-раскраску, показывает зеркалу язык — все-таки со взрослостью у нее проблемы, чего уж, — и вслед за Парвати идет к камину.

***
Аврорат утром — тот еще муравейник. Приема посетителей, если не случилось ничего чрезвычайного, пока нет, утренний развод не начался, даже начальство пребывает где-то у себя в кабинетах. Весь списочный состав, от старших авроров и ниже, зависает в дежурке, лениво готовясь к предстоящей дневной смене или завершая ночную. Пахнет кофе, гул голосов звучит почти мирно, и даже записки-самолетики не носятся, закладывая виражи, а спокойно маневрируют между столами. Лаванда идет по проходу между столами. Секунду спустя ее замечают сидящие с краю. Еще через секунду раздается свист. Головы поворачиваются в ее сторону, и наступившее молчание прерывает только чей-то нервный кашель, в котором наполовину тонет восторженное:
— Вау!
— Браун, выходи за меня! — выкрикивает кто-то из угла.
Лаванда уже открывает рот, чтобы отбрить нахала, но тут за у нее спиной стучат каблуки, и на плечо уверенно ложится рука.
— Волки не выходят за кроликов, Джек Рэббит, — говорит Алисия Спиннет, старший Стиратель памяти. Конечно, Лаванда знает Алисию по школе, как и многих здесь, но до сегодняшнего дня перемолвилась с ней едва ли парой слов, пусть даже Стиратели часто работают совместно с Сектором борьбы с неправомерным использованием магии, где служит сама Лаванда. Она наконец-то приходит в себя, улыбается как можно шире и обнимает Алисию за пояс. Молчание длится еще пару секунд — а потом все, как по команде, делают вид, будто ничего не случилось.
— Спасибо, — говорит Лаванда, убирая руку.
Алисия хлопает ее по плечу.
— Своих не бросаем, — усмехается она. — Классная прическа, хочу такую же.
Наверно, стоило прийти пораньше, думает Лаванда. Кто-то старательно на нее не смотрит, кто-то подмигивает, кто-то глазеет открыто. К счастью, дверь недалеко, и за ней никого нет. Лаванда не жалеет, но, оставшись в одиночестве, передергивает плечами — отряхивается от чужих взглядов, как собака, которую окатили водой. Как волк.
В их кабинете тихо, чисто, пахнет пергаментом и чернилами и немного цветами. С некоторых пор ей не нравятся растительные запахи, но Лаванда ничего не говорит — потому что раньше любила духи, особенно цветочные. К счастью, Джимми обходится без, Роза… пахнет розой, как ни смешно, а Лаванда — так уж получилось — здесь старшая во всех смыслах, и эти двое смотрят на нее снизу вверх.
Ее учили быть удобной, послушной и дисциплинированной всю жизнь, до самой Битвы за Хогвартс: даже удивительно, что она может так хорошо командовать другими, пусть этих других всего двое. И злиться тоже. Поначалу Лаванда поверить не могла, что способна просто наорать на кого-то, и даже плакала у Парвати на кухне, а та мрачно смотрела на нее, а потом встала, раздувая ноздри и уперев руки в бока, и обозвала дурой. Вот тогда-то Лаванда и взорвалась! Выкрикнула Парвати в лицо все, что следовало сказать не здесь и не ей, и опомнилась только после Агуаменти Максима.
Придурок Рэббит вообще не стоит того, чтобы обращать на него внимание, и именно потому жест Алисии так… трогает, что ли? Лаванда еще раз поднимает и опускает плечи и садится за стол, радуясь, что приучила свой сектор к порядку: видела она, что творится у других в кабинетах!
Она протягивает руку, берет верхнюю папку из стопки на углу стола. День начинается.
***
Через несколько часов количество бумаг убывает наполовину, а взгляды, которые бросает на нее пришедшая позже, но почти не опоздавшая Роза, становятся такими пристальными, что назавтра, похоже, следует ожидать еще одной обритой головы. Джимми более сдержан, хоть и гриффиндорец. Он молчит, три пера вразнобой скрипят по пергаменту с перерывом на ланч: мирный, размеренный рабочий день близится к концу, Магическая Британия может не только спать, но и бодрствовать спокойно, пока…
Карта вышеупомянутой Британии на стене вспыхивает и гаснет — и в самом ее центре наливается красным жирная точка: тревога! Точка расплывается, бледнеет, превращается в подобие увеличительного стекла, и Джимми, самый глазастый, читает вслух:
— Дерби, графство Дербишир, — прибавляя от себя: — Кто бы мог подумать?
— Паб «Ноев ковчег»? — хмуря брови, подхватывает Роза, чистокровная.
— Посмотрим, что там за твари, — усмехается Джимми, магглорожденный.
Все трое внимательно всматриваются в возникшее изображение и аппарируют с места.
***
Дело привычное, почти рутинное — наверняка какой-то волшебник решил заглянуть в маггловский паб, напился и начал колдовать. Разумеется, взрослый совершеннолетний маг может пойти куда угодно, и каждое колдовство никто не отслеживает: министерские датчики работают по площадям. Всегда остается вероятность их ложного срабатывания или какого-нибудь недоразумения: наилучший выход, по правде говоря. И, не в последнюю очередь, тревогу могут поднять маггловские полицейские. С некоторых пор специальные приборы, адаптированные для магглов и способные вызвать авроров на место происшествия, придаются…
…И используются.
У входа в паб толпится подвыпившая публика. Сами двери оцеплены, кто-то по громкой связи снова и снова предлагает посторонним разойтись и не мешать. Лаванда с некоторым трудом проталкивается сквозь толпу, размахивая удостоверением — Протеевы чары на нем позволяют увидеть именно то, что требуется в данный момент.
— Мисс, отойдите... — начинает было толстяк в форме. Приходится ткнуть карточкой ему в лицо.
— Инспектор Браун, — чеканит она. — Агентство по борьбе с серьезной организованной преступностью. Нам поступил вызов…
— А-а-а, — тянет толстяк, отступая в сторону. Плохо, думает Лаванда. Обычно местные власти не спешат уступать поле деятельности спецам из SOCA.
Она оглядывается: Роза и Джимми следуют за ней шаг в шаг.
В пабе почти пусто, если не считать полиции и нескольких тел, застывших тут и там в характерных позах.
— Петрификус, — шепчет за спиной Роза.
— Вызывай Стирателей, — бросает ей Лаванда и снова прибегает к магической силе удостоверения.
— Проблемы, сержант?
Полицейский оборачивается, окидывая ее взглядом: немолодой, жилистый, явно опытный — с такими иметь дело труднее всего.
— Драка, агент…
— Браун.
Он кивает.
— Какая-то заезжая банда, судя по всему. Возможно, байкеры, но мотоциклов никто не видел. Начали задирать местных, видимо, что-то подлили в пиво, — он указывает на пострадавших. — Наши попробовали им навтыкать, но у тех, похоже, еще и шокеры были. Так что за показаниями придется в больницу, скорую мы уже вызвали…
Сержант оборачивается к подчиненному, который что-то шепчет ему на ухо, и недовольно дергает ртом.
— Есть один в сознании, но…
— Но? — повторяет Лаванда.
— Он того… слегка крышей поехавший. Прошу прощенья, — спохватывается он и снова переходит на официальный тон: — Пациент психиатрической лечебницы в прошлом, сейчас работает там же санитаром. Не думаю, что…
— Целлер, Пикс, — говорит Лаванда. — Проверьте пострадавших и ждите здесь. Подкрепление вызвали?
— Так точно, — откликается Роза. Лаванде не хочется оставлять их одних, но доверить первичный опрос единственного свидетеля она никому не может.
— Там, — указывает кто-то из полицейских в сторону мужского сортира. В нос Лаванде ударяет вонь мочи, дерьма, какого-то ядреного освежителя воздуха. И крови. Запах заставляет ее сделать еще несколько шагов. На испятнанном плиточном полу, уткнувшись лицом в колени, сидит человек. Сначала Лаванда видит только его волосы — спутанную шевелюру цвета ржавчины. Она втягивает носом воздух, нащупывая в этом коктейле знакомую ноту, но человек вскидывает голову. Лицо его известно ей ничуть не хуже, чем запах.
С заплеванного пола в коридоре маггловского паба, неловко опираясь на левую руку и стараясь не потревожить правую, на Лаванду смотрит Рональд Уизли. Через секунду он узнает ее.
***
Ей хватает нескольких вздохов, чтобы переварить увиденное. Палочки при Рональде Уизли нет, но это ровно ни о чем не говорит — в том числе и о том, что это не он наложил Петрификус на выпивох, предварительно внушив им мысль о вломившейся в паб банде. Разве что рука… не сам же он себя поранил, тем более будучи правшой?
— Покажи, — требует она. Уизли не реагирует — даже смотрит теперь мимо, в стену. Лаванда снова тянет носом. Она никому не признается, что способна различать заклятья по запаху, может быть, потому, что иногда ошибается, но здесь ошибки быть не может: тянет горелым.
— Флагранте?
Он молчит, а время идет: чем дольше она будет ждать, тем труднее потом удалять воспоминания. Если ему охота прикидываться городским сумасшедшим — на здоровье, а у нее работа.
— Ты рассказываешь мне, что здесь произошло, я тебя прикрываю. Без веритасерума и прочего. Вот, держи пока.
Пузырек с настойкой бадьяна заклят на неразбиваемость, не то зелье вытекло бы на пол. Уизли даже не пытается ловить его, но вдруг, будто проснувшись или опомнившись, подбирает, зубами выдергивает пробку и поливает раненую руку.
— Семь или восемь, — говорит он хрипло. — Сопляки. С метками.
И добавляет, пока она таращится на него:
— Ненастоящими. И не на руке — на шее сзади.
— Что они использовали, кроме Флагранте и Петрификуса? Непростительные?
— Не было. Таранталлегра. Риктумсемпра…. Не помню.
— А ты?
Он поднимает пустые ладони с растопыренными пальцами.
— Стихийная. И табуретка. То есть наоборот.
С секунду она соображает, что это за заклятье такое, потом прикусывает губу.
— Приметы, хоть что-нибудь? Кроме меток?
— Бритые, — говорит он, — как ты, — и снова утыкается лицом в колени.
***
— Ну что? — без особого интереса спрашивает сержант. Лаванда бросает взгляд в угол — на Розу и Джимми, на стоящих рядом с ними Стирателей: Трумэна и — сюрприз, сюрприз! — Алисию. Пускать их к Уизли никак нельзя.
— Почти ничего не помнит, — говорит она вслух. — Утверждает, что бил их табуреткой.
— Ай да Робби, — сухо усмехается сержант. — Смит, отведешь парня домой? С родителями живет, — снова обращается он к Лаванде, — тоже больные на голову, из дурки не вылезают.
— Подождите.
Лаванда отходит к своим, кивает — ее понимают без слов. На минуту все вокруг застывают, как на неподвижной маггловской фотографии, потом отмирают. Жертвы Петрификуса копошатся на полу, удивленно озираясь. Ничего необычного. Просто потасовка в пабе.
— Благодарю за бдительность, сержант, — говорит Лаванда. — Но, кажется, нам здесь ловить нечего. Дело целиком по вашей части.
***
Как быть дальше, она понятия не имеет.
В комнате темно, свет с некоторых пор стал лишним. На столе выдыхается сливочное пиво и сохнет сэндвич с сыром (второй, с мясом, давно съеден). Прежде ей не приходилось совершать должностных преступлений? хотя это и преступлением-то не назовешь.
Рапорт написан, сведения о группе юнцов с поддельными татуировками Морсмордре отправлены по инстанции для передачи в оперативный отдел — обычные показания, полученные от пострадавших магглов. Имя Рональда Уизли, как она и обещала, не упоминается: собственно, о нем в магическом мире предпочитают молчать вот уже десять лет.
Без полутора месяцев десять, напоминает себе Лаванда. Свадьбу назначили на сентябрь, через неделю после дня рождения невесты.
Волчья память хранит звуки и запахи, а не слова и цвета: Лаванде до сих пор чудится дух палых листьев, поздних осенних цинний и безвременника, и вскопанной земли. Огромный шатер в саду позади дома Уизли полощется на ветру, мяукают скрипки, мягко выдыхают валторны, звенят на грани слуха защитные заклятья, сливаясь в единый фон, задник, на котором остро выделяются ароматы жареного мяса, зеленого горошка и пирога с патокой. Трех главных действующих лиц сегодняшнего представления: жениха, невесты и одного на двоих шафера.
Парвати недовольно фыркает, в который раз высказывая всем и каждому свое ценное мнение о планах Грейнджер обойтись без подружек, посаженного отца и прочих жизненно необходимых свадебных атрибутов. Не то чтобы Лаванда думала иначе, но она изо всех сил старается не злиться: во-первых, потому, что ей в самом деле плевать на Рональда Уизли, а во-вторых — из-за слуха, что именно Грейнджер обеспечила ей место в аврорате, и не по результатам испытаний, а по квоте, которую сама же и ввела.
— У него вообще хоть кнат остался после всего этого? — громким шепотом осведомляется Парвати. Свадебный шатер сверху донизу опутан какой-то золотистой мишурой, украшен огромными букетами в цветастых вазах, на столах выставлено дорогущее испанское и австралийское вино, и им уже разминается не кто-нибудь, а фронтмен «Вещих сестричек» Майрон Вогтейл.
— Уж не знаю, у кого из них снесло крышу, у Грейнджер или у твоего Уизли, — заключает Парвати. Для Лаванды ответ очевиден — с таким лицом переминается у алтаря давно-уже-не-ее Уизли, такие взгляды бросает на занавес, откуда вот-вот должна появиться невеста в платье от самой Глорианы Таттинг. Когда-то Лаванда мечтала о таком, сейчас предел ее мечтаний — темно-красная аврорская мантия.
Обряд назначен на пятнадцать ноль-ноль, часы бьют три, проходит пять минут, и еще пять, и еще, и кто-то требует, чтобы «их поторопили» — но, будто в ответ, вместо традиционного марша слышится рычание мотоцикла. Лаванда кашляет: удушливый дым забивает ноздри, Джинни Уизли бросается к выходу, отдергивая шелковую ткань, и почти сразу же влетает обратно. Джинни не подружка невесты, просто гостья на свадьбе в собственном доме, но само собой подразумевается, что Гарри сегодня — ее пара. Подразумевалось, думает Лаванда. Не зря говорили, что между ними давно ничего нет.
— Уехали. С Гарри, — сообщает Джинни очень спокойно. Лаванда поднимает руки, чтобы заткнуть уши, но все молчат, а потом, словно зачарованные, поворачиваются к алтарю, то есть, к стоящему возле него Рональду Уизли.
— Гермиона волнуется, — говорит он таким же неживым тоном. — Проветрится и вернется.
— Рон, — окликает Молли Уизли, сидящая в первом ряду, но он повторяет:
— Вернется.
Кто-то выскальзывает наружу, приподняв край шатра, кто-то шепчется, оглядываясь. Невилл — он сидит по другую сторону — вытирает лоб платком, хотя вовсе не жарко. Парвати прижимается к Лаванде, вцепившись ей в руку.
— Ждем? — спрашивает она беззвучно.
Они ждут — вся Армия Дамблдора. Лаванде неловко до тошноты, она боится поднять глаза, а когда все-таки поднимает, оказывается, что в шатре нет уже ни мистера и миссис Уизли, ни большинства гостей. Но Рон и Джинни еще здесь — к счастью, оба сидят на передней скамье спиной к оставшимся.
Парвати нервно раздувает ноздри, толкает Падму, переглядывается с Шеймусом и Дином, но молчит. Первым не выдерживает Невилл — или, скорее, принимает решение по праву командира.
— Пошли.
Снаружи их встречает свежий влажный запах ранней осени и уже изрядно выветрившийся — угощения. Столы и впрямь ломятся от блюд и выпивки, и между ними бродит, что-то бормоча полушепотом, миссис Уизли.
— Испортится, — слышит Лаванда. — Куда же столько?..
Парвати выступает вперед:
— Миссис Уизли, позвольте, мы поможем? У меня отлично получаются консервирующие чары — мама всегда говорила…
— Спасибо, дорогая, — рассеянно кивает та.
Они расходятся, накрывая чарами один стол за другим. Лаванда зависает над блюдом ростбифа, но сейчас ей даже мяса не хочется. Нетронутым остается почти все — кроме нескольких бутылок. За столиком у самых кустов крыжовника, рискуя вот-вот переместиться под эти кусты, пирует состав «Вещих сестричек», а с ними Джордж Уизли и Ли Джордан. Никто их не трогает.
— Чем еще помочь, миссис Уизли? — спрашивает Невилл. — Может, стоит убрать все в кладовую?
Миссис Уизли непонимающе смотрит на него, сдвинув брови, и вдруг в отчаянии всплескивает руками:
— Мерлин милостивый, а подарки? Как же подарки? Где нам взять столько сов?
— Мы могли бы… — снова начинает Невилл, но она не слушает.
— Пора бы им уже вернуться, — голос миссис Уизли звенит, как надтреснутое стекло, и Лаванде больше всего на свете хочется, чтобы все это оказалось одним гигантским недоразумением. Она почти заставляет себя поверить, что Гарри и Гермиона вот-вот появятся и все исправят. — Надеюсь, по дороге ничего не случилось…
— Мама! — Джинни не то всхлипывает, не то смеется.
Она стоит в проеме шатра, белый полог спадает на голову, покрывает плечи, и волосы от этого кажутся еще ярче.
— Никто не вернется.— Джинни машет палочкой, вызывая Темпус: от обыденности этого движения становится еще хуже. — Они, наверно, и поженились уже.
Лаванде ужасно хочется провалиться сквозь землю.
— Как — поженились? — бормочет миссис Уизли. — Гарри и Гермиона? Почему? А как же Рон? И свадьба?
— Потому что кое-кто ей раньше не предлагал, — Джинни улыбается и, подбирая подол новой мантии, шагает в траву. — А потом предложил. Наверно, из-за свадебного платья, они все немного зачарованные. А кое-кто еще все проморгал. Так что возвращать ничего не нужно, — она снова улыбается, легко и ослепительно.
— А ты? — спрашивает миссис Уизли без всякого выражения. — Ты знала?
— Думала, обойдется как-нибудь, — Джинни пожимает плечами. — У нас есть какой-нибудь ящик? Уменьшим подарки, упакуем и отправим на Гриммо.
***
Рон так и не появляется. Они действительно складывают подарки, вызывают службу доставки, помогают убрать столы и стулья — и молчат.
Парвати, и та открывает рот, только выйдя из камина. Вид у нее не просто усталый — измотанный, даже хуже, чем на недобром их седьмом году в Выручай-комнате.
— Карма, — говорит она. — Представь, оказывается, этот болван грохнул на свадьбу всю премию! Да еще занял у Гарри! Ни за что! — говорит она убежденно. — Давай поклянемся, если вдруг соберемся замуж, ничего подобного не устраивать!
Лаванда машинально соглашается — уж ей-то пышная свадьба точно не грозит.
***
Парвати нарушает клятву через два года: фамилия ее будущего мужа занесена в Список священных скольких-то там индийских семейств, у него полно родни, и свадьбу закатывают по всем правилам. Парвати путается в словах, рассказывая о предстоящей церемонии, Лаванда всеми силами старается избежать если не участия, то хотя бы близкого знакомства с женихом, но потом поддается на уговоры и не жалеет: Санджай оказывается нормальным. К шрамам и всему, что к ним прилагается, он относится куда проще, чем большинство их старых знакомых.
Но в ту ночь, вернувшись из Норы, они засиживаются допоздна, снова и снова заваривают чай и засыпают уже под утро. Ни Рона, ни Джинни Лаванда больше не видит: по слухам, оба уехали из дома, но неизвестно даже, вместе или по отдельности. Со временем выясняется, что Джинни по-прежнему играет в квиддич, но не за британскую, а за румынскую команду. С Гарри Лаванда сталкивается только в аврорате: когда она заканчивает учебу и приходит на службу, тот уже командует Отрядом особого назначения. Молодую миссис Поттер она встречает всякий раз, когда приходит в Департамент Разумных Существ.
О Роне никто из них не говорит: даже на ежегодных празднествах в честь победы над Волдемортом поименно перечисляют погибших, затем поздравляют живых, упоминая Гарри, Гермиону, Невилла — и Уизли, всю семью.
***
Вот и правильно, думает Лаванда, пусть прошлое хоронит своих мертвецов. Она совсем уже решает выбросить Рональда Уизли из головы. Она бы и выбросила, если бы не одна деталь. Родители. Маггловский полицейский говорил о родителях, с которыми живет Рон, то есть Робби, — она повторяет имя, затверживая его.
Мистера и миссис Уизли Лаванда тоже видит нечасто, но те несомненно живы и здоровы, и покидать магический мир, судя по всему, не собираются. Значит, речь не о них.
Аврорат — это диагноз, не хуже ликантропии, вздыхает Лаванда. «И Рональд Уизли здесь не при делах, правда-правда? — будто наяву, слышит она голос Парвати. — И ты ни о чем таком не думала, стоя над ним с этой твоей шикарной головой и в аврорской мантии, пока он валялся на полу в сортире? М-м-м?»
Парвати, даже воображаемая, слишком хорошо ее знает.
Наутро Лаванда, не задерживаясь, пролетает сквозь дежурку, забивается в свой угол, втайне надеясь, что хотя бы полдня вызовов не будет. Расчерчивает таблицу на листе пергамента на две колонки, за и против самостоятельного расследования, почти подсмеиваясь над собой: превращаешься в Гермиону Грейнджер, аврор Браун? Настроение портится, зато становится ясно, чем их заполнить.
Официально Рональда Уизли никто не искал, в этом Лаванда уверена. Допустим, счастливые молодожены предпочли избежать скандала, но почему его родные тоже не поднимали паники? Известно ли им, что их сын и брат содержался в маггловской лечебнице для душевнобольных, затем каким-то образом смог из пациента переквалифицироваться в служащего, и… Тут ее рассуждения начинают буксовать. И что? Познакомился с какими-то магглами, которых все принимают за его родителей? Внушил им эту мысль? Но зачем? Чтобы вписаться в маггловскую действительность — это с сумасшедшими-то?
Лаванда достает палочку, решительным Эванеско уничтожает пергамент и идет в архив. Каблуки форменных сапог громко стучат по дубовым плашкам паркета. Архив занимает одно из самых старых помещений Министерства Магии: говорят, когда-то на его месте была не то тайная тюрьма, предшественница Азкабана, не то винный погреб. Запах сухого дерева, пивного сусла и паутины свидетельствует о втором, еле заметный кровавый душок — о первом. Лаванда показывает пропуск архивной ведьме — уровень доступа у нее не самый высокий, но вполне достаточный, как и полагается аврору, — отказывается от помощи, и в последний момент, уже занеся перо над книгой заявок, вместо «Рональд Уизли» пишет — «Гермиона Грейнджер, запросы, 2001 год».
Пишет, почти ничего не ожидая — но перо внезапно принимается плясать по странице, записывая номера полок и папок.
«Запрос в Министерство Магии Австралийского Союза». Лаванда хмурится, понимая, что опять промахнулась: Грейнджер… то есть тогда уже Поттер спрашивала о чем-то совершенно постороннем, а вовсе не собиралась разыскивать Рональда Уизли. Запросов в Австралию в архиве хранится как минимум пять штук; кроме них, в списке значатся какие-то источники по домовым эльфам и кентаврам, уж точно не представляющие для Лаванды интереса. Перо, скрипя, дописывает последнюю строчку и с маху втыкается в подставку.
«Запрос относительно несанкционированного применения магии как причины смерти Д. В. Дурсля, маггла». Это что еще такое? Фамилия кажется незнакомой. В две тысячи первом Лаванда уже стажировалась в отделе, но по больше в качестве подай-принеси, даже готовила кофе для засидевшихся за работой авроров. Могла не обратить внимания или просто позабыть. Она уговаривает себя не торопиться, но откуда-то из-под волчьего спокойствия, воспитанного годами болезни, выглядывает прежняя любопытная Лаванда, приплясывает, накручивая на палец светлый локон, складывает губы сердечком.
Она касается строки запроса палочкой, и светящаяся точка сползает с пергамента на пол, оставляя след. Стеллажи обступают Лаванду, как стены лабиринта. Точка скользит вверх по стойке и останавливается, подсвечивая номер папки.
Лаванда оглядывается, словно и вправду совершает нечто противозаконное, как добычу в логово, утаскивает папку к столу, ожидая невесть чего — и разочарованно выдыхает. На единственном листе четким почерком выведено: «На ваш запрос сообщаем, что в деле о гибели Дадли В. Дурсля, 12.02.1980 года рождения, маггла, магический след не обнаружен. Старший специалист Сектора борьбы с неправомерным использованием магии аврор Г.Дж.Миллер».
Герберт Миллер, думает Лаванда. Сиплый тенор, постоянный кашель, желтые от маггловского табака пальцы — и не малейших скидок стажеру Браун, будь она тысячу раз героиней и инвалидом войны. Герберта Миллера два года как нет в живых, спрашивать некого, да и незачем. По какой бы причине Грейнджер ни интересовалась неизвестным магглом, ее, Лаванды, это не касается вовсе.
Она чувствует, будто вот-вот переступит какую-то грань, и пути назад не будет. Возвращает на место папку, закрывает доступ к заявке — теперь ее может прочесть только тот, у кого выше допуск — и останавливается, не в силах уйти. Может, взглянуть еще на запросы об Австралии?
Птичка-записка легко ударяет ее по плечу. Лаванда подставляет руку, разворачивает и сминает лист в кулаке. Вызов. Роза и Джимми, кажется, уже паникуют — кляксы на пергаменте тому свидетельством. Лаванда кивает, пятится и бежит по коридору, будто удирая от какой-то опасности.
***
Два часа спустя ее вызывают на ковер. В кабинете Главного аврора она была уже сотню раз, но разнос получает впервые. Главный Аврор смотрит на нее сквозь очки, потирает шрам на лбу и смущенно улыбается:
— Чаю хочешь? С печеньем? — и, пока она отпивает глоток, внимательно ее разглядывает: — Ты когда последний раз была в отпуске?
Лаванда опускает чашку на стол и пожимает плечами: в настоящем, большом — пять лет назад, когда родилась Лилавати, а неделю прихватывала прошлым летом. Но начальство не намекает — оно приказывает.
— Меня отстраняют?
— Ни в коем случае! Месяц отпуска, как положено. Надо отдыхать, Лаванда, — говорит он убежденно. — Нельзя себя загонять до такой степени…
Собственно, ничего такого она не сделала — всего лишь отпихнула с дороги Розу, которую едва не задавила маггловская газонокосилка, и успела развоплотить вселившегося в эту газонокосилку полтергейста. Ладно, еще двинула как следует идиоту, рассорившемуся с соседями-магглами и наложившему чары на их имущество. Розу, кажется, этот удар напугал гораздо сильнее, чем взбесившаяся машинка.
— Слушаюсь, — говорит Лаванда, еще раз вспоминая похороненный в архиве запрос о гибели маггла по фамилии Дурсль, и идет писать рапорт о предоставлении отпуска.
***
— Печенья! — требует Лилавати.
Лаванда сидит напротив. Ей ужасно хочется забраться на стул с ногами или развалиться на диване, но нельзя, нужно подавать пример.
— Сначала доешь, — говорит она и в порыве вдохновения добавляет: — если хочешь, можем покрошить печенье в овсянку.
— Испортить печенье?! — ужасается Лилавати.
Лаванда делает еще одну попытку:
— А потом будет играть в парикмахерскую!
Лилавати пришлось-таки смириться с мыслью, что обрить голову ей не позволят, и теперь она ставит опыты на куклах. И на Лаванде — та снова и снова отращивает волосы на резиновых кукольных головах, а потом стрижет их с помощью палочки.
Из кухни слышится смешок. Дверь отворяется, в комнату влетает поднос и аккуратно опускается на стол: заварочный чайник, сахарница, чашки с блюдцами и корзинка с коричным печеньем. Следом появляется Парвати с палочкой в руке, и все сейчас же устраивается: овсянка ложка за ложкой исчезает во рту без уговоров и капризов, чай остывает до нужной температуры, печенье разлетается по тарелкам. Парвати дирижирует домашним оркестром, включающим и Лаванду: первый день отпуска решено отпраздновать, и празднование должно пройти по плану.
Лаванда смотрит на Парвати — уверенную, безмятежную, решительную — и в который раз думает, как ей повезло. Особенно по сравнению с… Она обрывает мысль и снова возвращается к Парвати, которая даже дома выглядит безупречно, будто никаких проблем у нее нет и отродясь не существовало. Будто не было не то что их седьмого года в Хогвартсе — но и первого тоже, и родители не слали Парвати гневных писем, упрекая за поступление в Гриффиндор. Брахман, повторяет про себя Лаванда чужое слово. Патил — из варны брахманов, жрецов и ученых, им положено учиться в Рейвенкло, а не в Гриффиндоре, предназначенном для воинов-кшатриев. Тогда, на другой день после распределения, она ни о чем таком понятии не имела. Всего лишь увидела, как девочка с темными косичками, сжав зубы, пытается наложить режущие чары на лист пергамента, и предложила помощь. Самое правильное решение в жизни, — усмехается Лаванда и ловит на себе встревоженный взгляд, — пусть даже с пергаментом у них ничего не получилось, а потом пришла Падма и объявила, что это все глупости и с родителями она поговорит сама.
Часом позже уставшую Лилавати передают нянюшке-ванаре. Лаванде пора бы уже привыкнуть к тому, что эти создания в индийских семьях заменяют домашних эльфов, но никак не получается, и сочетание различия и сходства между ними завораживает, как в первый день.
Парвати усаживается на диван, подбирает под себя ноги и, сдвинув брови, спрашивает:
— Ну и что это значит?
— Это?
— Ну да, твой внезапный отпуск. В министерстве сменилась политика? Тебя решили по-тихому отправить в отставку?
Лаванда удивленно глядит на нее:
— Да нет же! Ничего подобного! Я… Я просто на самом деле позволила себе лишнее. По-хорошему, мне должны были взыскание объявить…
Она может рассказать Парвати о чем угодно, исключая Рональда Уизли. Парвати со всей бескомпромиссностью ненавидит Рона с шестого курса — именно потому, что Лаванда так до конца о нем и не забыла. У самой Парвати короткая влюбленность в Гарри Поттера закончилась безболезненно еще на четвертом.
— Ясно, — кивает Парвати. Карьеру Лаванды она всей душой поддерживает. — Значит, надо отдыхать. Хорошо бы куда-нибудь съездить. Не к маме, конечно. Жаль, что я не могу…
Лаванда вздыхает. Ей тоже было бы жаль, если бы она уже не ступила на сомнительную дорожку.
— Я тут была по работе в одном месте… — начинает она.
— Волшебном? — строго спрашивает Парвати.
— По крайней мере, волшебники там есть, — отвечает Лаванда, ни разу не кривя душой.
***
И все-таки она тянет время. Полдня слоняется по квартире, убеждая себя, что нужно все обдумать. Вот, например, ее внешность: сейчас она слишком приметна, и пойти как есть — не вариант. Конечно, волосы можно отрастить (в самом крайнем случае, здесь она позиций не сдаст), но шрам, след зубов оборотня, не убрать никакими чарами. Значит, Оборотное зелье или маггловская косметика.
Оборотное — не из тех снадобий, которые можно приготовить на кухне за полчаса или купить в ближайшей аптеке. Лаванда служит достаточно долго, чтобы знать, где берут подобные вещи. Нужно всего лишь дойти до общественной совятни и, изменив почерк, отправить заказ. Все равно она уже преступила… Или еще нет? В конце концов, оборотное зелье не входит в список запрещенных, так ведь?
Через полчаса, одетая в джинсы и куртку, в карманах которой хрустят маггловские фунты, она выходит из «Дырявого котла» в Лондон. Пройтись, говорит она себе. Осмотреться. Не обращать внимания на подозрительные взгляды окружающих. Еще через полчаса она расслабляется. До Лаванды никому нет дела: шрамы или нет, бритая голова или длинные волосы — здесь видели все и привыкли ко всему.
Она бредет по Портобелло-роуд — просто потому, что уже бывала здесь раньше (нейтрализация оживших манекенов, дело закрыто), разглядывая развалы на столах и на асфальте. Зачем-то — то есть понятно зачем — покупает белобрысый парик, сняв его с черной безглазой искусственной головы, соблазняется шляпкой, украшенной букетиком сине-желтых анютиных глазок, и такой же бархаткой на шею… и вздрагивает, услышав за спиной топот и отчаянное:
— Мисс, подождите! Постойте!
Девочка Лаванда, вынырнувшая невесть откуда, пропадает бесследно: аврор Браун оборачивается в боевой стойке — и на нее едва не налетает тощий малорослый парнишка-маггл.
— Простите, мисс! — выдыхает он, глядя снизу вверх черными навыкате глазами. — Я… не подумайте чего… можно вас нарисовать?
Лаванда награждает его Лучшим Аврорским Взглядом, парнишка испаряется, пробормотав напоследок: «Да я чего? Я ничего…» — но ее окончательно отпускает. К парику и шляпке добавляется что-то вроде платка, продавец переспрашивает:
— Эту бандану, мисс? — равнодушно скользнув по ней взглядом.
Спохватившись, Лаванда выбирает в подарок две заколки с блестящими камешками. Одно дело Лондон, а другое — провинция, где каждый чужак на виду, уговаривает она себя и, окончательно плюнув на благоразумие, покупает платье, длинное платье в цветочек в тон шляпке, и поспешно, боясь не натворить еще что-нибудь, аппарирует к дверям «Дырявого котла».
Завтра точно, обещает она себе.
***
Ночью Лаванда просыпается — так резко, будто кто-то крикнул у нее над ухом. Вскакивает, пошатнувшись спросонья, рывком открывает дверцу настенного шкафчика. Книг у нее совсем немного. За последние десять лет она не прочитала ни одного романа и не открыла ни одного номера «Ведьмополитена», единственное, что ее хоть как-то занимает — мемуары. Пусть их пишут чаще всего те, кто войны и не нюхал — тем больше поводов без помех перемывать кости идиотам-авторам. Но Рита Скитер не идиотка, отмечает про себя Лаванда, на ощупь — свет ей не нужен, — находя на полке толстый том «Блеска и нищеты демобилизации» и перелистывая страницы. Фамилия Уизли там упоминается, конечно, но о том, за что Скитер должна бы уцепиться в первую очередь, о скандальной женитьбе Мальчика-который-выжил — ни единого слова. Просто в какой-то момент вместо «мисс Грейнджер» в тексте возникает «миссис Поттер». Но сейчас Лаванде нужно другое. «Именно в это время Гарри Поттер помирился со своими родственниками по матери, мистером и миссис Дурсль, магглами, у которых прошло его детство, — читает она. — Несмотря на сиротство и тяжелые испытания, Гарри Поттер сумел преодолеть детские обиды и в какой-то степени заменил сына своим тете и дяде». Раньше она пробегала эти строчки взглядом, не слишком вникая, но сейчас намеки Риты понятны с полуслова. Заменил сына, который погиб. И даже частным порядком запрашивал обстоятельства его гибели, но ничего подозрительного не обнаружил.
Она засовывает книгу на место, забирается под одеяло. Загадка оказалась слишком легкой, разве что остается вопрос — почему не официально? Гарри вполне мог инициировать расследование по всем правилам, раз уж погибший имел отношение к магическому миру. Решил не злоупотреблять служебным положением? Не захотел поднимать шум?
Под одеялом тепло, она сворачивается в клубок, уже в полусне раздумывая о том, что времени у нее немного. До выхода на службу три недели, но полнолуние через двенадцать дней, да еще пару прибавить на отлежаться.
Дерби, повторяет она, морщась от воспоминаний. Психиатрическая лечебница. Чего уж там, отличное место, чтобы провести отпуск.
***
Может быть, в Дерби что-то и изменилось с прошлого ее визита, но закоулок за пабом «Ноев ковчег» остался прежним. Лаванда морщит нос, стараясь не чихнуть. Сюда забегают подраться, справить нужду или перепихнуться по-быстрому, но запаха Рона она не чувствует.
Она сует руки в карманы куртки, трясет головой, проверяя, хорошо ли сидит белобрысый парик, и выходит на улицу.
Дерби — не Лондон: поздним утром в спальном районе пешеходов так мало, что хочется спрятаться, укрыться в тени, передвигаясь перебежками от дома к дому. Лаванда горбится и прибавляет шагу: хорошо еще, что ей хватило ума обойтись без шляпки и платья! Город кончается — последние полмили она идет по обочине пустой дороги вдоль живой изгороди, и оттуда, из-за кустов бузины, из чистенького пригородного леска, тоже тянет опасностью. Лаванда принюхивается. Ничего определенного: запахи леса ей незнакомы, наверно, в том и дело. Она уже почти бежит, переведя дух только за солидной чугунной решеткой больницы, вернее, целого городка, вокруг которого раскинулся ухоженный сад с клумбами, дорожками, фигурно подстриженными кустами. Лаванда прячется за одним из них — ярко-розовым рододендроном. Она и не думала, что способна так бояться — и что способна бояться вообще. Еще раз оглядывается, достает из кармана мантию-невидимку, дешевую, одноразовую: компромисс между чарами, которые тот же Рон может обнаружить, и непривычным маггловским макияжем.
Двухэтажное здание административного корпуса увито пахучей глицинией. Лаванда фыркает, проскальзывает внутрь, находит на первом этаже табличку «Отдел по работе с персоналом». Дверь в него приоткрыта — достаточно, чтобы войти. За большим столом сидит молоденькая темнокожая девушка в зеленой униформе и громко клацает длинными, тоже зелеными ногтями по кнопкам компьютера. Почти как в маггловской полиции, только форма другая. Лаванда бесшумно заходит девушке за спину, попутно обшаривая кабинет взглядом. Никаких документов в открытом доступе. Один шкаф закрыт — оттуда бумагой все-таки тянет, но со шкафом можно повременить. Кражу со взломом пока отложим, усмехаясь про себя, квалифицирует Лаванда. Девушка что-то напевает — и едва не подскакивает, когда откуда-то раздается оглушительное:
— Мисс Нвамбе, подготовьте приказы об увольнении!
— Сию минуту, миссис Кинг! — отвечает девушка и принимается щелкать по кнопкам еще быстрее.
Приказы об увольнении. Значит, где-то там внутри есть и приказы о приеме на работу?
Рядом с Лавандой что-то жужжит, и из белого ящика по соседству начинают выползать листы бумаги. Она еле успевает посторониться — девушка подхватывает листы, пробегает их глазами: Лаванда успевает разглядеть только «Уволить с десятого числа июля месяца сего года…»
Стало быть, бумаги все-таки существуют. Девушка стремительно выбегает за дверь. Лаванда идет следом, обнаруживает таблички «Директор отделения по работе с персоналом» и «Архив». Второе куда перспективнее, но дверь в него заперта. Ждать нет смысла — нужно либо вернуться вечером, либо…
Гостеприимный рододендрон ждет, Лаванда скрывается за ним, снова оборачивается к лесу — и застывает. Запах! Явственный, свежий, острый запах взрослого оборотня обрушивается на нее как удар. Она ахает без голоса — и в совершеннейшем ужасе аппарирует с места, так и не сняв мантии и не сосредоточившись, как следует…
…Прямо домой, на два свободных квадратных фута между кроватью и столом, каким-то чудом целая и невредимая. Сил нет не то что встать, но даже перекатиться на бок, пусть даже ноги упираются в стену, а голова в ножку стола. Кажется, запах переместился вместе с ней. Сердце колотится, руки и ноги вздрагивают, будто сами по себе пытаются бежать туда, к тому, кто зовет ее, потому что этот запах и есть призыв.
«Волки — общественные животные, — голос Гермионы Грейнджер даже в воображении действует на нервы, зато и возбуждение гаснет. — Волк-одиночка в абсолютном большинстве случаев легенда, персонаж сказки. Если ты не хочешь заводить отношения с себе подобными, Лаванда, приходи хотя бы на сеансы групповой терапии. Я уверена, они пойдут тебе на пользу!»
Она садится, обхватив колени руками. Это все полнолуние — конечно же, полнолуние! Может быть, и запаха никакого не было, хватило угрызений совести и мыслей о Рональде Уизли, а волчья природа подсказала остальное. Так или иначе, больше выходить за ограду больничного парка ей не нужно. Зато понадобится кое-что другое…
Лаванда стаскивает помятую куртку, морщась, сдирает парик — боль окончательно отрезвляет — и идет к камину.
— Мастерская Дина Томаса!
Личное дело Рона Уизли хранится в компьютере — и она предпочтет несколько раз щелкнуть по кнопкам, чтобы найти его и прочесть, а не взламывать двери и обшаривать архив. У нее не так уж много знакомых, умеющих обращаться с компьютером, и Дин лучший из них: не откажет и не спросит лишнего. Дин — дуомаг, так это сейчас называется. Ему без разницы, в каком мире жить и что рисовать — комикс про безумного маггла Мартина Мигглза или иллюстрации к маггловским сказкам про волшебников. Лаванда ждет ответа и косится в сторону шкафа: несколько выпусков «Потти Гаррета против Василиска» с дарственной надписью хранятся на нижней полке.
— Лав-Лав? Заходи! О, крутая прическа!
Она ныряет в камин. Дин машет ей из-за стола, заваленного всякой всячиной, над которой возвышается компьютер, куда больше и красивее больничного.
— Как вообще дела?
Полная чушь, но все они, несостоявшиеся выпускники девяносто восьмого — и Дин тоже — считают, что виноваты перед ней. Спорить бесполезно, она пробовала. Лаванда морщится, пожимает плечами и рассказывает про свой вынужденный отпуск.
— Ясно, — кивает Дин и смотрит вопросительно.
— Компьютер, — говорит Лаванда. — Если я научусь, будет больше шансов, что меня оставят на службе.
— Клево! — соглашается он. — Только компьютер — это очень много всего. Надо разобраться, что именно тебе нужно.
— Искать, — отвечает она быстро. — В полиции могут по имени найти любого… ну, почти, я видела. И в маггловских больницах. Если мы сможем делать это сами, без них…
Он смеется.
— Не слабо! Но вообще дело десятое, полицейская база, больничная или какая. Главное — уловить принцип, сечешь?
Через два часа она уходит: набросок нового персонажа комикса, женщины-волка по имени Брауни Лав, подмигивает ей на прощанье с листа бумаги.
***
Темнокожую девушку из Отдела по работе с персоналом зовут Адела Нвамбе.
Лаванда аппарирует прямо к двери ее кабинета на следующее же утро, дожидается, пока откроют дверь, и бесшумно и стремительно занимает позицию, позволяющую видеть и экран, и кнопки, по которым ловко цокают выкрашенные в зеленый цвет ногти. И следит, внимательно и безотрывно, час, и другой, и третий. К обеду она узнает имя не только самой девушки, но и ее бойфренда, сестры и подруги, ее мнение о начальнице, ее планы на вечер и марку любимого мороженого. И расположение кнопок (клавиш, напоминает себе Лаванда, Дин называл это клавишами), которые нужно нажимать, чтобы извлечь из компьютера сведения о тех, кто принят на работу, или уволен, или собирается в отпуск.
На следующий день она приходит снова, напоминая себе, что вовсе не собиралась превращаться в Грейнджер. Полнолуние приближается. Стоять неподвижно все труднее, легкий зуд под кожей будто напоминает, что скоро сквозь нее прорастет волчья шерсть. Луна выкручивает кости, бросает то в жар, то в холод. Третий день Лаванда выдерживает с трудом. Когда Адела Нвамбе выходит на перерыв, у нее едва хватает сил на аппарацию.
В хорошие месяцы ей удается жить нормально вплоть до последнего дня, но этот — один из худших. Лаванда забивается в угол дивана, заползает под тяжелое одеяло и с трудом дотягивается до стакана с водой.
— Плохой, — даже не спрашивает, а утверждает заглянувшая вечером Падма. Она уходит на кухню и гремит там посудой, попутно рассказывая про Парвати, к которой внезапно нагрянула в гости свекровь. Лаванда сочувственно мычит: индийская свекровь та еще напасть, хуже драконьей оспы. Падма приносит ужин, ждет, пока Лаванда доест. Они не дружат, но общаются мирно, будто не слишком близкие родственники. Падма даже предлагает остаться, но Лаванда мотает головой и снова погружается в зыбкий больной туман.
Разумеется, оборачиваться в одиночку она не собирается. Стараниями все той же Грейнджер каждый страдающий ликантропией имеет возможность вызвать специально обученного работника Министерства — для помощи и контроля. Лаванда вздыхает, но заполняет форму заявки.
Мистер Фэлсворт, немолодой, длиннолицый и флегматичный, стучит в камин поздно вечером. Это лучший вариант: за годы знакомства он не сказал ни слова сверх положенного и ни разу не изменился в лице. С вечным выражением терпеливой скуки он провожает Лаванду, завернувшуюся в старый халат, в подвал, ждет, пока она выпьет антиликантропное зелье, а потом педантично накладывает положенные заклятия.
Должно быть, ее волку этот халат чем-то дорог — по крайней мере, он переживает уже третье обращение. Лаванда расстилает его в углу, устраивается и ждет. Привыкнуть к этому невозможно. В голове что-то взрывается, перед глазами вспыхивает белый огонь, прожигая насквозь, и в этом огне Лаванде мерещатся Рон Уизли, сидящий под кустом бузины, и запах волка, пронизывающий все вокруг.
Утром ей удается очнуться раньше, чем отворяется подвальная дверь. Халат все еще цел — просто рекордсмен, да и только!
— Теряете массу, мисс Браун, — замечает Фэлсворт. Лаванда вздрагивает — он впервые позволяет себе личное высказывание. Должно быть, она и вправду отощала. Любому оборотню нужно много есть, чтобы менять форму: может, ее и развезло раньше времени потому, что последние дни не удавалось вовремя пообедать?
В комнате за накрытым столом ждет Парвати, и это тоже удивляет: неужели Фэлсворт ее вызвал? Или Падма постаралась? Лаванда не спрашивает. Она переодевается, снова чувствуя себя человеком, под неумолимым взглядом Парвати одолевает полную тарелку карри. Завтра, думает она снова. Завтра все выяснится. Совесть ее почти не мучит.
***
Кое-что ей удается предусмотреть, например, маггловскую сигнализацию и видеокамеры. Лаванда аппарирует в Отдел по работе с персоналом прямо в мантии-невидимке за пару часов до рассвета. Компьютер встречает ее еле слышным гуденьем — Лаванда заставляет его проснуться, как показывал Дин, нажимает на те же клавиши, что и Адела Нвамбе, находит буквы «Р» и «О» и застывает в растерянности. Едва не напечатала «Рональд Уизли», растяпа! Ей нужен никакой не Рон — Робби, который может быть и Робертом, и Робином, и каким-нибудь Рупертом. Ничего, успокаивает себя Лаванда, вряд ли здесь найдется так уж много санитаров с похожими именами. Собственно, их и нет. Есть один-единственный Роберт Ред, служащий в отделении непсихотических расстройств, что бы это ни значило. С фотографии на экране на нее смотрит знакомое лицо, разве что морщин на нем прибавилось и исчез дурацкий наивный взгляд. Под фотографией строки — некоторые из них черные, другие цветные. На цветные — она помнит, — можно нажимать, чтобы узнать какие-нибудь подробности.
«Амнезия неопределенного генеза, — читает Лаванда. — Диссоциативная фуга. Был обнаружен недалеко от Дерби, не смог сообщить о себе никаких сведений, утверждал, что не помнит. Воспоминания не восстановились. После лечения признан вменяемым. Правильно оценивает окружающую обстановку, в беседе адекватен, сразу запоминает сообщаемые сведения. Во время нахождения в стационаре на добровольных началах помогал персоналу. Принят на работу уборщиком помещений. Закончил краткосрочные курсы при больнице. Принят в отделение непсихотических расстройств ассистентом по уходу за больными, — так, уж почти семь лет назад. — Опекает признанных частично дееспособными Джона и Джейн Доу».
Она осторожно тыкает в имена. Изображение гаснет, вместо него появляется другое. На Лаванду смотрят мужчина и женщина средних лет и самой обычной внешности. У мужчины карие глаза, хмуро глядящие из-под низких прямых бровей, у женщины — копна вьющихся темных волос. И нет необходимости вспоминать, где она могла их видеть раньше.
Автор: поросенок М
Иллюстратор: Эиринн
Бета: zlatik-plus
Гамма: Старина Ник
Пейринг/Персонажи: ГП/СС(нц-17), ГП/НМП(pg-13)
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма, романс
Размер: около 25254
Краткое содержание: Кусок души жив в крестраже, пока живо его вместилище, но нигде не сказано, что это не работает в обратную сторону. После победы тело Гарри, много лет хранившее в себе крестраж, начинает разрушаться. Специально созданный для решения этой проблемы отдел в госпитале имени Св. Мунго берется сделать новое тело для победителя. Магия, технология, опробованная ещё на искусственном глазе Грюма, и зелья позволят сконструировать механизм с сенсорным восприятием, полностью подчиняющийся разуму носящего его волшебника.
Примечание/Предупреждения: Автор будет чесать свои дикие кинки; текст с технофилией, любовью к стимпанку и киборгам, от Поттера останется только голова и верхняя часть груди — там, где сердце. Условный боттом!Снейп. Есть описания жизни лежачего больного (не графичные). Брайтон — английский курортный городок.
От автора: Хочу выразить огромную благодарность zlatik-plus и Старина Ник. Без вашей поддержки, пинков по почкам и долгой кропотливой работы этот текст был бы определенно хуже.
Спасибо Эиринн за чудесные иллюстрации.
Иллюстрация: 1i.imgur.com/7coXYvT.png ;2i.imgur.com/L9vSvCq.png;3i.imgur.com/TJNCEm6.png
Ссылка на скачивание: yadi.sk/i/ECnrgHVx3KKNno

Гарри перевел взгляд на поднос с принесенным завтраком. Омлет, хлеб с маслом и сыром, печенье с лимонным джемом и апельсиновый сок. Он зажмурился — его слегка мутило, под веками плавали желтые круги. В палату кто-то зашел. Даже не открывая глаз, Гарри точно мог сказать, что это медсестра, которая шесть раз в сутки натирала его той самой мерзкой мазью.
Сегодня была смена Дороти Брукс. Пожалуй, из трех медсестер-сиделок эта была самая приятная: не пялилась на него, не жалела, не делилась воспоминаниями о родственниках. Она просто выполняла свою работу, иногда ненавязчиво рассказывая, что происходит во внешнем мире или в больнице, если случалось что-то интересное.
— Доброе утро, Гарри, — она взяла банку с мазью и с неприятным металлическим скрипом отвинтила крышку. — Вы опять ничего не ели. Я должна буду внести это в журнал.
— Здравствуйте. Я знаю, — Гарри начал стягивать рубаху от больничной пижамы через голову. Рубаха была безлико-серая и хотя бы не раздражала. Он лег на стоящую рядом с его кроватью жесткую кушетку, вытянулся и привычно застыл.
Мазь — сразу чувствовалось, что ее варил Снейп — жгла кожу, отвратительно пахла и оставляла после себя ощущение жирной слизи. Гарри молча лежал, стиснув челюсти. Он всегда молчал. Смысла пугать медсестер своими стонами не было, а противное средство хоть немного, но облегчало его жизнь.
Когда терпеть стало невозможно, а он был обработан весь, кроме паха, который предпочитал смазывать сам, Дороти наконец-то наложила охлаждающие чары. Выдохнув сквозь зубы, Гарри поднялся и собирался уже войти в ванную, чтобы закончить процедуру, когда уходящая сиделка повернулась и сказала:
— Я работаю здесь уже тридцать лет. Помочь тем, кто потерял надежду, невозможно. Поэтому, Гарри, выше нос! Сегодня в госпиталь приехали приглашенные специалисты. И все ради вас, — она кивнула, будто соглашаясь с какими-то своими мыслями, и вышла из помещения.
Гарри проводил ее тяжелым взглядом и направился в ванную. Ему уже изрядно надоели консилиумы врачей, постоянно собиравшиеся, чтобы обсудить его диагноз и лечение, однако ничего нового до сих пор не придумавшие. Зато после того, как его осматривали, а иногда и ощупывали совершенно чужие люди, оставалось чувство гадливости.
Нанося мазь, он с отвращением разглядывал свою гниющую, отслаивающуюся лоскутами кожу. На голове и верхней части торса этого пока не было — целители сумели остановить процесс разрушения тела, но не восстановить ущерб, а вот живот, спина, ягодицы, пах, бёдра и особенно руки и ноги были покрыты маленькими язвами, ближе к пальцам сливающимися в сплошные серо-малиновые пятна.
Лекарственный состав, которым его обрабатывали, хоть и жег немилосердно, но не давал развиваться некрозу, оставляя язвы чистыми, препятствовал появлению новых и унимал боль — пусть и не полностью, однако дарил возможность передвигаться самостоятельно. Вымыв руки и выкинув пустую банку, Гарри вернулся в палату и рухнул на кровать. Это не жизнь. Вернее, не та жизнь, которая имела бы хоть какой-то смысл.
Все его друзья любили, встречались, работали, заводили новые увлечения. Рон поступил на курсы при Аврорате и в те два раза, когда он нашел время посетить Гарри, счастливо делился впечатлениями. Пусть сам Поттер в авроры не пошел бы ни за какие посулы, но за друга был рад.
А вообще, лежать в больнице и знать, что за ее стенами жизнь проходит без тебя, оказалось тяжелым испытанием.
Гермиона вернулась в Хогвартс и теперь доучивалась на одном курсе с Джинни. Ни ту ни другую с начала сентября Гарри не видел. Даже на их письма, полные сочувствия и рассказов о событиях в школе, он почти не отвечал. Писать в каждом послании, как у него все плохо — не имело смысла.
Самочувствие Гарри нельзя было назвать хорошим. Веки слипались, голова гудела, открывать глаза и видеть рапсово-желтое великолепие не хотелось, его тошнило, сводило пустой желудок. Он начал проваливаться в густой, душный сон, когда в палату зашла толпа. Видимо, обещанные специалисты. Опять!.. Целитель, двое незнакомых Гарри волшебников — молодой и постарше — и Снейп.
Именно последнему посетителю Гарри сильно удивился. Снейп, оправданный после его показаний, в школу не вернулся, а устроился зельеваром при госпитале. Гарри знал, что он варил для него мазь, однако до этого часа никогда не приходил сам: то ли не хотел говорить о прошлом, то ли не хотел общаться с Поттером как таковым. Несмотря на это, Гарри думал, что Снейп сменил род деятельности из-за него, и был ему очень благодарен. Какими бы гадкими ни были ощущения от сваренной им мази, она помогала.
— Доброе утро, Гарри, — главный целитель Сепем Салютем улыбался, как безумный. Гарри даже сосредоточил все внимание на нем, перестав оглядывать пришедших мутным со сна взглядом. — Мы нашли способ... вылечить вас. Присядем, господа, разговор долгий.
Он наколдовал стулья с — кто бы сомневался! — желтой обивкой, указав на них приглашающим жестом. Когда посетители разместились, Гарри почувствовал, что начинает закипать, потому что все они, кроме Снейпа, брезгливо оглядывающего палату, уставились на него.
— Итак. Это Гарри Поттер, восемнадцати лет от роду, — продолжил целитель. Гарри столько раз слышал эту речь, что мог ее продекламировать. — Частичное разрушение тела после гибели в нем чужого фрагмента души, находившегося в пациенте шестнадцать с половиной лет. Такой своего рода живой крестраж, вместилище которого, опустев, начало разрушаться. Гарри, покажи, пожалуйста. И это только то, что на виду. Его мышцы, кости и прочие ткани нижней части тела тоже повреждены. Но верх туловища и голова невредимы.
Скрипнув зубами, Гарри начал опять стягивать пижаму. Если и в этот раз ему никто ничего путного не скажет, то он подпишет отказ от лечения и уедет доживать (сколько там ему осталось) на Гриммо. Этот цирк уродов с ним в роли гвоздя программы был невыносим.
— Мы смогли локализовать процесс, но повреждения восстановлению не подлежат. Под бельем все еще хуже, — Салютем продолжал улыбаться, и Гарри захотелось его стукнуть. Чтобы успокоиться, он отвернулся от целителя и тут же наткнулся на изучающий, холодно-расчетливый взгляд Снейпа. Хорошо, что тот молчал: выслушивать колкости в свой адрес Гарри явно был не готов. — Гарри, мистер Грэг Вабер узнал о твоей проблеме и сейчас расскажет, что он предлагает сделать.
— Спасибо, Сепем, — прогудел густым басом один из двух незнакомых посетителей — пожилой и угрюмый — и качнул головой. — Я Грэг Вабер, кхм, можно сказать, что я артефактор, но очень узкой специализации. Я увидел то, что хотел, можете одеваться.
Гарри был бы рад, если бы все отвернулись, хотя бы пока он одевается, но нет, они продолжали пялиться на него, как на невиданную диковинку.
— Скажите, мистер Поттер, вы когда-нибудь встречались с Аластором Грюмом, Элизабет Хуппер или Оливером Локсли?
— Да, я много раз видел мистера Грюма... — Вот уж чего Гарри не ожидал, так это упоминания о погибшем Грозном Глазе.
— Тогда мне будет гораздо легче объяснить суть. Вы видели его искусственный глаз. И должны легко понять, чем именно моя работа отличается от просто — как это у магглов называется? — протеза.
— Ну, его глаз вращался и был волшебным, — пробормотал Гарри, не очень понимая, чем это знание может ему помочь.
Снейп фыркнул и скривился. Насколько Гарри знал своего бывшего профессора, такое выражение на его лице появлялось перед тем, как он начинал высказываться по поводу умственных способностей студентов. Но, что удивительно, Снейп промолчал.
— Самое главное в моих работах — они на нейронном уровне имеют связь с мозгом. Проще говоря, Грюм не только им вращал, куда хотел, но и прекрасно видел. Я предлагаю полную замену пораженных частей.
— Как это? — Гарри с ужасом уставился на Вабера.
— Я изготовлю вашу имитацию. Разумеется, она будет отличаться от человеческого тела: цветом, на вид и на ощупь. Вы можете вспомнить внешность Грюма, чтобы понять, о чем я. Я создам механизм. Совершенный! Идеальный! — Глаза Вабера горели фанатичным огнем. — Мне поможет Олаф Корвус, — он указал на своего спутника — молодого голубоглазого парня, который с интересом уставился на Гарри. Посмотрев на него внимательно, Гарри с удивлением понял, что это любопытство не настолько раздражает, как взгляды остальных. И даже нашел в себе силы кивнуть, когда этот Олаф ему улыбнулся. — Он будет вести наблюдение за вашим состоянием. Когда вы получите тело, Салютем отрежет вам руки и большую часть туловища — всё, где есть некрозные поражения — с помощью определенной методики. После этого мы соединим вас с этим уникальным механизмом, порожденным магией и новейшими технологиями. Начнется долгий период адаптации. Может, мучительный, но зато вы обретёте новую жизнь! Вам придется пить специальное зелье, которое и создаст связи, соединяющие ваши тело и мозг воедино. Зелье согласился варить мистер Снейп. За год — и это самое позднее! — вы вернетесь к обычному существованию. Вам будет доступно почти всё из того, что вы делали раньше! Однако появится и много новых возможностей, например: вы станете сильнее...
— А чего я делать не смогу? — перебил Гарри. Может, это было и невежливо, но он просто чувствовал, что замечание про «почти всё» — очень важное.
— Понимаете, я дублирую все системы вашего организма, а не только внешний облик: кровеносную, дыхательную, выделительную... половую. Вы сможете испытывать возбуждение, ваши тестикулы во время оргазма будут выделять сперму, но у сперматозоидов не получится оплодотворить яйцеклетку.
Гарри затошнило — и не от невозможности иметь детей, а от холодного тона, каким это все говорилось.
— Я могу подумать, сэр?
— Да, конечно. Я сегодня же пришлю с совой план, где подробно распишу свои действия — вы должны быть в курсе всего, это же ваше будущее. Северус, тебе есть что добавить?
— Нет, пока мистер Поттер не обдумает перспективы, мне не о чем с ним говорить, — Снейп ухмыльнулся, увидев, что щеки Гарри вспыхнули. Какое бы перемирие ни наступило в их общении — даже несколько, в общем-то, нейтральных слов, сказанных Снейпом, будили в Гарри прежние негативные эмоции.
— Ну, не будем нарушать режим мистера Поттера, — почти пропел целитель — видимо, возможность вылечить Гарри его сильно радовала. — Скоро ему принесут обед. Гарри, хорошего дня, мы вас оставим.
Когда за ними закрылась дверь, Гарри тяжело навалился на подушку. Все это надо было тщательно обдумать, но сил не было — ни моральных, ни физических — и он уснул.

Вечером того же дня, как и было обещано, прилетела сова с письмом. У Гарри волосы на затылке зашевелились, когда он прочитал, что с ним хотел сделать Вабер. Давались подробнейшие характеристики каждой части тела, на моменте описания половых органов Гарри опять затошнило. Он прикрыл глаза, выдохнул, слегка успокоился, снова посмотрел на письмо и перечитал абзац, посвященный члену:
«...внутри будет металлический или керамический сердечник, покрытый морской губкой, пропитанной специальным укрепляющим гелем. Дальше планируется слой любриканта, сваренного мистером Снейпом: он облегчит скольжение заменителя кожи при мастурбации или половом акте. Верхнее покрытие будет выполнено из сплетенных волос вейл, этот материал прекрасно тянется, гладкий, приятен на ощупь и абсолютно не подвержен истиранию.
Предвосхищая ваши вопросы: покрыть все тело тканью из волос вейл невозможно — слишком сложно добыть. Вейлы обычно отдают свои волосы только родственникам...»
К письму были приложены колдографии трех людей. Грюма он узнал сразу, еще двое были незнакомы, но изображенная искусственная нога — шевелящаяся, сгибающаяся в колене — пугала. Рука женщины, игравшей на скрипке, двигалась завораживающе плавно, и от этого тоже становилось не по себе.
Гарри стянул очки и потер переносицу. Чем больше он читал, тем меньше ему нравилась эта идея. Предполагалось, что он будет собран из каких-то запчастей, как робот или киборг. Гарри в этом ничего не понимал, но знал, что магглы давно мечтают создать что-то этакое: как-то в детстве подглядел в футуристическом фильме. А теперь целитель и этот Вабер хотели сделать из него такое же пугающее существо.
Единственный фактор, заставляющий всерьез задумываться об искусственном теле, — это явно разделяющий мнение обоих новаторов Снейп. Гарри не знал, как к нему относиться: Снейп, совершивший столько всего — и плохого, и хорошего, — всегда, даже если это не бросалось в глаза, был на стороне Гарри. А это значило, что к возможной операции необходимо приглядеться. У него мог появиться шанс на новую, пусть и не совсем привычную жизнь.
Отодвинув от себя письмо, Гарри встал и прошелся по палате. Тело, несмотря на нанесенную в очередной раз мазь, немело и ныло, особенно мучили неприятные ощущения в руках и ногах. Он остановился у окна. Уже стемнело, за стеклом Лондон переливался яркими огнями, из-за которых Гарри пришлось прикрыть глаза — под веками замелькали серебристые всполохи.
Это и навело его на мысль. Ведь Петтигрю получил от Волдеморта светящуюся серебристую руку? Может быть, есть возможность так же изготовить и его копию?
В палату вошла миссис Брукс и напомнила Гарри о процедурах.
— Дороти, скажите, а целитель Салютем сегодня, случайно, не на дежурстве? — спросил он, раздеваясь и думая, что подождать до утреннего обхода со своим вопросом было бы логично, но ждать не хотелось.
— Сепем еще здесь. Пригласить его к вам, когда закончим? — Руки медсестры, щедро покрытые мазью, опустились на его плечи, и Гарри привычно застыл.
— Да, если можно...
Уходя, Дороти выключила свет, оставив маленький ночничок в виде свернувшегося в клубок дракончика. Обычно в это время Гарри ложился спать, но сегодня, захваченный внезапной идеей, он не мог уснуть и с нетерпением ждал целителя. Лежать не хотелось, и он нервно ходил около окна. Впервые за последние пару месяцев ему сказали хоть что-то конкретное — пусть непривычное, отталкивающее, страшное, но дельное, а не только покачали головой и поцокали языком при виде его проблем.
Дверь в палату открылась, и в прямоугольнике желтого света появился Салютем, насвистывающий какую-то мелодию.
— Гарри, вы хотели меня видеть? — Целитель сел на стул для посетителей.
— Да. Вы в курсе предложения мистера Вабера. А сделать дубликат каким-нибудь другим способом — не механизм — нельзя? Волдеморт наколдовал Петтигрю серебряную руку, и она приросла к нему...
— Вы о Сinereo Сorpus, — перебил его Сепем. — Во-первых, это темная магия, и никто не рискнет вылечить вас таким образом, потому что сесть за это в Азкабан — откровенно плохая перспектива. Да и, хм, во-вторых, если вы вспомните судьбу Питера Петтигрю, то погиб он, задушенный этой рукой. Вы будете не в восторге от того, что ваше тело может не принадлежать вам полностью.
— Понятно, — Гарри отвернулся от целителя и уперся лбом в стекло, — а еще есть способы? Хоть какие-нибудь.
— Гарри, — мягко сказал Сепем, и Гарри ненавидел его за эту мягкость. — Если бы был хоть какой-то другой вариант, я бы предложил его. То, что будет делать мистер Вабер, — сложно, дорого, долго и мучительно для вас. Видите ли, несмотря на все наши усилия, вы умираете. Ваше тело разрушено — пусть не до конца, пусть мы сумели остановить процесс, — но никто не даст гарантии, что старые очаги некроза не начнут разрастаться снова. Это дамоклов меч над всей вашей жизнью. Мы должны что-то сделать, и я не вижу других законных и реальных путей.
— Ясно. А перед тем, как принять решение, я могу поговорить с мистером Снейпом? Когда он будет в больнице? — Стекло приятно холодило кожу, и Гарри прикрыл глаза, спасаясь от навязчивых огней проносящихся внизу машин и словно отгораживаясь от слов целителя.
— Конечно. Северус бывает здесь каждую субботу — приносит для вас недельный запас мази. Я скажу ему, чтобы зашел? Что-нибудь еще?
— Нет-нет. Спасибо, — Гарри вдруг нестерпимо захотелось остаться в одиночестве.
На следующее утро он написал три письма с приглашениями навестить его в свободное время: Рону, Гермионе и Джинни — он хотел узнать и их мнение.

Как Гарри дожил до субботы, он не знал. Почему-то появившиеся перспективы угнетали его больше, чем прошлая неизвестность. Есть он стал еще меньше, почти не реагировал на пытающихся с ним общаться сиделок и целителя. Все свободное ото сна время он перечитывал описание своего будущего тела, присланное Вабером.
Снейп, пришедший в субботу как раз после первой процедуры, был мрачен и необщителен, но Гарри успел обдумать, что и как будет спрашивать, поэтому, наверное, разговор все-таки состоялся:
— Вы хотели меня видеть. Вы приняли решение? — Снейп сел на стул. В этой радостно-желтой палате его черная мантия смотрелась чужеродным пятном.
— Нет, пока не принял, я хотел узнать ваше мнение, сэр. Стоит ли соглашаться на этот вариант с механическим телом? — Гарри разглядывал Снейпа, стараясь по мимике понять, как тот воспринял его вопрос.
— Вот как?! Мое мнение — соглашайтесь. Что-то еще? — Лицо Снейпа оставалось почти бесстрастным.
Гарри хотелось крикнуть, что ему страшно, что ему нужен совет, и единственный человек в этой богадельне, которому он действительно доверяет, — это Снейп, но он взял себя в руки и спросил:
— Тут написано, — Гарри ткнул в изрядно помятые от постоянного чтения листы, — что вам придется варить зелья для... срастания того, что от меня останется, с новым телом и какие-то составы, смазки и гели, которые будут внутри моего организма. Можете... можете объяснить принцип их работы?
— Могу. Я сварю зелья по индивидуальным рецептам, чтобы максимально полно заместить утраченное вами. Их назначение — облегчать скольжение «кожи» по частям механизма, препятствуя трению между деталями, из которых вы будете состоять, следовательно, помогая вам двигаться. То зелье, которое вам придется несколько месяцев пить после операции, создаст нервные окончания, пронизывающие все тело, и соединит их с нейронными синапсами вашего мозга. Если говорить откровенно, то я хотел бы, чтобы вы, как только ваше состояние позволит, покинули госпиталь и переехали, — Снейп скривился так, как будто у него заболели все зубы разом, — ко мне. Зелье для создания сенсорной чувствительности необходимо пить ежедневно и под моим руководством, а у меня нет желания таскаться сюда каждый день, — он оглядел палату Гарри с нескрываемым отвращением. — Так что подумайте, согласны ли вы? Но я бы на вашем месте согласился. Да, вас ожидает непростое время, болезненные процедуры и неприятное общение, но зато есть и гарантии, что вы сможете нормально жить, когда всё это закончится.
Я понимаю, Поттер, что вы напуганы, — только идиот или безумец не боялся бы, но могу сказать лишь одно: мы... каждый из нас приложит максимум усилий, чтобы вы не просто существовали от процедуры к процедуре, а имели шанс на долгую и полноценную жизнь.
— Спасибо, сэр, я подумаю... — Гарри вытаскивал ниточки из размахрившегося края одеяла, стараясь занять дрожащие руки. Простой разговор вымотал его, но он понимал, что Снейп максимально открыт и дружелюбен (для самого себя, конечно).
— Раз уж я здесь, то покажите мне вашу руку, чтобы я более полно оценил действие мази — у меня появилась идея по ее модификации, — Снейп, не мигая, смотрел, как Гарри портит одеяло.
Гарри смутился и протянул правую руку тыльной стороной вверх — там повреждения были хуже всего. И с удивлением наблюдал, как бережно Снейп берет изуродованную кисть, как он аккуратно надавливает на края одной из язв, как из нее начинает, пузырясь, сочиться сукровица — благодаря мази хотя бы без гноя и боли. Желудок Гарри дернулся и все внутри сжалось от трепета и отвращения, когда Снейп нагнулся и понюхал своим внушительным носом эту малоприятную жижу.
— Неплохо. Весьма неплохо, — Снейп отстранился. А у Гарри так и переворачивалось всё внутри от понимания, что как бы он сам ни относился к Снейпу, и как бы Снейп ни относился к нему — он всегда постарается помочь. — Думаю, я смогу немного улучшить ваше состояние, пока Вабер будет работать над телом.
— Спасибо, я...
— Гарри! Привет! Ой, профессор?! — В резко распахнувшуюся дверь вошли Рон и Гермиона. — Извините! Мы в коридоре подождем.
— Не стоит. Я уже не ваш профессор, и я уже ухожу. Поттер, подумайте о том, что я вам сказал.
Гарри с удивлением смотрел на Снейпа, от взгляда которого при виде застывших на пороге друзей всё молоко в округе должно было скиснуть.
— Спасибо, сэр. До свидания, — только и успел пробормотать он в удаляющуюся, ровную, как жердь, спину, обтянутую черной тканью.
— Привет, дружище! Ну как ты? — Рон плюхнулся на освободившийся стул, а Гермиона скромно присела на край кровати.

Мнения его друзей разделились. Гермиона, прочитав письмо, загорелась предложенной идеей. Ее не испугали описания механизмов, и на Гарри она поглядывала с интересом ученого-исследователя. Рон же, наоборот, уверен ни в чем не был, но если Гермиона свои восторги выражала корректно, то Уизли, как всегда, говорил, не думая:
— Круто, конечно, что ты теперь станешь сильным — сможешь ломать что-нибудь голыми руками — и неуязвимым. Представляешь, кидают в тебя заклятие, а оно от медных пластин, как от брони, рикошетит. Но, с другой стороны — ты ж, наверное, громыхать будешь при ходьбе, подкрасться ни к кому не сможешь, — Рон мыслил своими аврорскими критериями, а Гарри не хотел ломать и подкрадываться, его бы устроило просто жить. — Правда, с девушками тебе теперь сложнее будет... Э-э-э? Ты же расстанешься с Джинни? Нет, я-то ничего против не имею, но она моя сестра, а ты детей...
Гермиона пнула своего не в меру болтливого парня по ноге, а Гарри, посмотрев равнодушно на друзей, бросил: — Мы это с ней еще не обсуждали. Но твою позицию я понял.
— Гарри, он не хотел... — начала было Гермиона, но Гарри ее перебил:
— Хотел — не хотел, какая разница?
Гарри не знал, стоит ли продолжать отношения с Джинни. В свете последних событий — нельзя обрекать любимую девушку на встречи без дальнейшей перспективы обрести нормальную семью, но это их с ней личное дело.
— Просто это Рон, — буркнул он и отвернулся к окну.
— Герм, объяснишь мне потом, что я сказал не так на этот раз, ладно? — прошептал смутившийся Рон. Видимо, он все-таки работал над собой. Только вот Гарри от этого было ни холодно ни жарко — ему нужна была поддержка. За окном было скучно и все давно изучено, но поворачиваться и смотреть на рыжую шевелюру Рона, которая отлично вписывалась в его желтую палату, он не мог.
— Гарри, а ты что решил? — прохладные пальцы Гермионы погладили его изуродованную ладонь. Гарри подавил в себе желание отдернуть руку: совсем уж психом, пугающимся прикосновений, выглядеть не хотелось.
— Не знаю. Ничего не знаю. Без этого тела сдохну, а с ним... я человеком уже не буду... — За окном пролетел вяхирь. Гарри нестерпимо захотелось иметь возможность выйти наружу, подальше от этого жёлтого маленького мирка.
Гермиона снова его погладила, и он не выдержал:
— Тебе не противно меня трогать? — Гарри все-таки выдернул руку из чужой ладони и убрал ее под одеяло.
— Нет, конечно! — Гермиона поджала губы и смотрела на него неодобрительно, а Гарри был ей благодарен именно за такую реакцию — без жалости.
— Я тоже могу потрогать, если надо, — пробурчал сопящий Рон и развел руки, изображая готовность объятий.
Гарри улыбнулся через силу. Он понимал, что Рон попытался его поддержать, но во рту горчило от этой поддержки. Ему и хотелось, и не хотелось остаться в одиночестве. С друзьями Гарри проговорил еще около часа. Они ушли, когда наступило время обхода и очередных процедур.
Замирая от напряжения, Гарри сообщил Салютему, что согласен на вариант, предлагаемый Вабером. Целитель расплылся в безумной улыбке и пообещал оповестить всех участников эксперимента немедленно. Он собирался уходить, уступив место сиделке с уже привычной мазью, когда Гарри, запинаясь, окликнул его:
— Подождите! — Сепем удивленно обернулся. — Я понимаю, что правилами это запрещено, но... но не могли бы вы принести мне алкоголь?
— Хм... да, хм. Ну, конечно, это запрещено... но я подумаю, что можно сделать, — целитель ему ободряюще кивнул и вышел.
В этот день Гарри никого, кроме сиделки, уже не ожидал увидеть и был удивлен, когда под вечер к нему в палату наведался — если Гарри правильно запомнил имя помощника Вабера — Олаф Корвус.
— Привет, Гарри, раздевайся! — Голубые глаза Корвуса смотрели весело и прямо.
— Зачем? — Гарри даже не пошевелился.
— Не обижайся, это я так шучу, — Олаф совершенно не смутился под его хмурым взглядом. — Мастер Вабер приказал снять мерки с твоего тела, — он призывно поиграл бровями, приглашая разделить веселье, но у Гарри всплыла ассоциация с мерками для гроба, поэтому веселиться как-то не тянуло.
Корвус был каким-то ненастоящим: слишком красивым, слишком веселым, слишком шумным. Гарри понимал, что просто завидует этому молодому человеку, который, закончив с ним, сможет пойти и заняться любыми, самыми безумными или, наоборот — самыми обыденными делами. Но тот как будто никуда и не спешил: мерки он снимал волшебной рулеткой, которая, снуя, как белка по дереву, без устали измеряла его везде, и потратил на это больше часа. Хотя Гарри был уверен, что хватило бы и пятнадцати минут.
Постоянные осмотры и ощупывания сильно притупили чувство стыдливости, и Гарри относительно спокойно воспринял даже такое деликатное действо, как замеры его члена, мошонки и ягодиц. Он не переживал, просто чувствовал себя усталым от всего этого, мечтая, чтобы Корвус перестал так явно его разглядывать в процессе.
— Быстрее бы мастер начал работу, — Корвус направил рулетку к подмышкам Гарри, — ты не представляешь, какие сногсшибательные он делает вещи. Я учусь у него уже третий год, и это так интересно — то, что он создает.
— Понятно, — пробурчал Гарри. Сказать что-то более определенное он не мог.
— Слушай, Гарри, у тебя же есть часа четыре между процедурами, почему ты не выходишь?
Гарри хотел сказать, что ему больно ходить, что не важно, где думать о своей медленной кончине, что ему, в конце концов, просто это не нужно, но выдавил только: — Не знаю.
— Вот и отлично. Зато я знаю: тебе нужно развеяться. На этой неделе я не могу, мастеру будет нужна моя помощь. Но на следующей — я приглашаю тебя в Лондон, — Олаф свернул рулетку и скатал пергамент — длиной, наверное, не менее трех футов, — на котором были записаны мерки Гарри. — Согласен?
— Ладно, — не то чтобы Гарри хотел с ним идти, но он так давно никуда не выходил, и идея показалась ему удачной.
— Кстати, а что у тебя с магией? — Олаф сел на стол для лекарств и начал болтать ногами.
— Нормально все, но в палате колдовать нельзя, стоит блок от магии пациентов, — Гарри пожал плечами. — Так что палочка просто в тумбочке валяется.
— Отлично, я тогда с совой точное время пришлю. Хоть небо увидишь.

Джинни смогла выбраться к Гарри только через неделю.
— Привет, — она поцеловала его в щеку, села на край кровати и улыбнулась. — Сегодня нас отпустили в Хогсмид, а я сбежала к тебе.
Гарри еще раз понял, как она невероятно, невозможно, сказочно хороша. Он тяжело вздохнул, почесал нос и протянул ей порядком замусоленное письмо.
— Прочитай, — пока она читала, Гарри разглядывал ее — в больнице мало было красивого и приятного.
— Эм... — Джинни откинула назад длинные блестящие волосы. — Это хотят сделать с тобой?
— Да, и я согласился, иначе шансов прожить долго и счастливо у меня немного. Но... но я не смогу иметь детей, и...
— Я так понимаю, ты хочешь расстаться? — она смотрела на него спокойно и как-то печально. Даже в желтой палате рыжеволосая Джинни смотрелась ярко, словно вобрав в себя давно не виденное Гарри солнце.
— Не хочу! — воскликнул он. — Но должен. Мне нечего будет тебе предложить. Я даже не уверен, что то, что из меня сделают, сможет нормально существовать.
— Знаешь, — Джинни говорила тихо-тихо, почти шептала, — ты был для меня всю жизнь сказкой, рыцарем, который спасал, мечтой. И сейчас я понимаю, что в реальной жизни дракон забирает рыцаря себе. Я даже не удивлена. Мне иногда кажется, что по-другому и быть не могло... — Она подтянула колени к подбородку, свернувшись у него под боком.
— Джинни, но... но ты хоть общаться-то со мной будешь? — Гарри завороженно смотрел, как она переплела их пальцы: его — в нарывах и язвах, и ее — длинные, ровные, удивительно красивой формы.
— Ну ты и дурак! Буду, конечно. А кстати, — ее голос дрожал, наверное, она хотела как-то уйти от случившегося, сменить тему, — тебе нравятся мужчины?
— Что?! — Он чуть не поперхнулся. — Ну у тебя и идеи.
— А ты подумай, — она ткнула Гарри локотком в бок и сглотнула, окончательно беря себя в руки, — с ними детей заводить не нужно.
— Фантазерка, — он прижался губами к ее виску. До ухода Джинни они просидели молча, переживая их совместное несостоявшееся будущее.
«...ни один не может жить спокойно, пока жив другой...» — Даже после своей смерти Волдеморт не давал спокойствия живым.


Автор: Godric, Рыжий Самурай
Иллюстратор: Рыжий Самурай
Бета: Godric, Lynx_by, chinook
Пейринг/Персонажи: Симус Финниган, Дин Томас, Фред и Джордж Уизли, Рон Уизли, Ли Джордан, Годрик Гриффиндор, Хельга Хаффлпафф, Ровена Рейвенкло, Салазар Слизерин, Минерва МакГонагалл, Альбус Дамблдор, Невилл Лонгботтом и другие
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, приключения, ангст, частично AU, частично missing scene
Размер: ~20 000 слов
Краткое содержание: — Если у каждого здания есть характер, то у Хогвартса напрочь отсутствует крыша. Ты безумен, если пытаешься диктовать замку правила, и ты глуп, если подчиняешься его собственным законам. Знаешь, почему? Потому что главное правило этого места в том, что никакие правила не работают.
— Тогда как может работать главное правило, если здесь ничего не работает?
— Вот ты уже и начинаешь врубаться, братец!
Примечание/Предупреждения: 1. Вбоквел фанфика «Идеальный староста», прочитать можно на fanfics или diary. Прочтение необходимо только для понимания некоторых отсылок

2. Фанкаст на нашего Гриффиндора — Джейсон Момоа, он же Кхал Аквамен, помните об этом при просмотре иллюстраций.
3. В тексте очень много отсылок на поп-культуру, кто найдет все, скажите нам, а то сбились со счета.
4. Ненормативная лексика, временами ее много.
5. Основная опора на канон, но из кинона и фанона тоже кое-что вытащили.
Иллюстрация: трейлер | арт #1 | арт #2 | арт #3
Ссылка на скачивание: .doc | .txt

Музыка: Lana Del Rey — Freak || Jamie N Commons — Karma
Фанкаст: Джейсон Момоа — Годрик Гриффиндор
Исходники: 4, 5, 6, 7 фильмы Гарри Поттера, трейлер Лиги Справедливости

В аудитории Истории Магии двенадцать двухместных парт, две доски, четыре окна (в каждом по пятнадцать желтых, двенадцать голубых, два красных и десять обычных стеклышек), девять балок под потолком, шестьсот восемь с половиной паркетных досок, а на столешнице парты, за которой сидели Симус и Дин, сорок три царапины. Двадцать четыре из них сделал сам Симус, играя в «классическую Грейнджер».
— Профессор Бинс, не забудьте про домашнее задание!
Двадцать пятая классическая фраза от Грейнджер.
Сорок четвертая зарубка.
Второе сломанное перо.
Шесть голосов в одновременном длинном тяжелом вздохе.
Одно тихое: «мать-моя-Моргана».
Двадцатая классическая фраза от Уизли.
Сорок пятую зарубку прочертило перо Дина на его стороне парты.
Муха в пятьдесят девятый раз облетела помещение и в четырнадцатый попыталась сесть на нос Бинса, но опять растворилась в призрачном старикашке.
— …от самих Основателей не осталось никаких записей, которые могли бы свидетельствовать…
Симус зевнул в хрен знает какой раз.
— Я больше не могу, мне нужно погулять, — шепнул Дин, отбрасывая синий фломастер, которым пытался рисовать то ли Амбридж, то ли гнома.
— Но ты сегодня ни разу не выходил. Дай мне гордиться тобой, стань первым черным, который выживет до конца!
Дин хмыкнул и протянул кулак, об который Симус стукнул своим собственным.
— …слова одного из потомков Слизерина сообщают нам, что магическая защита, установленная Гриффиндором, не несла в себе ничего, кроме разрушительных…
— А когда мы вообще успели перейти обратно к Основателям? — тихо спросил Симус, разглядывая свой пергамент, на котором за весь урок записал только половину от названия темы. — Были же на Первой Магической?
— Кратко повторяем все, что должны знать, но на самом деле не знаем, — ответил Дин, закрывая ладонью рот, чтобы скрыть зевок.
— Теперь уже мне нужно выйти погулять.
В коридоре Симус обнаружил, что большинство вещей в его руках принадлежат Дину. Не особенно церемонясь, он бросил все в свой рюкзак: Дин сам заберет потом. Или, как обычно, не заберет, но какая разница?
— Вот кому, кому-у-у нужна История Магии? — спросил он вслух.
— В том-то и дело, что никому, — вмешалась Патил. После ее слов Симус чихнул, и она продолжила: — Видишь, правду говорю! Ни в одной брошюре по выбору специальности нет Истории Магии.
— Ага, — кивнула Браун. — Мы просмотрели вчера ради интереса. Даже там, где предполагается исследовательская околоисторическая деятельность, ни слова про Историю Магии, представляете?
За их спинами послышалось хмыканье.
Симус сделал пятидесятую зарубку в уме.
— Даже если бы вы просто прочитали «Историю Хогвартса», могли бы вынести много полезного для себя, — сказала Грейнджер, прижимая учебник к груди. Выглядела она, как всегда, важной и довольной собой.
Пятьдесят один.
— Понимаешь, Гермиона, — вежливо начал Дин, — я честно пытался. Но мне было бы гораздо интереснее читать о том, как Годрик и Салазар были… ну, например, любовниками. А там какая-то скука о чистокровности и тому подобном. Вот даже Малфой каждый день говорит то же самое. Спасибо, очень приятно идентифицировать себя как грязнокровку.
— Да-а, — протянула Патил. — Никакой драмы, в конфликтах ничего нового для нас, зато описанию архитектуры замка главы две дали.
— Вот не надо, Парвати, это-то как раз интересно! Понимаешь, Хогвартс сочетает в себе элементы не только готической архитектуры, но также и романск…
Тут Симус перебил Дина:
— Благодаря тебе все уже и так знают, какие именно толчки строил Годрик и чем он вдохновлялся.
— Толчки как раз строил Слизерин, хотя в ту эпоху, кажется, технология еще не была доступна…
— Вот про историю канализации точно никому слушать не хочется, ну пожалуйста!
Среди множества прекрасных качеств своего друга Симус особенно выделял спокойное отношение Дина к тотальному игнору его интересов, вроде того же искусства, кино или архитектуры. Но никогда, никогда, никогда не стоило спорить, перебивать, прерывать или игнорировать Дина в его речах о футболе. До сих пор целым удавалось уйти только Уизли, но только потому, что у него столько же дури, просто по части квиддича.
— Проклятая лестница! — простонала Браун.
Стоило им выйти в лестничный холл, ступени, которые не подавали никаких признаков жизни, переехали туда, где никто не смог бы по ним пройти.
Двери за их спинами захлопнулись, Уизли подергал их, безрезультатно. Группа застряла на каменном островке.
— А в твоей «Истории Хогвартса» есть что-то про идиотские лестницы и двери, запирающие учеников где попало? — спросил Уизли.
Пятьдесят два.
— Серьезно, Рональд? Профессор Бинс рассказывал об этом несколько минут назад, чем ты слушал?
Пятьдесят три.
— Как обычно — я слушал тобою, — улыбнулся Уизли обворожительно-дебильно, специально делая голос мягче.
Пятьдесят четыре.
Насколько Симус успел узнать Грейнджер, с ней такое не прокатывало. Пятьдесят пять?
— В общем, если бы вы слушали, то узнали бы, что это последствия защитных чар, которые наложили Основатели на замок. И профессор Бинс рассказал достаточно интересные детали сегодня.
— Гермиона, правда, слушать Бинса больше двух минут — дар, который достался только тебе, — сказал Дин, явно пытаясь погасить конфликт.
— Профессор Бинс мог бы раз и навсегда решить проблему бессонницы во всем мире, — неожиданно подал голос Лонгботтом.
— Да, он как самое невкусное в мире какао перед сном, — сказала Патил.
— Нельзя осуждать человека за то, что его методы преподавания далеки от идеала.
— Скажи об этом недотраху Снейпа, Гермиона.
Пятьдесят шесть или семь? Впрочем, игра уже начинала надоедать.
Симус заметил, что Поттер почти все время молчал и мерил шагами (семь обычных, пять больших) их небольшой островок. Ну что ж, Поттеру либо не терпится получить очередное «Отвратительно» от Снейпа на предстоящей паре, либо он опять задумал что-то из тех вещей, которые МакГонагалл в последнее время просила весь факультет не задумывать.
Симус незаметно коснулся руки Дина и едва видимым кивком указал на Поттера. Дин пожал плечами, что расшифровывалось как «я тоже заметил, но мне побоку, чувак». Дину часто было побоку многое, но это ничуть не уменьшало шансов Симуса втянуть его в какую-либо неприятность.
Оставшийся учебный день они продолжил наблюдать за Поттером. Сначала выяснилось, что у него сегодня вместо Прорицаний назначена консультация по выбору специальности у МакГонагалл. Можно было бы успокоить свое любопытство на этом, но Поттер выглядел еще более взвинченным, когда явился после этого весьма важного мероприятия на урок Защиты. Мало того, его нервозность передалась Уизли и Грейнджер. Последняя особенно не находила себе места: кидала на стол Поттера какие-то записочки, тыкала пером под ребро, а Дин потом тихо сказал, что заметил у нее еще и расширившиеся зрачки. Его же зоркий глаз успел прочитать несколько слов на одной из записок, которая перелетела чуть дальше своего пункта назначения.
— Не знаю, что там происходит, но это будет в восточном крыле и там точно участвуют Фред и Джордж, — шепнул Дин.
Оргия, подумал Симус.
— Оргия, — сказал он Дину.
— Понятия не имею, и мне все равно, — ответил Дин. Тон его голоса и выражение лица действительно показывали полную незаинтересованность в этом вопросе.
Симус, конечно, тоже не был уверен до конца в своей гипотезе, но вот что он знал точно: его собственное нездоровое любопытство и еще более ненормальное равнодушие Дина делали их убийственным тандемом.
Присутствие же близнецов в этом всем — чем бы оно ни было — еще больше убеждало Симуса в том, что он должен участвовать в этой вакханалии.
Высиживать уроки Амбридж было еще труднее, чем у старикашки Бинса: тот хотя бы не ругался и не наказывал, если кто-то спал (Уизли), постоянно выходил из аудитории прогуляться (Дин), болтал (Патил и Браун) или рисовал члены на запотевшем стекле (Симус). Амбридж же, подобно поп-диве, требовала внимания к себе и своему предмету каждую минуту урока — и Симус с Дином часто шутили, что ее стоит звать в качестве приглашенной звезды в их будущее утреннее шоу.
Симус переписал первое предложение из главы несколько раз, чтобы создать видимость заинтересованности в учебной деятельности, а потом начал записывать вещи, которые его волновали в данный момент. Как, например, непонимание многими чистокровными и даже полукровками прелестей маггловского мира. И охота на ведьм с обратной стороны, но магглов еще можно понять: если твой ребенок вдруг начинает бросаться утюгами одной лишь силой взгляда, ты просто связываешь его и тащишь в церковь (на вечерних посиделках в башне Гриффиндора Симус слышал и не такое). Но это же от незнания все, страха перед неизвестностью — тем, что логика не может объяснить. Даже Олливандер обмолвился маме, что магглорожденным труднее подбирать палочки из-за всего этого дисбаланса и нервотрепки, извиняясь за свой разгромленный магазин, когда они туда вошли.
Симус и Дин были уверены, что телевидение способно объединить эти два сообщества. На консультации по выбору специальности МакГонагалл сочла эту идею бредовой (опережающей время, если точнее), на что Симус заявил: мистеру Толкину почти удалось, просто инструмент воздействия не совсем тот — люди слишком ленивы для чтения книг.
— Мечтать, Финниган, хорошее дело. Но подумайте, пожалуйста, еще о чем-то более стабильном. От экзаменов вам все равно отвертеться не получится, так поразмышляйте, какую они могут принести пользу.
Да кто в пятнадцать лет вообще может знать, какой невероятно скучной работой он будет заниматься в будущем? В этом возрасте мечтаешь стать спортсменом, музыкантом, журналистом, Гарри Поттером, может быть, целителем каким-то, но только потому что у них мантии сексуальные. Но не дрессировкой троллей же заниматься, ну!
«Спросить у мамы и профессора Трелони», — вывел он большими буквами.
— Мальчикам и девочкам запрещается находиться на расстоянии меньше восьми дюймов! — объявило в коридоре директорское объявляло.
Симус чихнул и вытер рукавом нос.
— А дальше что, раздельная квиддичная раздевалка? — прошептал Уизли. Все, кто сидел поблизости, заулыбались.
Симусу вдруг вспомнились слова деда Дина, что закрытые школы — рассадник гомосексуализма, и что всплывает это только на парламентских выборах.
Объявляло снова попыталось что-то объявить, но почему-то захрипело и затихло. Амбридж кашлянула, достала розовый кусок пергамента и начала быстро писать — Симус был готов поспорить — прошение в Министерство, чтобы прислали замену, помощников для ремонта или вовсе эльфов-надзирателей, которые ходили бы за каждым студентом хвостом, декларируя очередной директорский указ.
Объявляло не раздражало только глухих, а у Симуса вовсе обостряло аллергию: он начинал чесаться и чихать после каждого из них, словно стал подопытным кроликом испытаний на рефлексы, — и с этим уже нужно было что-то делать: добить, чтобы редкие помехи превратились в одну вечную.
Этот вопрос снова вернул его к близнецам Уизли. Они бы точно смогли провернуть какой-то фокус с громкоговорителями, да и еще остаться незамеченными. На памяти Симуса этих двух гениальных рыжих пидорасов еще ни разу не ловили на их больших и сложных проделках. Тут даже в магический кристалл глядеть не нужно: все знали, что виноваты они, вот только без доказательств предъявить им ничего нельзя.
— Им кто-то помогает, понимаешь! — Симус уже почти кричал, но не мог себя контролировать. — Фейерверки точно взорвались сначала в других местах… в нескольких местах!
Дин некоторое время молча шагал и смотрел на фейерверки за окнами, мимо которых они проходили:
— Необязательно, что в нескольких, просто звук иногда распространяется странно.
— Пусть так, но точно кто-то помогает.
— Думаешь, наша неразлучная троица?
— Нет, они всегда заняты только своими проблемами, да и не стали бы прогуливать Трансфигурацию, — после того, как Симус это произнес, он с ужасом осознал, что они уже опоздали. Ускорив шаг, он решил продолжить разговор, стараясь не думать о предстоящем: — Может, мелкая Уизли?
— Джинни? Нет, в это время у них с Анжелиной окна в расписании и они отдельно тренируют ее навыки ловца… — Дин осекся, заметив пристальный взгляд Симуса, и спустя мгновение продолжил: — Да, она мне нравится, и я немного слежу и... иди к черту, не твое дело, заткнись, Финниган! — Дин принялся растирать ладонями щеки.
— Я даже не успел ничего сказать!
— Я знаю, что ты хотел сказать, так что заткнись!
Симус не выдержал и захихикал. Дина очень редко можно было вывести из себя, и еще реже — заставить смущаться. Кажется, в предыдущий раз такое случалось аж на их третьем курсе…
— А я-то думал, чего ты к Уизли так подлизываешься, — протянул он, специально добавляя голосу томности.
— У нас в школе пока еще четверо Уизли, ты сейчас про Рона? Я… ай, заткнись, все, не хочу это обсуждать, — махнул рукой Дин.
— Хорошо-хорошо, тогда думаем дальше. Криви?
— Колин слишком нервный и нежный для такого, Деннис — маленький, у него еще все впереди. Алисия или Кэти?
— Бэлл… не знаю, у меня сомнения на ее счет. А Спиннет вчера сильно поссорилась с Джорданом из-за выговора им обоим как старостам. Зная ее характер, вряд ли она стала бы помогать ему или его дружкам так скоро.
— Я все время забываю, что у нас есть старосты с последнего курса.
— Старосты с последнего курса сами забывают, что они старосты с последнего курса, вот вчера им это все и выдали старосты-рейвенкловцы, — он немного помолчал, припоминая увиденную сцену, а потом добавил: — И Грейнджер. Она настучала на Спиннет и Джордана.
На самом деле Симус не понимал, кого на нынешнем седьмом курсе можно было выбрать в старосты: Джонсон слишком отбитая по квиддичу, Спиннет просто отбитая, а чтобы назначить кого-то из близнецов, нужно быть в дрова. Их приятель Джордан вовсе темная лошадка и ведет непонятную игру: то он тихий, не показывается целыми неделями, то обкладывает членами всю слизеринскую команду — и вербально, и физически.
С ними, кажется, учились еще человека три-четыре, но эти люди были кем-то вроде зеленых человечков: все (на самом деле только Симус) о них говорили, но никто не видел и даже не знал имен. Симус очень давно поспорил с Дином, что их вообще не существует.
— Может, зеленые человечки? — предположил он вслух, уже не зная, за что зацепиться.
— Думаю, они все сейчас заняты учебой и подготовкой к поступлению в Аврорат после Хогвартса.
Симус согласно хмыкнул: должны же где-то оценить способности оставаться незамеченными целыми годами.
Перед дверями в класс МакГонагалл они зависли, собираясь с духом.
— Давай, ты первый заходи — ты смелее, — тихо сказал Дин.
— То есть в ее личный кабинет через окно залезать и потом там нажираться тебе нормально, а первым зайти и извиниться за опоздание, так яйца поджимаются? — прошептал Симус, стараясь вложить в слова все свое ехидство.
Он снова разозлился, что Дин не позвал его с собой на гриффиндорский обряд инициации, который они поклялись пройти вместе. Но этот мудак вдруг предпочел компанию ребят из Армии Дамблдора, а потом, бессовестно выдыхая пары перегара, клялся, что он не пил ничего — просто рядом стоял.
— Ну пожалуйста, — жалобно проскулил его лучший друг, которого сейчас стыдно было таковым называть.
Интересно, щенячий взгляд Дин позаимствовал у своих собак или это собаки обычно копировали поведение Дина?
— Ненавижу, когда ты так смотришь, — вздохнул Симус, уже поднимая руку, чтобы постучать, как из доспехов вдруг выскочил Пивз с криком, перекрывающим взрывы фейерверков:
— Прогульщики! Прогульщики! — проскандировав это пару раз, он пронзительно засвистел, поднимаясь высоко-высоко к потолку.
Из-за двери раздался голос МакГонагалл:
— Мистер Финниган и мистер Томас, заходите, пока я не…
Симус решил побыстрее войти, пока МакГонагалл не договорила, что она там собиралась с ними сделать, во что превратить и какое количество баллов снять. Дин последовал за ним без промедлений.
— Извините, простите, больше никогда! — затараторил Симус.
В классе было очень тихо — то есть совсем тихо даже для урока Трансфигурации. Из-за этой тишины хлопки взрывающихся фейерверков и отдаленные вопли Пивза слышались даже отчетливее, чем в коридоре, где хорошо разносилось эхо.
А вот МакГонагалл — внезапно — совсем злой не выглядела. И тут у Симуса затряслись колени, потому что она вдруг улыбнулась:
— После урока передадите вашим друзьям, что я добавлю Гриффиндору баллы, если они еще не вылетят со школы. Или это поручение лучше доверить мистеру Уизли?
Симус переглянулся с Дином, а потом они вместе посмотрели на Рона. Что он выглядел удивленным — это еще мягко сказать: в книгах обычно используют фразы про отвисшую челюсть, глаза размером с что-то большое и круглое, но все это не описало бы всю глубину его эмоций.
Дин и Симус сели рядом с Лонгботтомом, который написал им на пергаменте, что у МакГонагалл сейчас очень хорошее настроение, поэтому все зассали (в записке было «испугались», конечно же) и не знают, как реагировать дальше. Дин поступил как очень разумный человек: осторожно сжег записку под партой.
Но настроение МакГонагалл достигло невероятных высот, когда один из фейерверочных драконов влетел прямо в класс и прибежавшей Амбридж пришлось срочно решать проблему. Сама Амбридж веселой отнюдь не выглядела: салюты близнецов изрядно ее потрепали, немного подпалили волосы и брови, покрыли одежду копотью. Кажется, от громких взрывов ей еще заложило уши: Амбридж не услышала (или проигнорировала?), как МакГонагалл сказала, что от ее нежного голоса уже штукатурка с потолка осыпается.
Симус посочувствовал бы Амбридж. Но ему не хотелось.
МакГонагалл поблагодарила ее очень сухо и попросила больше не срывать ее урок. И сказала она это таким тоном, словно говорила не с директором, а с первокурсницей, перепутавшей аудиторию, словно этот фейерверк запустила сама Амбридж, словно это не МакГонагалл только что попросила Браун сбегать за «нашим новым директором».
Симус в очередной раз решил, что у них самый лучший декан на свете, и Дин, словно услышав его мысли, стукнул кулаком о его кулак под столом. А потом одними губами сказал:
— Она великолепна!
— Благодарю вас, мистер Томас, — своим обычным строгим тоном сказала МакГонагалл.
Все уставились на них, пытаясь угадать, что же Дин такого сказал, и он начал медленно сползать под стол, смутившись опять — день рекордов просто. Симусу это сразу же напомнило ту неожиданную влюбленность Дина в профессора Люпина. Понятно, что того не любил только ленивый (или Снейп), но Симус навсегда запомнил, как пидорасило — лучшего слова и не подберешь — его лучшего друга на их третьем курсе:
— Как думаешь, профессор не разозлится, что я написал в два раза больше, чем он просил?
Или:
— А если я притворюсь грустным, профессор угостит меня шоколадом, как угощает Гарри?
Или:
— Я прогнал Пивза заклинанием, которое нам показывал профессор, помнишь-помнишь-помнишь? Нужно рассказать ему!
Или:
— Чувак, профессор назначил мне взыскание, что мне надеть?
Симусу эти восторги казались забавным поводом для приколов над другом, пока Люпин вдруг не решил уволиться, а Дин потом четыре дня отказывался от еды, почти не вылезал из их общей комнаты и начал писать романтическую новеллу об оборотнях.
Во всяком случае, МакГонагалл со своим сверхслухом точно никуда не денется, если история опять повторится…
После урока Симус настоял, что им необходимо вернуться на место преступления близнецов.
— Слушай, а если им помогает кто-то из учителей? — Симус сам не ожидал от себя такой гипотезы, но чем он дольше думал эту мысль, тем вероятней она ему казалась. — Помнишь, когда мы отвели мелкого Криви в Больничное Крыло, Помфри сама написала в его карточке «амбриджит», ну? И сколько раз Флитвик ей под ноги подлезал, чтобы она споткнулась? Рейвенкловцы его чуть ли не на руках за это носят. И МакГонагалл вот только что ее как! Учителя же тоже могут веселиться, разве нет?
— Или та история с инспекцией Травологии, когда Спраут не выдала Амбридж наушники при пересадке малышей-мандрагор, — продолжил Дин. — Вот только знаешь, что объединяет все эти подвиги?
Симус застонал от досады. Все крутилось вокруг Амбридж, а она здесь только год. Ну точно поп-дива, столько внимания даже Поттер за все пять лет не получал!
— И все равно это мог быть кто-то из учителей, — поддержал его Дин. — Дамблдор, например. Помнишь, как он Пивзу помогал придумать рифму к пошлому стихотворению о себе же?
— Меня больше напугало, когда он заметил нас и спросил, хорошо ли звучит.
— Ну, на те добавленные баллы Гриффиндору ты потом не жаловался.
— А кто бы жаловался? — приглушенно спросил Симус, вытирая рукавом резко заложивший нос.
Фейерверки и правда запускались из нескольких локаций сразу — Симус и Дин даже не успели дойти до того места, где они ранее наблюдали за близнецами и Джорданом, а им уже дважды встретились ленты-ограждения вокруг черных пятен золы.
— Как будто из фильмов про экзорцистов, — поделился Дин, указывая на темные воронки. — Даже пахнет серой, чувствуешь?
Симус в ответ лишь чихнул и сразу полез в рюкзак за лекарством от аллергии.
— Нарушители! Попались!
От неожиданного вскрика Филча, Симус едва не подавился таблеткой.
— Что это у тебя в руках? Брось!
— Это лекарства, вы… — Симус чуть не выругался, но вовремя остановил себя: — Успокойтесь, пожалуйста.
— Выглядят подозрительно, — буркнул Филч, вырывая блистер из рук Симуса. Он повертел таблетки в руках, понюхал, пока не догадался выдавить одну. Таблетку Филч тоже понюхал и вдруг бросил в самый дальний угол, сразу же закрыв голову руками, словно ожидал взрыва.
Ничего не произошло. Какая неожиданность.
— Мистер Филч, это маггловское лекарство, вот, почитайте, — спокойно-примирительным тоном сказал Дин, указывая на текст упаковки.
— Зачем волшебникам маггловские лекарства?
— Потому что магические — отстой! — не выдержал Симус. — Верните, пожалуйста, пока я не пожаловался директору!
Раньше на Филче не сработали бы последние слова, но со сменой директора все изменилось: Филч обожал Амбридж, а еще до одури боялся ее. Он отдал упаковку таблеток и отошел от них на несколько шагов назад, но в покое не оставил:
— Что вы здесь забыли?
— Он кота потерял, — сказал Дин, показывая на Симуса. — Большой, полосатый, вы не видели?
Забавно, что это было чистейшей правдой: в самую же первую ночь в Хогвартсе от Симуса сбежал его кот Шу-шу. Шлялся он теперь неизвестно где — за все пять лет Симус видел его всего несколько раз, и то чаще всего недалеко от избушки Хагрида. Побег кота его мало затронул, эта пушистая тварь — та еще… тварь. Симус с удовольствием обменял бы своего кота на всех четырех собак Дина. Зато поиски Шу-шу стали отличной отмазкой, когда Дин и Симус попадали в передрягу. Во всяком случае, такие кошатники, как Филч и МакГонагалл, отпускали их с полным сочувствием во взгляде.
— Ищите кота в другом месте, здесь нет никого, — фыркнул Филч, подбирая с пола швабру, и, замахнувшись ею, прикрикнул: — Вон!
Они послушно двинулись прочь и уже почти вышли из коридора, когда на зов Филча явился домовой эльф, а в следующую секунду что-то вытолкало Дина и Симуса из помещения и захлопнуло высокие двери с большим грохотом.
— Вот ведь резкие какие, — поморщился Дин, растирая ушибленную руку. — Или резкое… чем бы ни было это вот, что толкает всех направо-налево.
— Это Хогвартс — здесь все построено так, чтобы калечить, если не убивать, — отмахнулся Симус. — Ух, зато мне нос наконец-то отложило… и ты прав, пахнет серой, — добавил он.
— Предлагаю попытать счастья и еще раз спросить у Фреда и Джорджа прямо. Если тебе до сих пор не все равно. Если у них есть настроение. Если их еще не исключили.
— Их не исключат, пока я не разрешу!
— Да-да, твое мнение спросят в первую очередь, чувак, не сомневайся.
В гостиной Гриффиндора шумели даже больше, чем на вечеринке после интервью Поттера в «Придире». Маленький фейерверк в виде почти бесформенного зверя летал между потолочными балками, иногда ударяясь об пол или чью-то макушку (запах подожженных волос Симус узнал бы из тысячи). Одно из окон оказалось разбито, наконец впуская приятный сквозняк в обычно душное помещение гриффиндорской башни. Дин показал на ковер, где тоже красовались прожженная дыра и дымящееся вязаное нечто (но Грейнджер упорно продолжала называть подобные нечто шапками и символами свободы для домовых эльфов)
Близнецы и Джордан стояли на каком-то подобии сцены, хотя на самом деле то была куча мебели с неизвестно как держащимся на этом хламе столом. Вокруг них прыгала малышня, все что-то вопили, громко говорили, но их всех перекрикивал голос Джордана, тараторившего в старомодный волшебный микрофон всякую рекламную чушь о фейерверках доктора Фейерверкуса и новых товарах Уизли.
— Зачем Ли постоянно крадет этот микрофон с квиддичного поля, если лучше всех в мире владеет заклинанием «Сонорус», а? — спросил Дин.
— Акустика, — ответил Симус. — Согласись, так его трели звучат гораздо приятнее.
— Да завали, чувак, у него отличный голос! — возмутился Дин. — Он может работать в сексе по телефону для престарелых геев с хорошим вкусом.
— Теперь понятно, почему Дамблдор каждый раз возвращал ему должность комментатора.
— Ясно, у тебя опять нет настроения, — вздохнул Дин. — Тем не менее, смотри: на этой сцене рядом с ними никого нет.
Симус обратил на это внимание, и он достаточно хорошо знал близнецов: они могут сколько угодно выпендриваться, но всегда благодарят и превозносят тех, кто помогает им в проделках: ведь тогда можно будет свалить всю вину на них — и Симус знал это на собственном опыте.
— Может, кто-то с другого факультета?
— Хорошо бы, а то все всегда думают на Гриффиндор.
— А мне наоборот нравится, что все всегда думают на Гриффиндор, мы можем просто ничего не делать и считаться крутыми. Или безбашенными. Или идиотами.
— И не терять баллы к тому же.
— Ага!
Все подоконники в гостиной были заняты задницами гриффиндорцев: кто не вертелся возле близнецов, уставился в окно и наблюдал за волшебными фейерверками.
Дин и Симус решили, что из комнаты семикурсников вид будет получше, плюс там находился выход на крышу (труба водостока возле одного из окон, если точнее), поэтому креатив близнецов лучше было наблюдать там. Да и самих близнецов разумнее ожидать там же…
В комнате Джордана и близнецов стояло шесть кроватей и все, как ни странно, выглядели занятыми: не до конца заправленные, заваленные хламом, а у одной полог сгорел почти дотла.
— Кроватей было пять, когда мы были здесь в прошлый раз, — сказал Симус. — И семь в позапрошлый. Кто, Мерлина мать, с ними живет, и почему они ночуют где попало?
— Как кто? — воскликнул ввалившийся в комнату носатый Уизли.
— Кто-то! — поддакнул его наглый близнец.
— Почему ваших однокурсников никто никогда не видел? Как их зовут? Как они выглядят? Где они сейчас? — быстро заговорил Симус.
Близнецы сделали вид, что пытаются вспомнить.
— Джонни сейчас в тылу врага, то есть отрабатывает наказание у Амбридж за-а-а?.. — протянул наглый, обращаясь к носатому.
— Пчел, целое подземелье пчел. А Эдди в библиотеке, он у нас отличник, весь наш курс вытягивает.
— Еще есть Брюс. Он, полагаю, где-то сражается со злом в костюме летучей мыши.
— Эй, не втягивайте Бэтмена! — возмутился Дин, поднимая руки.
— Не понимаю, о чем ты, — заявил наглый Уизли, падая на свою кровать.
— В прошлый раз ваших соседей звали Джо и Фрэнк, в позапрошлый — Стив, Клайд и Луиза… серьезно, Луиза? — на каждом озвученном имени Симус загибал пальцы.
— Ладно-ладно, Симус, пришло время тебе узнать правду, — вздохнул носатый Уизли, и, выдержав драматичную паузу, продолжил не менее драматичным шепотом: — Когда они представлялись, мы не слушали…
— А переспрашивать стыдно…
— За семь лет мы так и не решились…
— Но нам совсем не стыдно придумывать им другие имена…
— Ведь они идут им больше! — закончили они вместе.
Симус фыркнул, давая понять, что не верит ни единому их слову.
— Может, у вас есть фото вашего выпуска? — спросил Дин.
— Фото? — переспросили близнецы одновременно.
— Колдография, — нетерпеливо поправил друга Симус.
Когда уже наступит та эпоха, когда магглорожденным не нужно будет объяснять простейшее о быте волшебников, а чистокровным — что такое телевизор или тамагочи?
Близнецы не успели ответить: в комнату вошел Джордан и…
— Рон?.. — Дин (как и Симус) забыл, что Уизли тянутся к Уизли и могут иногда заходить в комнаты друг друга. — П-привет…
— Да-да, виделись, — пробормотал Уизли, пряча за спиной свою книжонку, в которую обычно записывал домашнее задание. — Вечно забываю, что вы здесь зависаете.
Он был прав. Разве что в этом году из-за ссоры с Поттером Симус испортил отношения с неожиданно большим количеством гриффиндорцев, но раньше Дин и Симус довольно часто таскались за Фредом и Джорджем (а на этикетках двух изобретений даже указаны в качестве соавторов рядом с еще каким-то Мягколапом).
Рон присел на кровать к наглому Уизли.
— Да, малыш Симус вот уже почти пять лет сует свой нос в наши дела, — протянул наглый Уизли.
— Например? — спросил Джордан, пытаясь открыть окно, которое никак не поддавалось даже на его тихие заклинания.
— Да вот хочет покопаться в грязном белье наших соседей по комнате.
— О, перестаньте, я просто попросил колдографию!
Уизли, который Рональд, вздохнул и принялся листать свою книжонку, пока не нашел там какую-то карточку.
— Вот, это весь их курс, Криви поработал, — сказал он, протягивая колдографию Симусу.
— Эй, откуда у тебя наша колдография, извращенец?! — воскликнул наглый Уизли.
— Я ваш брат, идиоты!
— А, точно.
Симус отвлекся от дальнейшего разговора, внимательно рассматривая колдографию. Близнецы, Джонсон, Спиннет, Джордан и еще три засвеченных силуэта. Уизли корчили рожи, Спиннет почему-то опять избивала Джордана, а Джонсон смотрела на всех них (включая фотографа), как на идиотов. Оставались только трое абсолютно неподвижных людей.
Людей ли?
— Хочу показаться грубым, — начал Дин, — один ваш сосед — вешалка, на которую повесили мантию и шляпу, — добавил он, тыкая в левого человека-не-человека.
— А второй, кажется, тыква? — спросил Симус, поворачивая колдографию вверх ногами.
— А третий, — добавил Рон, — какой-то домовой эльф на табуретке. Я видел, как это снимали, но лучше бы не видел. Особенно то, что они потом сделали с тыквой, — поморщился он. — В общем, у них один из самых маленьких наборов в Гриффиндор, поэтому они начали придумывать себе соседей со скуки.
— Ох, гении раскусили нас, какая трагедия, — бросил Джордан, наконец-то справившись с окном. — Проклятый дух Хогвартса, наконец-то, — пробормотал он, вдыхая свежий воздух и расстегивая рубашку.
Симус внимательно посмотрел в глаза Дина и сказал:
— Ты должен мне сикль, Томас. Зеленых человечков не существует, я с самого начала говорил.
— Ты можешь забрать мои деньги, но не мою веру, — своим драматическим шепотом заявил Дин, вытаскивая из кармана серебряную монетку.
— Я тоже верю в наших соседей, — заявил носатый Уизли. — Особенно в Луизу, он очень особенный парень. Наш маленький бесстрашный лидер, можно сказать.
— Луиза — это Гарри, — пояснил Рон. — В моменты, когда его зацикливает на Малфое.
— Рональд, ты забываешь, что именно из-за тебя мы начали любить и верить в пару Гарри и великолепного Драко Малфоя, — наглый Уизли хлопнул Рона по спине, а потом взлохматил ему волосы.
Симус вернул колдографию обратно, и Рон спрятал ее обратно в свою книжонку. Наглый попытался ее отобрать, на что тот заявил:
— Да хватит, Фред, должно же у меня быть что-то на память, когда кто-то из вас двоих отбросит копыта? О, перестань, щекотки боится только Перси, на мне это не сработает.
Рон пусть и был младше близнецов, но уже перерос их на голову, и потому все физические усилия наглого близнеца против него оказались бесполезными.
— Смерти кого-то из нас? — фыркнул носатый. — Не дождешься, Ронни.
Симус почувствовал, как на секунду ему скрутило живот: в прошлом году Диггори бросил что-то подобное кому-то из слизеринцев. Но вслух, конечно же, Симус ничего не сказал — Джордан довольно крепко дружил с Диггори (хотя и болел за Поттера), не хватало еще ляпнуть лишнего.
Дин, словно услышав его мысли, тихонько толкнул его локтем и едва уловимым движением головы указал на Ли. После фразы Уизли тот весь напрягся, крепко сжимая свой галстук в руке, и Симус вспомнил, что Ли как раз находился в компании поддержки Диггори, когда прозвучали эти слова перед последним испытанием.
— Рон, а ты почему здесь? — Дин был мастером в перемене темы разговора, тогда как Симус обычно выступал в роли продолжателя.
— Меня они позвали, — сказал Уизли, указывая на своих братьев, — понятия не имею, зачем.
— А, точно, — протянул наглый, поднимаясь на ноги. — Наш дорогой безответственный староста, мы хотим оставить тебе часть наших товаров.
— На случай, если вас исключат?
— Ну да, — просто сказал носатый, словно говорил о погоде. — Это может произойти в любой момент, может быть уже вчера.
— МакГонагалл, кстати… — начал говорить Рон, но носатый перебил его:
— Да-да, мы виделись с ней уже. Ли, покажи Ронни нашу сокровищницу.
Джордан вытащил палочку и направил ее в самый дальний и пыльный угол, что-то прошептал и, как оказалось, снял маскировочные чары с коробок Всевозможных Волшебных Вредилок.
— Береги их, как свою девственность, братец! — объявил наглый.
— Валите к хренам, — пробормотал Рон. — Ладно, присмотрю за вашим хламом, только сами оттащите ко мне.
Симус некоторое время молчал, наблюдая за сборами: близнецы левитировали коробки, Рон их перевязывал всякой ерундой, вроде веревок от занавесок, а Джордан отошел подальше и начал переодеваться в пижаму. Но один вопрос не давал Симусу покоя:
— Вы реально думаете, что вас могут исключить?
— Мы морально готовы к этому с первого курса, Симус, — ухмыльнулся носатый.
— Да что за дерьмо, никто вас не исключит, пока я не разгадаю, как вас до сих пор не исключили!
— Дорогой, твой детский мозг пока не готов к такому потрясению, — сказал Джордан, уже закутанный в одеяло.
— Вы все время твердите мне про то, что Хогвартс любит хаос и сам вам помогает, — сказал Рон, собирая маленькие коробочки в одну большую. — Это правда или типа как с вашими воображаемыми сокурсниками?
— Понимаешь, Рон, — наглый даже встал на стул, чтобы добавить красочности моменту (или чтобы стать одного роста со своим младшим братом): — Если у каждого здания есть характер, то у Хогвартса напрочь отсутствует крыша. Ты безумен, если пытаешься диктовать замку правила, и ты глуп, если подчиняешься его собственным законам. Знаешь, почему? Потому что главное правило этого места в том, что никакие правила не работают.
— Тогда как может работать главное правило, если здесь ничего не работает?
— Вот ты уже и начинаешь врубаться, братец! — наглый положил руки на плечи Рона и крепко сжал их. — Если не будешь отлынивать, станешь отличной заменой нам. Мы с Форджем в тебя верим!
— Чтоб вы меня так в квиддиче поддерживали!
— Ну, вратарь из тебя, мягко скажем, не фонтан…
— Зато староста хороший!..
— Идеальный…
— Мы наслышаны о твоих успехах…
— И гордимся тобой!
Рон промычал что-то невнятное в ответ, криво улыбнулся и поплелся к выходу в руках с самой маленькой коробкой из всех коробок. Насколько Симус успел узнать младшего Уизли, тот явно боролся с желанием покрутить у виска или съязвить.
Симус решил, что им с Дином тоже пора.
— Я узнаю, как вы это делаете, — пообещал он, уже стоя в пороге.
— Да и пожалуйста, — отмахнулся наглый близнец.
— Мы бы и сами рассказали, если бы ты спросил, — добавил носатый.
— Я уже спрашивал, ни хрена вы не рассказали.
— Ну, значит, не рассказали бы. Слушай, закрой дверь с какой-нибудь стороны уже, ага?
Симус выставил им два пальца и пошел прочь в комнату пятикурсников. Дин плелся рядом и своим видом как будто бы задавал вопрос: «Когда ты уже от них отстанешь?». Симус полагал, что его собственное выражение лица красноречиво говорит, что ему не дает покоя эта удачливость Уизли и их сиамского чернокожего близнеца Джордана. Дин пожал плечами на его немой ответ и, толкнув дверь их комнаты вперед, сказал:
— Ну, ты упертый и когда-нибудь раскусишь их.
— Ага, года через два, — вмешался Рон, услышав разговор. Он копался в той небольшой коробке, которую принес от близнецов. — Но, скорее всего, они унесут все тайны с собой в могилу, ну или кто-то один из них. Фред более болтливый, давите на него.
— А Фред — это который? — спросил Симус.
— Фред… Ну, Фред — это Фред, не знаю я, как объяснить.
Всякий раз, когда Симус думал, что научился различать Уизли и Уизли, оказывалось, что ни черта он не научился. И пусть разница была очевидна не только внешне, он просто не мог запомнить, какие черты какому близнецу принадлежат: то есть тот носатый — это все-таки Фред или Джордж? А другие люди, как назло, видели совершенно другие отличия: родинки всякие, форму ушей, тот же Ли и вовсе по голосу их идентифицировал, а вот что у одного нос длиннее, чем у другого — нет, вот никто не замечал!
Удивительно, что Дин со своей способностью видеть детали, которые не видит никто (потому что они довольно скучные и не представляют интереса, если честно), вообще не замечал никаких отличий между Фредом и Джорджем, из-за чего немного комплексовал. Вслух он, конечно, никогда не признавался в этом, но Симус все равно знал: в подобных вещах Дин просто Грейнджер от МакГонагалл.
В комнате вдруг появился эльф с коробками, которые должны были принести близнецы. Он что-то пропищал, низко поклонился и сразу же исчез.
— Вот ведь жопы ленивые, — проворчал Уизли, запихивая все под свою кровать. — Всего два этажа спускаться-то!
— Гермионе, главное, не говори, — посоветовал Дин.
— Я и не собирался, — ответил Уизли. — Не могу уже слушать про те счастливые времена, когда у волшебников еще не было своего сплоченного сообщества, поэтому они не могли поработить пока еще не домовых эльфов.
Дин разлегся на кровати и принялся копаться в своей сумке, пока не осознал, что ищет не там. Призвав заклинанием рюкзак Симуса, он вытащил оттуда свой обычный маггловский блокнот, в котором писал свою новеллу об оборотнях. Симус подошел к окну и присел на подоконник. Фейерверки все еще носились по окрестностям, принимая форму то драконов, то каких-то странных поросят с крыльями, то слонов, то кошек. Последние напомнили ему о МакГонагалл, суке миссис Норрис и его коте Шу-шу. Временами Симус думал, что миссис Норрис давно сдохла (чисто математически ей давно пора), а это все сбежавшие от учеников полосатые коты и кошки, которые Филч от маразма принимал за свою. Карта Мародеров, конечно, полностью опровергала эту гипотезу, но, как недавно высказался Дин: «Можешь забрать мои деньги, но тебе не достанется моя вера». Должны же куда-то деваться сбежавшие кошки, верно? Потому что во всей башне Гриффиндора не удрал один лишь Живоглот Грейнджер, но тот просто умный и, вероятно, анимаг, превращающийся в кого-то из Уизли.
А может, близнецы — анимаги? Нет, эта способность точно никак не влияет на возможность находиться в нескольких местах одновременно.
— Что помогает путешествовать сквозь время и пространство? — спросил он вслух.
Уизли и Дин заговорили одновременно:
— Хроноворот.
— ТАРДИС.
Они начали спрашивать друг у друга, что это такое, как это работает, объяснять каждый свое и — какая неожиданность — опять ссориться из-за различий магической и маггловской культур, уже позабыв о своих делах. Симус сильно не вслушивался, потому что прекрасно знал и про хроновороты, и про ТАРДИС. Но тональность разговора вдруг повысилась: каким-то образом все опять свелось к вечному спору о квиддиче и футболе.
Симус призвал заклинанием свои шумопоглощающие наушники, которые его отец приносил домой в огромном количестве, когда еще работал на стройке. По крайней мере, эти наушники могли погасить крики Уизли и Дина, а вот когда дома на похожие темы начинали ругаться мать с отцом, легче было просто уйти куда-то далеко — желательно в другую страну, и еще лучше в квартиру семейства Томас в центре Лондона.
Родители Дина принадлежали к той категории людей, которых обычно вежливо презирал весь средний класс за вечерним приемом чая или чем там занимаются эти британцы, лишь бы не работать. А кому еще перемывать кости, как не вегетарианцам, передвигающимся исключительно на велосипедах или роликовых коньках? И обсуждать их можно было до бесконечности. Например, Дин с его отчимом расписали почти все стены в квартире граффити (при этом они частенько шутили про какого-то Бэнкси), а вот миссис Томас тащила домой все, что, по ее мнению, нуждалось в новом жилище: вещи с барахолок, собак (Дин постоянно жаловался, что нельзя привозить их в Хогвартс), а однажды даже бомжа. Бомж, правда, оказался дедом Дина, который пытался поставить новый рекорд и обойти пешком какое-то большое расстояние куда-то — память дедули уже не та, в отличие от неожиданно крепкого пресса для семидесятилетнего хиппи.
Не семейство, а мечта!
Только младшие сестры Дина (магглы, к счастью или к сожалению) оказались самыми настоящими раздражающими задницами. Но должно же что-то компенсировать разбросанные всюду самокрутки забывчивого дедушки?
Самое прекрасное в Томасах было то, что они верили в магию даже до появления у Дина волшебных способностей. А когда у него начала формироваться сила, ничуть не удивились, не стали изгонять из него дьявола, водить в церковь, научные институты или просто делать вещи, на которые частенько жаловались сейчас магглорожденные дети. Симус верил, что за такими семьями — будущее, когда магглы и волшебники смогут жить в одном дружном мире. Примерно то же самое он думал и о семействе Уизли: вместе с Дином он когда-то давно гостил неделю или полторы у Рона и близнецов. Симус уже забыл многие детали, но образ гаража, полностью забитого маггловскими вещами мистера Уизли, и его летающего голубого Форда вряд ли когда-то исчезнет из головы.
Один из фейерверков вдруг так врезался в стену возле окна, что Симус едва не свалился с подоконника от испуга — хлопок он услышал даже через свои наушники.
Зрелище за окном предстало невероятное, и он не удержался от вскрика:
— Класс! По-моему, вон то огненное колесо столкнулось с ракетой — похоже, они сцепились друг с другом, ух ты!
Уизли подбежал к окну, а Дин даже занял свободное место на подоконнике. Из других комнат тоже слышались восторженные крики, отчего Поттер, когда-то успевший прийти и даже уснуть, недовольно заворочался на своей кровати.
— И все-таки, как засранцы это проворачивают? — шепотом спросил Симус.
— А как они это делают? — спросил Годрик. Он еле услышал собственный голос: разговаривать громко рядом с черной гладью тихого озера казалось кощунственным.
— Я еще не разобралась. — Хельга сидела на старом бревне, словно на перине, скрестив тонкие ноги. Торчащие из-под пышной юбки белесые ступни были еле видны в пляшущем свете костра. — Предполагаю, что развитие некоторых волшебных существ происходило частично за счет поглощения спонтанной магии. Я видела растение, которое могло ожить от света Люмоса, даже будучи полностью засохшим. Поэтому с детьми может возникнуть проблема.
— Особенно если собрать многих в одном месте на долгое время, — добавил Годрик.
— Именно, — кивнула Хельга. — Поэтому я продолжаю утверждать, что эта затея глупая. По меньшей мере, ее нужно пересмотреть и тщательно обдумать. Иначе мы потеряем всю чародейскую кровь на острове. Я понимаю, что ты хочешь наладить связи между волшебниками, но...
— Не просто связи, — прервал он ее. — Нам нужно сообщество волшебников и волшебниц, если мы хотим какого-либо малейшего развития. Посмотри на нас, — Годрик усмехнулся и обвел руками их импровизированный лагерь. — Мы четверо — чуть ли не единственные, кто связался с кем-то из себе подобных. Остальные все поголовно — одиночки, да еще мрачные, как Салазар в плохой день. Я не хочу, чтобы дети, обладающие даром, проходили через то, через что прошли мы. Понимаешь?
— И что ты предлагаешь?
Годрик нахмурился. Он прекрасно знал, что ему нечего предложить.
— Я что-нибудь придумаю, — обещал он.
— Я не сомневаюсь, — ответила Хельга с фальшивой лаской в голосе. — Вот только понравится ли мне то, что ты придумаешь?
— Если не понравится, придумаю что-нибудь еще.
— А потом еще и еще, пока она не устанет и не согласится с тобой? — послышался справа голос, и из темноты выступил Салазар.
Годрик радостно улыбнулся и вскочил на ноги.
— Наконец-то! Я уже начал думать, что ты нас покинул навсегда.
— Так и было. Но злой рок привел меня сюда вновь.
Хельга лукаво улыбнулась.
— Злой рок зовут Годрик Гриффиндор, дорогой мой. Называй вещи своими именами. Тебе Ровена не говорила, что иносказания — враг чистоты разума?
Годрик, не слушая ее, подошел к другу и положил руку ему на плечо. Когда рядом был старина Салазар, им все было по плечу. Ровена была самой одаренной из них, Хельга — самой мудрой, но только Салазар получил настоящее обучение от своей матери. Его знания были бесценны для их предприятия.
— Ты обнаружил то, за чем уходил?
— Да. Госпожа Олливандер опять перебралась на новое место в поисках сердцевин, но я нашел ее.
И он достал из рукава новенькую, сверкающую волшебную палочку.
— Поздравляю, — восхищенно сказал Годрик, и Салазар с улыбкой кивнул.
— В своем деле Олливандеры — мастера. С таким орудием и нашими новыми знаниями я способен на то, о чем раньше не мог и мечтать. По дороге я думал о том, что ты говорил. Смотрите.
Глубоко вздохнув, он шагнул вперед — Хельге пришлось повернуться, чтобы за ним проследить — и выставил вперед палочку. На ее кончике зажегся слабый желтый огонек, и Салазар начал рисовать в воздухе спираль. Он взмахивал руками все шире и шире, словно помешивал котел с ночным воздухом, и вдруг Годрик понял, что видит кое-что за остаточным свечением магии. Судя по удивленному вздоху Хельги, не он один. Волшебство будто проделало окно в темноте, и за ним, на еле видном в свете луны большом холме, возвышался замок. Теплый свет мерцал в его окнах, тонкие шпили башен гордо тянулись острыми крышами в бесконечность звездного неба. Видение мелькнуло на пару мгновений и начало таять, а Салазар от усталости пошатнулся.
— Неплохо, да? — спросил он, тяжело дыша.
Годрик молча смотрел вдаль, на исчезнувший замок. За его спиной друзья о чем-то переговаривались, но он слышал только шелест листьев и звуки, издаваемые обитателями ночного леса. При должном старании можно было различить среди них крики волшебных созданий. Ровена сказала бы наверняка.
Замок, где они будут учить детей волшебству. И потом кто-то из этих детей вернется, чтобы обучать новое поколение. И так без конца, целую вечность. Школа, которая всегда будет рада принимать новых гостей, пристанище, которое невозможно будет разрушить. Так и только так.
— Она могла бы делать палочки для детей, — прошептал он задумчиво.
— Что? — спросила Хельга.
— Госпожа Олливандер, — пояснил Годрик. — Она могла бы сделать для учеников такие же палочки, как для Салазара. А мы научили бы их ими пользоваться.
Он почувствовал возражение Хельги до того, как она произнесла первое слово:
— У нас нет таких средств.
— У некоторых есть, — поправил Салазар. — Я слышал о волшебниках, которые обучают своих детей магии, как это было со мной. Они часто зарабатывают на своем ремесле. Тайно, разумеется. Но их, конечно же, меньшинство.
— Я найду деньги, — произнес Годрик увереннее, чем чувствовал. — Один хитрый король гоблинов мне должен.
Продолжая умирать в душном классе от скуки, Симус писал в своем конспекте все, кроме самого конспекта: список покупок для Хогсмида, планы на неделю, делал заметки для новеллы об оборотнях, которую Дин никак не мог закончить самостоятельно из-за логических нестыковок. Мысли не желали сосредоточиться на чем-то одном, и вот уже Симус снова вернулся к близнецам и их, как он надеялся, оргии. Потом он вспомнил день, когда Дамблдор начислил Гриффиндору баллы после очередного выступления близнецов:
— Весьма изобретательно, Минерва, вы не считаете? — насколько Симус мог судить, как Дамблдор обычно выглядели люди, которые очень и очень долго над чем-то смеялись — когда уже болит живот, сбивается дыхание и дрожит голос.
А вот МакГонагалл нервничала, поджимала губы и тяжело вздыхала:
— Я считаю, что мальчишки рискуют не закончить школу, Альбус. Они начинают выходить за рамки, и — что беспокоит меня больше всего — другие ученики уже подражают мистеру и мистеру Уизли.
— В таком случае, я могу рассчитывать, что без меня школа останется в безопасности.
На этой фразе Симус как раз поравнялся с ними, и ему показалось, что это как будто бы сказали лично ему. Еще он думал, что у Дамблдора мог нервно дернуться глаз, или самому Симусу могло почудиться то подмигивание, или оно было связано не с фразой, а с его чудесно выглядевшими в тот день ботинками — чокнутый старик всегда замечал такие детали. Дин потом высказал мысль, что это вообще мог быть флирт — и нужно было подыграть и получить в казну Гриффиндора десяток-два баллов.
Интересно, что Дамблдор подразумевал тогда: свой выход на пенсию в каком-то далеком будущем или это позорное изгнание с поста директора, каким считала его только Амбридж и ее прихлебалы, а остальные, не стесняясь, называли гениальным побегом?
Симус был уверен в последнем, потому что Дин несколько раз слышал, как Дамблдор напевал себе под нос что-то вроде: «Жизнь Долорес станет ярче и труднее», а позже похожие строки начал насвистывать и Пивз.
На всякий случай Симус залил поток своих мыслей чернилами, опасаясь получить наказание за любую неосторожную фразу (в новелле про оборотней как раз начиналась недетская сцена), когда Амбридж, подобно надзирателю, начнет ходить между рядами и заглядывать каждому через плечо. Потом он посмотрел в конспект Дина и обнаружил, что он все еще записывал тему урока, тщательно прорисовывая каждую букву отдельно и по-разному. Кажется, в его мире это называлось «игра со шрифтами», но на взгляд Симуса больше походило на записку с угрозой от маньяка-убийцы. В общем, это недалеко отходило от правды: Теорией Защитной Магии можно было пытать людей еще более жестоко, чем шуршанием пенопласта.
Когда Дин отвернулся к своей сумке, Симус быстро нарисовал на его пергаменте член, чтобы разнообразить эту угрожающую записку чем-нибудь веселым.
— Не круто, чувак! — прошептал Дин, глядя на испорченный шрифтовой шедевр. Немного потупив, он подрисовал члену улыбающуюся рожицу: — А вот теперь круто.
Перевернув пергамент чистой стороной, Дин начал заново. И он как раз заканчивал писать свое второе угрожающее название темы урока, когда прозвучал звон, сообщающий об окончании пары. Симус тут же принялся подгонять друга, чтобы успеть проследить за близнецами:
— Давай же, давай, я не хочу опоздать на ужин! — Симус специально сделал акцент на последнем слове, чтобы Дин уловил другой смысл.
И Дин, конечно же, понял шифр:
— А ты не думаешь, что ужин может оказаться тебе не по зубам?
— То есть ты не веришь в мои способности осилить целый ужин?
— Я верю, что если слишком много жрать, можно получить кое-что пострашнее расстройства желудка.
— А я просто не могу спокойно жить без знания о том, как именно они готовят ужин.
— Так еду же готовят домовые эльфы, ребята, — сказал догнавший их Лонгботтом.
Очень, блядь, вовремя!
Симус поймал взгляд Дина и скорчил гримасу.
— Круто! — воскликнул Дин, а потом попытался вежливо сопроводить Лонгботтома подальше, безошибочно уловив настроение Симуса: — Полагаю, мы теперь можем не спешить и заглянуть в туалет, а ты пока иди.
— Да ладно, я вас подожду.
— Мы не хотим тебе задерживать: сегодня же должен быть твой любимый шоколадный пудинг.
— Ничего, ребят, мне не очень сложно подождать.
— Лонгботтом, катись к хренам, бесишь! — не выдержал Симус и пошел вперед быстрым шагом.
Дин догнал его через несколько минут.
— А ты сегодня дерзкий такой, ага? — спросил он тем своим спокойным тоном, который на самом деле не имел ничего общего со спокойствием.
— Ты же извинился за меня, да?
— Извинился, потому что делаешь ты, а стыдно мне.
— Мне тоже стыдно, — Симус даже не врал в этот момент, — но сегодня я могу узнать то, что уходило от меня почти пять лет — и Лонгботтом влез совсем не по фэн-шую.
Дин долго ничего не говорил в ответ, и Симус опять начал раздражаться:
— Ну слушай, я собирался извиниться вечером, ладно?
— Ты опять перестал звать всех по именам, но когда ты снова войдешь в режим обидных кличек, я тебя изобью, помнишь?
Симус помнил. Он сам просил Дина вмешаться, если сволочной характер снова вылезет наружу. А в период аллергии на проклятое цветение сволочной характер вылезал наружу так, как не вылезал наружу сам Симус, потому что, ну… проклятое цветение. Но у договора была и обратная сторона: Симус должен был останавливать Дина, когда тот перескакивал за рамки своего тщеславия, или — как называл это сам Симус — ловил звезду.
Автор: nordlys
Иллюстратор: sassynails
Бета: мышь-медуница
Пейринг/Персонажи: Геллерт Гриндевальд/Альбус Дамблдор, Ариана, Аберфорт, Батильда Бэгшот
Категория: слэш
Рейтинг: R
Жанр: романс, драма
Размер: ~17 000 слов
Краткое содержание: Яркий след метеора по имени Геллерт Гриндевальд в судьбе Альбуса Дамблдора.
Иллюстрации: Арт, Арт
Ссылка на скачивание: doc

Большое спасибо за советы, я взял в библиотеке книги, о которых ты писал. Это действительно то, что нужно. Надеюсь, я успею подготовиться и нормально сдам экзамены. У нас уже тоже видно, что наступает весна, а дома, наверное, все в цвету! Ариана любит цикламены, если они уже зацвели, своди ее в заброшенный сад у леса, или хотя бы принеси букет в ее комнату.
Очень скучаю по вам, как хорошо, что скоро каникулы!
Твой любящий брат
Аберфорт»
Письмо было написано на куске старого школьного пергамента, который от времени и неправильного хранения съежился и пошел желтыми пятнами. Буквы местами поблекли и расплылись, но Альбус помнил наизусть каждое слово. Много лет назад, когда он только получил его, стояла почти такая же яркая весна, как сейчас.
Альбус испытывал смесь досады и раздражения каждый раз, получая весточки от Аберфорта. Как бы он сам хотел быть младшим, свободным братом! Учиться в школе, не зная забот, радоваться открывающимся перспективам. Когда у него все это было, Альбус и не подозревал, насколько он счастлив.
Нет, нет, конечно, вины Аберфорта в этом нет, тем более что он сам предлагал бросить школу, чтобы больше времени уделять Ариане. Это Альбус был тем, кто уговорил его закончить обучение. Это Альбус решил, что справится с приступами сестры и продолжит свои исследования дома. Глупый, самонадеянный болван.
Сверху раздался сдавленный звук, похожий на приглушенные рыдания. Альбус замер, мечтая, чтобы он не повторился, вжался в тишину, словно хотел раствориться в ней. Звук раздался снова, и теперь был громче.
— Иду, иду. Золотко наше, — подражая голосу брата, сказал Альбус.
Он поднялся по скрипучей лестнице наверх, ненадолго задержался у двери, собираясь с мыслями, и, придав своему лицу самое доброжелательное выражение, вошел внутрь.
Ариана сидела у окна и всхлипывала. У нее на коленях что-то лежало — маленькое и растрепанное. Альбус достал палочку, готовый атаковать в любой момент.
— Дорогая, что случилось? — ласково спросил он, приближаясь с осторожностью.
Девочка замотала головой и спрятала лицо в ладонях. Доски пола вздрогнули, дом словно тихо вздохнул. Альбус почувствовал дрожь неуправляемой магии сестры; надо было срочно что-то делать.
— Я помогу тебе, мы все поправим, все будет хорошо. Расскажи мне, что произошло? Почему ты расстроилась?
Говоря все это самым мягким и успокаивающим тоном, на какой он способен, Альбус медленно подходил ближе. Палочку он держал наготове, зная, как бывает с приступами у Арианы.
Она продолжала хныкать, но теперь судорожно поглаживала лежащее у нее на коленях тельце. Это была мертвая трясогузка, хотя Альбус понятия не имел, где сестра достала ее.
— Птичка не летает? Ты расстроена поэтому? — спросил он.
— Умерла, — с трудом выдавила Ариана. — Умерла!
— Нет, что ты, она вовсе не умерла, просто болеет. Наверное, повредила крылышки. Дай мне взглянуть?
Ариана всплеснула руками и подхватила тело птички со своих колен. Она подняла трупик в ладонях, и с надеждой посмотрела на Альбуса. Нужные чары вертелись на языке и кончике палочки разом, но Альбус предпочел действовать невербально: лучше, чтобы Ариана не слышала и не запоминала сложные заклинания. Неизвестно, что бы у нее получилось.
Волшебная палочка приподняла перышки несчастной птицы, едва заметный туман окутал маленькое тельце. Конечно, Ариана не заметила обмана. Иллюзия, заклинание левитации — все очень просто. Не зря Альбус был самым блестящим учеником школы за все время ее существования, ведь теперь никто из профессоров Хогвартса, включая самых придирчивых, не мог бы найти ни единого изъяна в его работе. Трясогузка выглядела как живая, когда вылетела в окно. Альбус велел ей пролететь над палисадником и скрыться в зарослях шиповника. Вряд ли Ариана найдет ее трупик снова.
В глазах девочки все еще стояли слезы, но теперь она широко улыбалась.
— Альбус! Альбус оживил птичку! Альбус!!! — она кинулась к нему на шею, переходя на неразборчивый шепот.
Его обожгло острым чувством вины, которое, впрочем, тут же испарилось: главное, что для Арианы все взаправду, и птичка жива. Опасность миновала.


«Дорогая тетушка Батильда!
В последнее время я интересуюсь историей нашей семьи и славными предками. Это увлечение кажется мне полезным и важным, я уделяю ему много сил. Мне хотелось бы навестить ваш дом, если это не будет слишком утомительно для вас, и лично посетить места, связанные с жизнью наших славных предков в Британии.
Ваш родственник с континента
Геллерт Гриндевальд»
Вообще-то мисс Батильда Бэгшот приходилась Геллерту двоюродной бабушкой, но разница в возрасте у них была едва-едва достаточной для материнства. Батильда не чувствовала себя бабушкой, а Геллерт своим феноменальным чутьем понимал это и не пытался настаивать. Ему было важно, чтобы мисс Бэгшот согласилась принять его у себя.
Вскоре после отправки письма он получил ответ — и сразу понял, что угадал с тональностью. Батильда Бэгшот была любительницей истории, одно время даже преподавала ее в Хогвартсе, пока могла мириться с неточностями и спорными фактами в учебниках. Сейчас она занималась фундаментальным трудом по созданию нового, более точного и подробного учебника, и ей очень польстил интерес Геллерта к истории своей семьи.
У Альбуса не было ответного письма Батильды, но он знал об ответе от Геллерта и ее самой.
Это случилось через несколько дней после мертвой трясогузки. Альбус возвращался домой с кладбища, где навещал могилу матери. Мисс Бэгшот же шла из магазина писчих принадлежностей с новой партией перьев, пачкой пергамента и двумя пузырьками чернил.
— Добрый день, Альбус! — вежливо поздоровалась она. — Рада встрече.
— Здравствуйте, мисс Бэгшот. Я тоже очень рад. Дивный день сегодня, вы не находите?
— Согласна, дорогой. В такие дни чувствуется дыхание близкого лета. Скоро начнутся школьные каникулы, дети вернутся домой и здесь станет довольно шумно.
Альбус подумал, что тогда это место станет повеселее, но вслух говорить этого не стал.
— Да, верно. Брат писал мне, что все очень переживают из-за экзаменов.
— О, я не сомневаюсь. Думаю, волнение, связанное с экзаменами — неотъемлемая часть учебы. Я даже немного скучаю по тем переживаниям, — мисс Бэгшот слегка улыбнулась.
— А мне нравились экзамены, — сказал Альбус. — Никогда не понимал этих волнений, если честно.
— Думаю, с одаренными волшебниками такое часто происходит. Я знаю еще одного такого же — мой внучатый племянник Геллерт Гриндевальд, я рассказывала о нем Кендре. Кстати, у вас будет возможность познакомиться, ведь он собирается приехать сюда.
— Было бы здорово, мисс Бэгшот, спасибо. Я буду рад знакомству, — Альбус учтиво улыбнулся. — Мне пора, не хочу долго оставлять Ариану без присмотра.
— Конечно, дорогой, идите. Я бы передала привет сестре, но она ведь не вспомнит меня, да?
— Я постараюсь, мисс Бэгшот, вы очень добры. Хорошего дня!
— И вам, Альбус, и вам.
Конечно, никто не знал, во что это выльется и чем станет со временем.
Альбус быстро забыл об этом разговоре. Его дни были заняты перепиской с именитыми волшебниками, изучением новых методик трансфигурации, чтением, подготовкой собственной работы по алхимии. И заботой о сестре — в меньшей мере, чем следовало бы. Хотя цикламены в ее комнате стояли постоянно, и Альбус даже всерьез планировал однажды взять Ариану в сад, где они цвели.
Он жалел сестру и любил, хоть она создавала неудобства, но все равно думал о том, что теряет с ней время. Возможно, ее действительно стоило отправить в больницу. Но Альбус знал, что Аберфорт никогда на это не пойдет. Их мать отдала свою жизнь, настаивая, чтобы Ариана оставалась дома, а теперь, лишившись ее, они должны были чтить светлую память.
Альбус спал мало и чутко, постоянно прислушиваясь во сне. Любой звук из комнаты сестры заставлял его вздрагивать, разрушая и без того хрупкие сны. В ночь на первое мая выдалось полнолуние. Холодный свет обливал затихшие сады, цветущие деревья и крыши домов. Бродившие по своим делам ночные кошки стали поголовно серебристыми, словно все другие цвета слизнула ночь. Альбус не мог уснуть из-за яркого света, сердился и всерьез думал использовать затемняющее заклинание или хотя бы завесить светлое окно одеялом: старые деревянные жалюзи не справлялись со своей задачей. Тихие шаги наверху он поначалу принял за чары приближающегося сна, уж больно тихими они были. Некоторое время Альбус лежал, прислушиваясь, и дремота постепенно слетала с него. Это определенно были шаги, и определенно раздавались они из комнаты сестры.
— Золотко наше, — прошептал Альбус, поднимаясь с измятой постели.
Палочку он достал сразу, едва ступив на первую ступеньку лестницы. Он шел медленно, прислушивался и пытался угадать, на что это похоже. Ариана иногда бродила во сне, поэтому дверь и окно в ее комнате запирались магически. Во время приступов, конечно, эту защиту сносило, но такого не случалось со смерти матери.
Альбус снял чары с двери и осторожно открыл ее, держа палочку так, чтобы атаковать в любой момент, но все равно оказался не готов к тому, что увидел внутри.
Ариана танцевала.
Она кружилась и неловко подпрыгивала, поднимала руки с зажатым букетиком цикламенов, осыпала себя цветами и снова кружилась. Танцевать Ариана не умела, но это не было смешно, несмотря на всю ее неловкость.
Было тоскливо и жутко.
— Альбус! — воскликнула Ариана. — Альбус, красиво!
— Тоже не можешь заснуть, дорогая, — он выдохнул и покачал головой.
Это было лучше, чем очередной приступ лунатизма или истерика.
— Цветы! Луна! — радовалась Ариана.
Альбус кивнул — скорее, себе самому, чем сестре. Почему бы и нет? Мама выводила Ариану гулять по ночам.
— Пойдем за цветами, Ариана. Хочешь туда, где они растут?
— Альбус! — сестра слегка подпрыгнула и нервно взмахнула руками.
Вышло так, будто она хотела изобразить птицу, но в процессе передумала.
— Идем, идем. Пока так светло, пока луна высоко и до конца ночи еще долго, — приговаривал он.
В сущности, Ариане просто нравилось, когда с ней разговаривали ласковым голосом — не важно, о чем. Аберфорт рассердился, когда Альбус упомянул об этом, начал с жаром возражать, приводить примеры. Проще было согласиться с ним, конечно, но суть от этого не менялась. Особенно сейчас, когда брат далеко, а они с Арианой здесь одни.
На улице никого не было, но вся она ярко освещалась лунным светом и фонарями. Альбус гасил каждый, у которого они проходили, а потом зажигал вновь. С непредсказуемой сестрой под руку это было непросто.
— Надо будет запастись чарами на такой случай к следующему разу, — пробормотал он себе под нос. — Хотя лунный свет вряд ли куда-то денется.
Большинство окон в Годриковой Впадине не светилось: местные жители спокойно спали в своих постелях. Ариана негромко напевала заунывную мелодию, и Альбус на всякий случай прикрывал ее и себя заглушающими чарами, когда они проходили мимо домов.
Заброшенный сад, о котором писал Аберфорт, был недалеко от лесной границы поселения. Деревья там разрослись без присмотра, раскинули ветви, мешая друг другу и заслоняя небо. Яблоки и сливы с этих деревьев измельчали и потеряли форму, но на вкус были еще ничего — Аберфорт приносил фрукты отсюда домой. Этот сад и его благословенное угощение очень любили местные козы.
Но сейчас ничего не было тут, кроме молодой листвы и цветов. Лунный свет ложился на траву неровными пятнами; повсюду расселились одичавшие нарциссы и цикламены. Подлесок тихо шуршал, мелко шевелились слежалые прошлогодние листья: это возились незаметные днем насекомые.
— Гляди, Ариана, сколько цветов. Тебе нравится?
Она бродила под деревьями, кружилась, рвала цикламены, не в силах остановиться. Альбус наблюдал за сестрой из-под приспущенных век: сейчас ему захотелось спать. С грустью думал он о незаконченном письме на столе, об оставленных книгах. Лучше бы читал, или занимался своей работой, или просто спал. Хотя Ариана казалась очень счастливой сейчас, так что, может, оно того и стоило. Подумав немного, Альбус наколдовал стайку светлячков и велел им неспешно летать среди деревьев на небольшой высоте. Ариана радостно смеялась, наблюдая за ними, но не пыталась догонять или ловить. Она никогда не желала поймать и пленить животное, только смотрела и радовалась. Альбус не знал, боялась ли она, жалела их или просто не догадывалась о такой возможности.
Луна коснулась зубчатого края леса, свет стал призрачным и тусклым. Альбус сидел на изгибе старой яблони, в полудреме глядя, как танцует среди деревьев Ариана. Скоро должно было стемнеть перед рассветом, это самое удачное время, чтобы отвести сестру домой. Сбросив с себя сон, Альбус поднялся и поманил Ариану рукой.
— Идем, дорогая, идем домой. Темнеет.
Она послушно подбежала, чуть склонила голову к плечу и улыбнулась.
— Идем, — повторила за ним Ариана.
Сейчас она казалась почти совсем нормальной девочкой.
Они шли обратной дорогой в предрассветных сумерках; луна уже скрылась за лесом, и только иногда мелькала в просветах между деревьями мутным пятном. Альбус держал Ариану за руку, потому что она то и дело останавливалась, чтобы посмотреть наверх, коснуться цветов в чужом оконном ящике, погладить кошку, затаившуюся в кустах у дорожки. Теперь освещенных окон стало еще меньше: даже самые большие любители ночи устраивались спать в этот глухой предутренний час. Из низин наползал легкий туман, к утру холодало, выпадала роса. Утро обещало быть свежим и ясным, но пока о нем говорила только едва заметная светлая полоска неба на востоке.
В доме Батильды Бэгшот горел свет. Альбус даже успел сначала удивиться, а потом вспомнить о бессоннице, что преследует ученых и творческих людей, но проходя под освещенным окном услышал голоса. Первый принадлежал самой мисс Бэгшот, а второй был мужским, негромким и приятным. Вспомнился недавний разговор, и Альбус понял, что это тот самый племянник пожаловал в гости к соседке. Наверное, он симпатичный и ухоженный, под стать своему голосу. Отличник и любитель истории, как мисс Батильда, или же тихий исследователь, подвергающий сомнениям любые доводы преподавателей? Альбус всего секунду думал об этом, потому что Ариана тут же споткнулась и вскрикнула, привлекая его внимание. Заглушающие чары не давали услышать их никому из жителей, но рисковать все же не стоило: Альбус вовсе не горел желанием рассказывать об Ариане и причине своей заботы о ней. Подхватив сестру под руку, он уверенным шагом двинулся к дому, не оборачиваясь и не думая больше ни о каких окнах и гостях.
«Дорогой Альбус
Предэкзаменационная неделя выдалась очень напряженной, я каждый день повторял пройденное и учил что-то новое, хотя мне все равно кажется, что я плохо готов. Все мои мысли возвращаются к вам, и я по-прежнему не уверен, что это была хорошая идея с продолжением учебы. Думаю, мне следовало остаться дома и помогать тебе с Арианой, все же я далек от мира науки и вряд ли покажу выдающиеся результаты С.О.В.. Напиши, как проходят ваши дни, как чувствует себя наша бедняжка-сестрица. Не было ни дня, чтобы я не думал об отце и маме, я так тоскую по ним. Ты и Ариана — все, что у меня осталось. Пиши побольше, дорогой Альбус, поподробнее. Мне хочется чувствовать вас рядом.
Пойду готовиться к трансфигурации.
С любовью,
Твой брат Аберфорт»
Альбус хорошо помнил это письмо: как оно пришло и лежало без ответа два дня. У него не находилось времени, чтобы ответить, потому что сперва ответа ждал сам Николас Фламель, великий алхимик и создатель Философского камня, очень высоко оценивший работу вчерашнего студента, а потом пришло письмо из Хогвартса, в котором Альбусу вновь предлагали должность профессора.
Ариана в эти дни была весела и постоянно пыталась рассказывать что-то, понятное только ей, кружилась по своей комнате и играла с цветами. Альбус находил в себе силы лишь приносить ей еду и поддерживать минимальный уход.
Позже он будет вспоминать эти дни с глубоким чувством вины.
Мисс Бэгшот появилась на пороге дома Дамблдоров на третий день, с утра. Она постучала очень тихо, чтобы не тревожить Ариану, но Альбус все равно испытал досаду.
— Доброе утро, мисс Бэгшот, — сказал он, распахивая дверь. — Чем могу быть полезен?
— Доброе, Альбус. Вы позволите мне войти? Я не побеспокою бедняжку Ариану и займу всего пару минут вашего времени.
— Конечно, мисс Бэгшот, прошу, — он распахнул дверь пошире, пропуская соседку в гостиную. — Не желаете ли имбирного чая?
— Нет, благодарю, я недавно завтракала, — мисс Бэгшот присела на ближайший стул. — У меня к вам небольшая просьба, Альбус.
— Я весь ваш, мисс Бэгшот.
— На днях ко мне приехал племянник, помните, Альбус, я рассказывала о нем? Он очень образованный и начитанный юноша, но, боюсь, мое общество слишком скучно для него. Но, возможно, вам будет интересно пообщаться? Полагаю, у вас много общего.
Альбус вовсе не был уверен в этом. Он никогда не считал себя душой компании, а в школе предпочитал книги живым людям, поэтому друзей у него набралось бы не много. Но обижать славную мисс Бэгшот он не хотел. К тому же, если говорить честно, после года жизни с Арианой, любая компания будет предпочтительнее.
— Конечно, мисс Бэгшот, с удовольствием, — ответил Альбус, подавив вздох.
Это означало, что на научные изыскания у него останется еще меньше времени.
— Отлично, Альбус, я очень рада это слышать. Тогда ждите приглашения на чай или нечто подобное — с учетом удобного времени, разумеется.
Тем вечером Альбус собрался написать ответ брату. Он очень старался, чтобы письмо вышло подробным и семейным, как просил Аберфорт, но все равно то и дело уходил от темы, рассуждая об исследованиях и новых перспективах. О прогулке в старый сад Альбус написал подробно, но о визите мисс Бэгшот и ее госте он не упоминал. В конце концов, еще неизвестно, будет ли вообще это приглашение.
После отправки совы с письмом Альбус почувствовал себя лучше, словно исполнил давнее и очень сложное обязательство.
Но Геллерт не был бы собой, не сделав все по-своему.
Стук в дверь раздался в половине девятого вечера. Альбус немного удивился, но слишком устал, чтобы предполагать, кто это может быть. Он распахнул дверь и увидел на пороге незнакомого молодого человека.
— Добрый вечер. Я прошу прощения за поздний визит.
— Вы, должно быть, Геллерт Гриндевальд, — предположил Альбус. — Входите, прошу. Я Альбус Дамблдор.
— Очень рад знакомству, — тот вошел в холл, но осматриваться не стал, продолжая смотреть на Альбуса. — Тетушка Батильда сказала, что у вас много книг, и я набрался наглости, чтобы попросить что-нибудь почитать.
— Конечно, я рад помочь. Выбирайте, прошу. Однако я полагал, что у мисс Бэгшот достаточно обширная библиотека.
Альбус с интересом рассматривал нового знакомого, постоянно ощущая на себе его изучающий взгляд. Геллерт показался ему уверенным в себе упрямцем, но это скорее привлекало, чем отталкивало.
— Совершенно верно, но это в основном книги по истории. Я начитался ими настолько, что Эльфрик Злобный и Варнава Вздрюченный уже снятся мне в кошмарах.
Геллерт говорил очень серьезно и усмехнулся только под конец фразы; от этого его шутка произвела на Альбуса странный эффект, похожий на удар электрического тока.
— Тогда я просто обязан вам помочь и спасти от кошмаров, — улыбнулся он. — Будьте добры, не стесняйтесь.
В приглашении не было особой нужды, поскольку Геллерт был вообще не похож на стеснительного, или хотя бы скромного молодого человека. Он явно привык к самостоятельности и свободе.
— Прекрасная подборка, — похвалил гость, переключив внимание на книги. — Я, право, теряюсь в выборе. У вас много новых изданий по трансфигурации, свежая редакция «Современных Чар»... О, Альбус, неужели это «Алхимия Магика» Николаса Фламеля? Она ведь только осенью должна появиться в продаже, если я ничего не путаю?
— Хм, что же... Совершенно верно, в сентябре она будет доставлена в книжные лавки. Этот экземпляр прислал мне мистер Фламель для ознакомления, ему нужен посторонний читатель, чтобы оценить удобство составления и полноту изложения материала. Поскольку мы переписываемся, он оказал мне честь, сочтя достойным этой роли.
— Могу я тоже посмотреть? — Геллерт повернулся и откинул за ухо прядь волос.
— Я боюсь, срок, в который я должен дать ответ, совсем краток, а для ознакомления требуется время. Не сочтите меня невежливым, Геллерт, — Альбус покачал головой.
— О, если дело в этом, то, уверяю вас, я очень быстро читаю. Скажем, если я верну ее завтра до обеда — это не будет серьезным ущербом для вас?
Геллерт отвернулся от книжных полок и смотрел теперь только на Альбуса, сверля его пронзительным взглядом и скрестив руки на груди.
— Не будет, — признал тот. — Но я полагаюсь на вашу точность.
— Не сомневайтесь, Альбус.
Кроме «Алхимии» Фламеля Геллерт взял пару книг по Чарам и, к удивлению Альбуса, позапрошлогоднее издание родословных магов в Британии.
— Я думал, у мисс Бэгшот есть «Семейные древа».
— О, есть, конечно, но другое издание — гораздо более раннее. Я хочу сравнить... мне интересны некоторые моменты, — Геллерт усмехнулся.
Он понравился Альбусу. Что-то было в Геллерте особенное, что привлекало. Он казался вздорным, резким и умным, слишком умным для своих лет.
— Вы окончили Дурмштранг?
— Учился, не окончил. Я ушел до конца последнего года, и главным образом это связано с низким качеством предлагаемого к изучению материала, — Геллерт уже начал листать книги, и говорил не глядя на Альбуса. — Самостоятельно я добьюсь гораздо лучшего результата в кратчайшие сроки.
— Как приятно видеть людей, стремящихся к знаниям, — Альбус улыбнулся. — Я тоже продолжаю обучение сам.
— Я слышал, вы с отличием окончили Хогвартс. Разве у западноевропейских магов не принято устраивать путешествия в темные уголки мира для приобретения практического опыта?
— Да, так и есть. Я тоже собирался, но семейные дела вынудили меня отложить поездки. Мой брат завершает обучение, и когда он сможет справляться самостоятельно, я планирую...
Грохот с верхнего этажа прервал Альбуса; он на мгновения замер, умоляя, чтобы продолжения не было. Несколько секунд стояла тишина, а потом послышались негромкие всхлипы, постепенно перерастающие в завывания.
Геллерт посмотрел на Альбуса, запустив руку во внутренний карман своего легкого пальто.
— Помощь не требуется?
Альбус очень явно представил, как его пальцы сейчас касаются рукояти волшебной палочки.
— Нет, благодарю. Но я вынужден оставить вас, Геллерт. Это моя младшая сестра наверху, она... она не в себе. Прошу прощения.
— Разумеется, все в порядке. Я зайду завтра, занесу книгу, — сказал тот, уже повышая голос, чтобы перекричать Ариану. — Доброй ночи, Альбус.
— И вам, Геллерт.
Отчего-то было неприятно, что Геллерт услышал Ариану. Альбус предпочел бы этого избежать, хотя тот ничем не показал своего отношения к этому досадному инциденту. Возможно, мисс Бэгшот предупредила его, или воспитание не позволило... да нет же, конечно нет. Альбус вспомнил цепкий взгляд Геллерта, его уверенный вид. Никакое воспитание не стало бы преградой, пожелай он высказаться начистоту. Может, Альбус сам придает слишком много значения болезни сестры, и никого это на самом деле не волнует?
Геллерт появился на другой день примерно в четверть двенадцатого. Книга, которую он возвращал, стала как минимум вдвое пухлее из-за многочисленных пометок на кусках пергамента, вложенных между страниц.
— Вы, должно быть, не спали всю ночь, — сказал Альбус, мельком заглянув в книгу.
Заметки были написаны мелким, убористым почерком с сильным нажимом в изгибах букв.
— В этом нет трагедии, я часто учусь по ночам. Так меньше отвлекаешься, лучше усваивается новое. Надеюсь, мои замечания окажутся полезны.
— О, я не сомневаюсь в этом. Не желаете взглянуть, кстати: сегодня утром мне доставили посылку с новыми книгами, там должна быть парочка очень любопытных экземпляров.
— Охотно, благодарю.
Солнечный свет с улицы отражался от застекленной дверцы буфета и неровными брызгами ложился на лицо Геллерта, пока тот разбирал коробку с книгами. Золоченый профиль казался богатой иллюстрацией к историческому роману, и даже непослушная прядь, снова выбившаяся из-за уха, не могла испортить впечатление. Альбус улыбнулся.
— Похоже, теперь я не единственный, кто интересуется чарами и сложными магическими работами в этих местах. Это очень воодушевляет.
— Я тоже приятно удивлен нашей встречей. Прежде я был уверен, что в этой милой деревне жители занимаются исключительно домоводством. За исключением тетушки Батильды, конечно, — Геллерт усмехнулся, не поднимая глаз от книг.
— Вы ничуть не ошиблись. Я — скорее, исключение из правил.
— В этом мы товарищи по несчастью, — хмыкнул Геллерт, бегло изучая оглавление «Темных искусств Нового времени». — В моем родном городе тоже неодобрительно смотрят на подобных типов. Я, в понимании жителей, занят чем-то вредным и опасным.
— О, но ведь это не везде так. В передовых столицах науки магическая жизнь кипит, разве нет? Лондон, Париж, Прага...
— Насчет Парижа не скажу, не бывал, а Прага — гнилая дыра, полная копоти и отбросов. Там давно пора провести генеральную уборку, вынести всю эту рухлядь вместе с окаменевшими средневековыми традициями. Взгляните, Альбус: тут сноски для американских магов с их законами. Это книга для Штатов?
— Издание общее, для уменьшения расходов. Так часто делают, я привык и не обращаю внимание.
— Хм, я прежде не сталкивался с подобным, — Геллерт пожевал губами, слегка нахмурился. — О, я совсем забыл сказать: сегодня вас навестит тетушка Батильда с приглашением на ужин. Она несколько старомодна в своих взглядах, так что сделайте вид, будто мы еще не знакомы.
— Конечно, не беспокойтесь. Пусть мисс Бэгшот представит нас друг другу, я с удовольствием буду чувствовать себя обязанным ей, — улыбнулся Альбус.
— А вы будете? — Геллерт очень внимательно посмотрел на него.
— О да, Геллерт, буду. Боюсь, я уже признателен ей, ведь вы приехали именно сюда.
Альбус чувствовал, как запылали уши, но не жалел ни об одном слове из сказанных. Короткая улыбка Геллерта была ему наградой.
— Тогда до вечера, Альбус. Познакомимся поближе.
— Да, — шепотом ответил тот закрывающейся двери. — Да.
«Дорогой Альбус!
Первые экзамены начались, и нервозность среди учеников доходит до немыслимых пределов. Кое-кто не брезгует подторговывать амулетами для повышения ума, или чудодейственными зельями вроде Жидкой Удачи. Думаю, тебе не нужно объяснять, что в основном это просто кусочки камня, дерева и подслащенная вода со специями. Хотя, иногда бывают и настоящие чары, только действуют они совсем не так. Например, Тэсси Клируотер с параллельного курса на днях приняла зелье, которое должно было улучшить ее память, но вместо этого теперь она поет, как канарейка. Надеюсь, ей смогут быстро помочь, и она хорошо сдаст свои С.О.В..
Благодаря твоей помощи я чувствую себя почти уверенно и спокойно — гораздо увереннее, чем в прежние годы, я хочу сказать. Многие учителя спрашивают, как у тебя дела и шлют наилучшие пожелания в твоей работе. Я очень скучаю по дому, надеюсь вскоре обнять вас обоих.
Как дела у тебя? В последнем письме ты был так краток, что я понял: у тебя полно дел. Надеюсь, что Ариана не слишком тебя тяготит. Наша бедная сестрица иногда бывает сложной в общении, но, я думаю, ты понимаешь, что она это не со зла. Правда ведь, она очень хорошая и славная девочка?
Буду с нетерпением ждать вестей от вас,
C любовью,
Аберфорт»
Дни пролетали с какой-то немыслимой скоростью, Альбус поймал себя на мысли, что не может уловить смены дат. Весна отцветала за окнами, начиналось лето; форзиции в палисаднике мисс Бэгшот, покрывшиеся шапкой желтых цветов в марте, давно облетели, выпустив молодую листву, прозрачные кроны деревьев в садах набрали плотность, теперь на траве лежала густая уютная тень.
Все это он отмечал мельком, на бегу, между заказом книг, распаковкой посылок, ответами на письма и торопливыми визитами в комнату к Ариане.
Геллерт теперь занимал все его время, все его мысли. Они говорили часами, не замечая течения времени, пробовали новые чары и заклинания, обсуждали статьи в британских и зарубежных газетах. Ни с чем не сравнимое чувство восторга наполняло Альбуса даже во сне, где он продолжал общение. Временами ему снились мысли, которыми хотелось немедленно поделиться, и тогда он просыпался и строчил записку на первом попавшемся клочке пергамента, отправлял сову и с улыбкой смотрел, как она бесшумно исчезает в зыбкой темноте летней ночи.
Геллерт отвечал ему всегда, в любое время суток. Иногда короткими замечаниями, иногда — целыми листами текста. Чаще всего это были уточнения, возражения или редкие выражения одобрения. Геллерт был скуп на похвалу, но Альбус чувствовал, когда тот переступает через себя, и был благодарен ему за это.
Однажды Альбус ждал ответа до утра, и получил его только за завтраком, вместе с возбужденным другом. Геллерт пришел к нему сам, растрепанный и не спавший, принес несколько свитков пергамента, покрытых вязью его острого почерка, и швырнул их на стол. Под его лихорадочно блестящими, красными после бессонной ночи глазами залегли глубокие тени.
— Я понял, что проще самому сказать, писать еще слишком долго. Суть в следующем...
И они снова говорили. И говорили. И говорили еще.
Пожалуй, именно тогда Альбус чувствовал себя наиболее сильным. Под одобрением Геллерта он ощущал собственное могущество, и не сомневался: приложив усилия вместе, они смогут переделать весь мир. Планы и идеи захватили их обоих, они обсуждали перспективы и варианты, и никто не хотел заострять внимание на острых углах. Размышляя об этом позже, Альбус удивлялся хитросплетениям разума: как им обоим удавалось лавировать, не задевая взрывоопасные места друг друга? Ведь у каждого их нашлось бы предостаточно.
Огонь особенно охотно пожирал почерк Геллерта, языки пламени будто бы взлетали выше, находя острые углы и резкие изгибы в его письменах; Альбус смотрел не моргая, как старый пергамент чернеет и теряет форму. Теперь вряд ли кто-то сумеет это прочесть.
«Альбус,
я тоже нахожу весьма интересными выводы Дормайера, особенно в той части, что касается происхождения магов и магглов. Мне кажется, сейчас наука уже на том уровне, когда мы можем с большой долей вероятности доказать, что отличия между нами гораздо более существенны, чем принято считать. Я полагаю, что работы по изучению причин такого различия должны стать первостепенной задачей для молодого поколения магов: все наши усилия мы должны направить на поиски нужного органа, железы, или других особенностей строения нервной системы. Мы обязаны точно знать, чем маг отличается от маггла изначально. Это позволит магическому сообществу на самых ранних сроках развития ребенка обнаруживать у него любые способности, чтобы иметь возможность воспитывать его в подобающей среде и достойном окружении. Таким образом, мы сможем полнее развивать способности в детях, чтобы они выросли магами гораздо более высокого уровня, нежели в среднем сейчас. Это был бы настоящий прорыв в нашем мире, и сейчас я пишу эти строки, с трудом сдерживая дрожь волнения в пальцах. Ты чувствуешь то же самое, мой друг? Мы на пороге великой новой эры, эры Магии, и именно мы достойны стать ее глашатаями, я уверен в этом.
Г.Г.»
«Дорогой Альбус,
это исключительно вопрос времени. Я ищу информацию во всех доступных мне источниках, и полагаю, что напал на след одного из Даров. Как только они будут у нас в руках, мы сможем продолжить изыскания и претворить в жизнь все наши планы, и ты больше не будешь обременен заботой о своих близких.
Признаюсь, сначала я был разочарован поездкой в Англию, ведь в Годриковой Впадине, на которую я возлагал столь большие надежды, никто не слышал даже упоминаний о реальных Дарах (я не считаю сказку, которая известна каждому британскому младенцу). Я не мог понять, зачем моя блестящая интуиция привела меня сюда, где след Даров давно простыл — но теперь я понимаю. Несомненно, здесь я должен был отыскать тебя, мой верный друг и соратник. Вместе мы способны найти и подчинить себе Дары Смерти, вместе нам суждено изменить этот мир, вернуть его тем, кто по праву сильного должен управлять им — магам и волшебникам.
Твой Г.Г.»
«Мой дорогой Альбус,
твое доброе сердце уже сыграло с тобой злую шутку: любой другой волшебник, имея хотя бы половину твоего таланта, давно ушел бы из этого клоповника, чтобы посвятить себя дальнейшему изучению магии. Я знаю, что твое обостренное чувство справедливости не дает тебе отправить бедняжку Ариану в больницу или оставить ее на несовершеннолетнего брата, но ты должен понимать, что они сейчас — твой якорь. Именно они тянут тебя на дно, не дают твоему дару развернуться в полную силу. Это огромная потеря для всего магического сообщества не только Британии, но и мира. Это огромная потеря для меня, Альбус. Я хочу видеть тебя великим волшебником, стоять рядом с тобой на вершине мира и творить его судьбу.
Сердечно твой, Г.Г.»
Коротких писем было много — несколько десятков или даже сотен, и огонь в камине распалялся все сильнее, пожирая чернильные строки. Альбус замечал в пламени отдельные слова и фразы, и почти сразу вспоминал весь остальной текст. Эти письма он знал практически наизусть, всю коробку, так что вывалил в огонь все вместе, не перебирая. Альбус чувствовал даже некоторое облегчение, глядя, как разворачиваются сложенные по хитрой системе Геллерта записки, как открывают свою суть огню. Только одно письмо он постарался спасти, выхватить из огня — но именно его пламя сожрало быстрее всех, вспыхивая синеватыми и рыжими языками. Таких писем Альбус больше никогда не получал, и таких слов ему не говорили.
Можно было, конечно, вернуть письмо с помощью магии, но он подумал и не стал этого делать. Былое это все, прошло уже.
Стояла светлая ночь самого начала июня. В овраге одурело орали соловьи, стараясь перекричать друг друга, с берега речушки доносились распевки лягушачьего хора. Ветра не было, и каждый молодой листочек в лунном свете казался вырезанным из тонкой жести. Альбус и Геллерт переписывались уже пятый час кряду, и сова выбилась из сил, снуя между домами. Разговор никак не мог закончиться, все распаляясь и цепляя новые и новые темы. Сперва они писали каждый раз на новом кусочке пергамента, а потом от Геллерта прилетел целый пустой свиток, с одной короткой запиской наверху.
«Альбус,
Продолжим здесь. Я понимаю твое желание избежать жертв, но они неминуемы. Ни одни изменения не обходятся бесплатно, и всегда будут магглы и маги, которые до того скудоумны, что предпочтут погибнуть, но не примут новые условия жизни. Даже те, что эту самую жизнь улучшают.
Г.Г.
Геллерт,
Отличная мысль с пергаментом, так намного удобнее! Я понимаю, о чем ты говоришь, и согласен, что жертвы могут быть, но мы по праву сильных должны стараться избегать насилия. Агрессия не даст нам ничего, кроме страха в массах, а нам нужны понимание и поддержка общества.
А.
Альбус,
На первых порах страх в массах очень даже неплох. Это поможет нам сдерживать наиболее необразованные слои населения, чтобы у остальных было время понять, что наши идеи и действия несут благо. После этого насилие и не потребуется — разве только в самом крайнем случае прямой угрозы.
Г.Г.
Но, Геллерт,
страх толкает людей на ужасные поступки. Сколько раз было такое, что неуправляемая толпа разрывала на части даже опытного волшебника, не дожидаясь суда и официальной казни? Мисс Бэгшот может просветить тебя на эту тему, если ты не вникал прежде.
А.
Альбус,
выглядит так, будто ты боишься за свою жизнь. Если это правда, то моим долгом будет предупредить тебя, что наши грандиозные планы требуют мужества, и страхам тут не место. Маг такого высокого уровня, как ты, способен защитить себя без каких-то серьезных проблем. Но в крайнем случае, уверяю тебя, что буду рядом.
Г.Г.
Геллерт,
ты неверно меня понял. Я беспокоюсь не о себе. Я полагаю, что возможные злоумышленники для атаки предпочтут более заметного из нас, а это определенно ты, друг мой.
А.
Хорошо, что ты напомнил мне о важном, Альбус. Некоторое время назад я думал об этом, и даже пришел к выводу, что мне потребуется создать некоторое место, где можно будет содержать опасных для меня личностей. Теперь это касается нас обоих, конечно. Мне очень нравится вариант китайской Башни Сотни Драконов, выполненной как непроходимый лабиринт, который невозможно форсировать. Очень изящное и мудрое решение. Хотя европейский Азкабан по-своему неплох, но он гораздо затратнее в содержании и обслуживании.
Г.Г.
Геллерт,
мне кажется, начинать с организации тюрьмы для инакомыслящих — очень плохая идея и дурной знак. Мне вовсе не хочется, чтобы нас считали тиранами. Может, лучше создать что-то вроде центров по образованию людей, объяснять всю суть происходящих изменений простым и понятным для деревенских жителей языком?
А.
Альбус,
я полагаю, что так и будет. Опасные личности будут содержаться в изоляции, чтобы не могли причинять вред окружающим и самим себе, и с ними будут проводиться образовательные беседы. Это просто замечательный план! Более того, детей из неблагонадежных семей можно будет воспитывать в специализированных интернатах, с самого раннего возраста прививать им правильное понимание наших идей и отношения к миру. Эти люди вырастут с полным осознанием тех благ, которые принесет с собой в этот мир наше общее дело. Поскольку ты у нас больше тяготеешь к наукам и преподаванию, будет логично, если ты станешь курировать эту сферу, Альбус. Потом найдутся помощники для тебя, но на первых порах нужно будет выстроить какую-то систему.
Г.Г.
Геллерт,
ты забегаешь очень далеко вперед. У нас немало дел гораздо более насущных и близких к нынешнему дню. Я хотел бы, чтобы ты берег себя.
Альбус»
После этой записки сова долго не появлялась, и Альбус уже ждал длинного письма от друга, но тот появился сам, словно вырос из летней ночи на пороге дома.
— Заходи, только тихо.
— Спасибо. Мне надоело писать, и я решил ответить тебе лично. Если ты не против, конечно.
— Не против, — Альбус покачал головой. — Я все равно еще не собирался ложиться.
— Я тоже. Так вот: мне приятно, что ты беспокоишься обо мне, но со мной ничего не случится, пока ты рядом. Как и я с тобой.
Геллерт взял Альбуса за руку и слегка сжал ее пальцами. Тот втянул воздух носом и тяжело сглотнул.
— Это ты хотел сказать лично?
Приходилось шептать, чтобы не нарушить хрупкую тишину в доме. Альбус знал, что Ариана спит: это ее магия ощущалась в воздухе. Она струилась, как трубочный дым, рождала медленные, тихо звенящие завитки, потом слоилась под потолком переливчатыми пластами далеких галактик. Достаточно было потревожить сон Арианы, чтобы эта магия вышла из-под контроля.


Геллерт тоже чувствовал это: то и дело поглядывал на перекрытия, словно ожидал нападения сверху, и хмурил брови. Ему было неуютно, но он старался держаться как всегда уверенно.
— Дольше писать, чем говорить. К тому же, не нужно долго ждать твоей реакции, а сразу прочесть ее на твоем лице.
— Неужели мое лицо такое понятное? — с усилием улыбнулся Альбус.
— Как детская книжка о приключениях золотистой пушишки, — без тени улыбки прошептал Геллерт.
Он приблизился, и Альбус увидел упрямо сжатые губы и полные решимости глаза за секунду до того, как Геллерт выдохнул в его лицо, а потом реальность покачнулась и сдвинулась, сползая куда-то вбок и сливаясь со слоистыми волнами ночи. Что-то внутри сжалось, быстро разрастаясь в груди и мешая дышать. Лицо Геллерта расплывалось перед глазами, как сон перед самым пробуждением, но это не было сном. Его губы коснулись рта Альбуса в первый момент мягко, будто проверяя, но сразу за этим начали целовать его уверенно и сильно, словно всегда делали именно так. Напряжение в груди взорвалось миллионами пузырьков, мгновенно разлетевшихся по всему телу и вызвавших дрожь в пальцах. Альбус сдавленно застонал в рот Геллерту и вцепился в его плечи, боясь отпустить.
Но тот и не думал исчезать.
Поцелуи прерывались лишь ради глотка воздуха, Геллерт был настойчив и грубоват, но Альбусу это нравилось: выходит, не один он мечтал об этом, сгорая от смущения и подавляя желания, когда их объект оказывался рядом. Как хорошо, что его лицо было для Геллерта как открытая книга... о пушишке.
Старый диван жалобно скрипнул, принимая два тела разом, перламутровая пелена под потолком лишь слабо колыхнулась в ответ, но Геллерт все же оторвался от губ Альбуса и взглянул наверх.
— Это ничего? Она... не помешает? — спросил он шепотом, переведя дух.
— Нет, если тихо, — с трудом проговорил Альбус. — Я не смогу создать заглушающие чары сейчас.
— Хм, есть мысль получше, — усмехнулся Геллерт, и взмахнул палочкой.
Дуновение магии прошло между их лиц, прорезало ленивые слои сна Арианы и исчезло.
— Невербально?
— Полезный навык, да? — Геллерт воткнул палочку в спинку дивана, откуда мог бы выхватить ее в любой момент. — На чем мы остановились?
Его рука скользнула под рубашку Альбуса, поглаживая чувствительную кожу живота. Геллерт выглядел сосредоточенным: между бровей залегла складка, расширенные зрачки занимали почти всю радужку глаз. Он закусил нижнюю губу, покрасневшую от недавних поцелуев, словно решал непростую задачу, требующую особой концентрации, а Альбус послушно подставлялся его рукам, любуясь и не в силах отвести взгляд.
Геллерт неспешно раздевал его, продолжая очень внимательно изучать, лаская, каждый обнажившийся участок тела. Альбус стеснялся наготы, да и опыта у него не было почти никакого — нельзя же всерьез считать несколько робких поцелуев и обжиманий в школьном туалете с Кеннетом Торрингтоном на шестом курсе за настоящий опыт, тем более что тот почти сразу признался, что предпочитает девушек, и ему было просто интересно? Кеннет был настоящим красавчиком, конечно, но даже рядом не стоял с Геллертом, да и чувства... то, что Альбус испытывал сейчас, не шло ни в какое сравнение с тем мелким школьным приключением. Он не знал, что было в прошлом у Геллерта, потому что тот никогда об этом не упоминал. Альбус пытался угадать, нравился ли ему кто-то в школе, признавался ли он в чувствах, и что ему отвечали. Скорее всего, нет, ничего не было. Слишком уж Геллерт серьезный, сложный, резкий… слишком уж Альбусу нравилось так думать.
Пружины в диване слабо поскрипывали в ответ на любое движение; казалось, половина улицы могла слышать эти двусмысленные звуки, но ни один из них не собирался останавливаться. Альбус был уже почти полностью раздет. Под пристальным взглядом Геллерта он чувствовал себя все еще неловко, но в то же время очень приятно.
— Ты красивый, Альбус. Ты красив так же, как и талантлив.
По лицу Геллерта сложно было понять, о чем он думает. Казалось, что в его голове постоянно идет какой-то сложный процесс, полный точных выводов и жизненно важных решений. Альбус постарался обнять его, забраться руками под рубашку, и сразу почувствовал, как тот напрягся.
— Что такое? Ты не хочешь?
На короткий миг над ними замерла тишина, в которой даже взмахи ресниц казались звуками. В глазах Геллерта промелькнуло что-то странное, совсем не вязавшееся с ним.
— Не знаю, — негромко ответил он. — А ты?
— Я очень хочу. Все время смотрю на тебя и думаю… об этом, — Альбус ласково улыбался.
Лицо горело от смущения, но обещание такой желанной близости заставляло его преодолевать это.
— Тогда, — кивнул Геллерт, — все хорошо.
Ткань рубашки послушно соскользнула с его плеч, обнажая чистую бледную кожу. Он был в неплохой форме, хотя Альбус ни разу не видел его за физическими упражнениями. Острое желание заставляло тяжело дышать и часто облизывать губы, Геллерт понял это по-своему и притянул Альбуса к себе, целуя.
— Ты любишь меня? — спросил он на выдохе.
— Да, — прошептал Альбус. — Да, Геллерт.
Тот кивнул, словно сам себе отвечая на какой-то давний невысказанный вопрос, и навалился на него сверху, одновременно поглаживая руками, жарко дыша в его кожу и оставляя теплые следы поцелуев. Альбус постанывал и кусал губы, избавляясь от белья; Геллерт же разделся только по пояс и немного приспустил брюки вместе с бельем. Их члены соприкоснулись, вызывая разряд тока по спине. Вздрогнув, Альбус выгнулся навстречу, обнял плечи Геллерта, предоставляя тому полную свободу действий. Он был готов дать все, что потребуется сейчас. Геллерт не спешил, сосредоточенный, как всегда. Его длинные, чуть прохладные ладони обнимали оба члена сразу, ритмично лаская их друг об друга. Строгая складка пересекала лоб, прядь волос казалась случайным лунным бликом. Альбусу хотелось закрыть глаза, но он смотрел, чтобы запомнить каждый миг этой сладкой ночи, каждую деталь, каждый звук и каждую складку ткани. Он оглаживал спину Геллерта, угадывая работу мышц под кожей, а внизу рывками нарастало удовольствие, подчеркнутое касаниями грубой ткани неснятой одежды. Оргазм вышел быстрый и обильный, он разорвал грудь Альбуса стоном и оставил после себя тлеющие молочные жемчужины на их животах. Геллерт замер и на мгновение показался растерянным, хотя тут же вернул привычное выражение на лицо и опустился на диван рядом. Альбус не мог вспомнить, кончили ли они оба, а спросить об этом было неловко.
— Все хорошо? — прошептал Геллерт, глядя ему в лицо своими невозможными серьезными глазами.
— Прекрасно. Ты прекрасный, и эта ночь… только вот… у меня под поясницей что-то…
Альбус с трудом вытащил толстый том; «Семейные древа Британских островов» — было написано на его обложке.
— Ну вот, мы попрали честь всего британского магического сообщества, — фыркнул Геллерт.
— Я не понимаю, почему ты так беспокоишься о магглах, Альбус. Твое желание не причинять вреда совершенно понятно и естественно, но ведь многих вещей избежать никак не получится. Лес рубят — щепки летят.
Конские каштаны на аллее почти отцвели; тень от резной листвы вперемешку с солнечными пятнами ложилась Геллерту на лицо. Альбус не мог перестать наблюдать, как вспыхивают лучи в его глазах и тут же гаснут в тени. Непослушная прядь, с которой Геллерт все время воевал, снова выбилась и лезла ему в лицо.
— Но мы для того и берем бразды правления в свои руки, Геллерт. По праву сильного мы должны помочь магглам, отменить их жестокие кровопролитные войны, научить их договариваться друг с другом без применения оружия. Разве не в этом всеобщее благо?
— Конечно, Альбус, с этим я не спорю. Запретить маггловское оружие, ограничить область деятельности мирными занятиями типа ведения хозяйства или производства. Но недовольные все равно будут, и на первых порах возможны как единичные, так и массовые нападения на волшебников и тех магглов, что добровольно согласились принять новую доктрину.
Геллерт чуть поджал губы, будто досадовал на необходимость объяснять Альбусу такие простые вещи. Они шли в соседнюю деревню, потому что мисс Бэгшот настаивала на прогулке для Геллерта, который, по ее мнению, засиделся за книгами, и заодно просила купить овощей. Альбус предложил сходить на рынок магглов, чтобы окунуться в атмосферу их жизни. Он подозревал, что Геллерт согласился только в качестве одолжения, и был благодарен ему за это.
— Когда ты говоришь, мне кажется, что я в далеком будущем читаю учебник истории, повествующий об этих событиях и нашей в них роли, — Альбус посмотрел на дорогого друга с улыбкой.
— Отчасти ты прав, — Геллерт кивнул с абсолютно серьезным видом. — Я понемногу фиксирую наши идеи и выводы, руководствуясь работами тетушки Батильды. Когда придет время переиздавать учебники нашей истории, у меня уже будут кое-какие черновики. Кстати, Альбус, я хотел спросить насчет тех дневников, что ты собирался посмотреть. Нашлось ли что-нибудь о Дарах?
— Увы, не так много, как хотелось бы. Палочка упоминается лишь единожды, и то мельком: в общем смысле, хорошо, что она ушла далеко отсюда, и пусть не возвращается. Мантия фигурирует в разных записях до середины позапрошлого века, а потом про нее вообще молчок, словно исчезла без следа. Про камень я нашел чуть больше, но тоже не особенно много: долгие годы он был наследием магических семейств в Уэльсе, потом перешел в собственность темных магов и несколько раз всплывал в лавках вместе с очень мрачным товаром. Уже пару веков о нем ни слуху, ни духу.
— Камень, я думаю, хранится как реликвия в одной из темно-магических семей. Это хорошо: вряд ли маги допустят его исчезновение, и нам не стоит опасаться, что этот Дар в доступе у посторонних. Палочка найдется, я полагаю, сама: она не умеет быть скрытной, ее суть в активном действии. У меня есть заметки об интересной активности в Европе, в Австро-Венгрии, например, и сопредельных государствах. Мне кажется, мы могли бы отправиться туда, как только твой брат вернется на каникулы и сможет приглядывать за сестрой. Ты давно заслужил свободу, Альбус. Твой талант требует развития и применения, а не лежания в уголке в этом дивном месте… кстати, как оно называется?
— Южный Мэттон. Это же соседняя деревня с нашей, Геллерт, — улыбнулся Альбус. — Ты не знал?
— Это же деревня магглов. Я не интересовался их поселениями, — тот дернул плечом и приподнял бровь. — У меня нет на это времени.
Альбус только покачал головой в ответ. Целеустремленность Геллерта впечатляла его с самого начала их знакомства.
«1 пучок салатных листьев;
1 пучок молодого редиса;
1 пучок молодой моркови;
1 связка луковых перьев;
2 связки свежей спаржи;
1 пучок черемши;
Небольшой кусок тыквы, если не очень жесткая после зимней лежки;
2-3 фунта весенних грибов, если будут свежие;
Можно взять немного домашних сладостей к чаю.»
В тот день Геллерт сразу отдал Альбусу список тетушки Батильды, мотивируя это тем, что ничего не понимает ни в овощах, ни в деньгах магглов. Почерк у мисс Бэгшот был очень четкий и аккуратный, хотя чернила поблекли и чуть расплылись от времени. Альбус разгладил на ладони старую записку, словно надеясь ощутить остатки тепла рук человека, державшего ее сорок пять лет назад. Это был очень хороший день.
Они прошли через мост, проходящий над узкой речушкой, у церкви повернули направо, обогнули деревенский паб и вышли на рыночную площадь. Солнце уже поднялось над крышами домов и верхушками деревьев, на рынке было полно народу. Геллерт сосредоточенно старался сохранять на лице нейтральное выражение — Альбус видел это по его напряженному взгляду и стиснутым губам. Он был невероятно красивым сейчас.
— Мы ненадолго, — пообещал Альбус и обхватил его ладонь своей.
Геллерт вздрогнул, но кивнул, и спустя мгновение слегка погладил его пальцы.
Они обошли прилавки, разглядывая товар. Геллерт хмурился, а Альбус безмятежно улыбался: сонное заклятье на Ариане давало ему несколько часов свободного времени. Времени с Геллертом.
Выбор редиса и моркови был большой, зато спаржу надлежащего качества нашли только у двух продавцов, грибы — у одного-единственного улыбчивого старичка, а тыквы не было вообще. Помимо списка Альбус взял немного имбирных пряников, домашней карамели и половину пирога со щавелем себе и Ариане на обед. Геллерт с негодованием отказался от кусочка.
— Я не питаюсь травой. Овощи еще куда ни шло, Альбус, но это зеленое месиво — щавель, шпинат и прочие кресс-салаты — это мерзко. Оно похоже на дерьмо больного лепрекона, не заставляй меня это есть.
— Напрасно, Геллерт, это очень вкусно и полезно, — Альбус хихикнул и пожал плечами. — Откуда такая ненависть к зелени?
— Если бы тебя кормили супом из ботвы и бобовых стеблей все детство, ты бы тоже предпочитал все что угодно, кроме этого, — проворчал тот. — А еще одуванчики, крапива и березовый сок! Я впервые попробовал нормальную жареную курицу только в школе.
— Твои родители придерживаются зеленой диеты? — осторожно поинтересовался Альбус.
Геллерт никогда прежде не заговаривал о своей семье, и он боялся спугнуть неожиданный порыв друга.
— Мои родители — экзальтированные идиоты, — презрительно выплюнул Геллерт. — Со своим стремлением быть ближе к природе и гармонии с миром они плевать хотели на воспитание собственного ребенка. Но мне это даже помогло: я сам занимался образованием, едва только попал в школу и получил доступ к библиотекам и учителям.
— У тебя есть братья или сестры?
— Никого, к счастью. Когда я родился, произошел стихийный выброс магии, и моя мать больше не могла иметь детей.
— О..., — Альбус смутился, не зная, нужно ли посочувствовать. — Надеюсь, это не нанесло большого вреда. Я читал о подобном, вроде бы, такие вспышки иногда сопровождают рождение наиболее выдающихся магов.
— Да, я тоже об этом наслышан. Думаю, мои родители не пожалели об этом, им вполне хватало меня. Они и так временами забывали о родительском долге.
— Значит, ты чистокровный маг? Твои родители оба волшебники?
Альбус сразу пожалел, что спросил об этом: Геллерт дернулся и хмуро посмотрел на него.
— Нет. Не совсем. Мой родной отец был магглом, но он бросил мать до моего рождения. Она не смогла контролировать выбросы магии во время беременности. Так он узнал, что она ведьма, и что ребенок, скорее всего, тоже будет волшебником. Мы-такие были ему не нужны. Мать судили за то, что она использовала маггла против его воли, но учли смягчающие обстоятельства и серьезно наказывать не стали. Но ей пришлось оставить поместье, наследство ее родителей. Оно многие годы было семейным гнездом, а теперь... — Геллерт скривился и махнул рукой. — Все из-за одного паршивого маггла. Потом мама вышла замуж за своего бывшего одноклассника, который всегда был в нее влюблен. Он и сейчас ее любит, и ко мне нормально относился — я называю его своим отцом, — только вбил себе в голову, что я вырасту злым и неправильным, раз от рождения приношу разрушения. Где-то он вычитал, что красное мясо, жареное, острое и все резкие вкусы провоцируют агрессию, поэтому перевел всю семью на подножный корм. Я рад, что вырвался от них и живу самостоятельно, и траву есть меня никто больше не заставит.
— Я понял, дурные воспоминания, — мягко сказал Альбус. — Больше не буду предлагать тебе ничего подобного.
— Благодарю. И я надеюсь, что этот разговор останется между нами. Обычно я не рассказываю о себе никому.
— Разумеется, ты можешь положиться на меня. Тем более, моя история тоже не из тех, которые приятно обсудить с соседями. Только мисс Бэгшот знает о причинах нашего переезда в Годрикову Впадину, и я, как и ты, предпочитаю не распространяться.
— А мне ты расскажешь?
— Конечно. Только окажемся в другом месте, где потише.
Автор: КП
Иллюстраторы: Илэра, Crazyberry, за плашку "Читать дальше" спасибо Ayliten
Пейринг/Персонажи: Невилл Лонгботтом/Ханна Эббот, Северус Снейп, Шеймус Финниган/Дин Томас
Категория: джен, упоминаются гет и слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: кейс-фик, социальная драма
Размер: 15150 слов
Краткое содержание: Профессор Лонгботтом никогда не смог бы предположить, что в один прекрасный день станет расследовать преступление. Тем более — вместе с профессором Снейпом, который, согласно официальной версии, на тот момент уже восемь лет как мёртв.
Примечание/Предупреждения: постканон, много маггловского мира. Это не детектив, просто здесь есть немного расследования. Упоминается смерть животного!
Иллюстрации: коллаж, скачать клип
Ссылка на скачивание: .doc | .txt | .pdf | .fb2 | .epub

Субтитры включаются стандартной ютьюбовской кнопкой!

Клементина всхлипывала, Кевин неумело её утешал.
— Профессор Лонгботтом, сэр, нам нужна ваша помощь! — выпалил он.
— Отбой был почти час назад, — мягко сказал Невилл.
— Да, сэр, именно поэтому мы не... поэтому мы пришли к вам, — Кевин сверлил его решительным взглядом тёмных глаз.
Невилл вздохнул.
— Проходите, пока вас не поймали.
Дети прошмыгнули в комнату, и он закрыл дверь за их спинами. Мадам Хуч, нынешний декан Гриффиндора, была очень хороша, но за нарушения режима карала нещадно, не считаясь с тем, насколько уважительны причины. Невилл понимал, что покрывать нарушителей нехорошо, и если директор узнает об этом, ему влетит, но если и он не станет выслушивать их, к кому они пойдут? Станут решать свои проблемы без взрослых, как это делали в своё время Невилл и его ровесники?
— Итак, что за беда стряслась? — серьёзно спросил Невилл. Клементина была так расстроена, что даже не поздоровалась с ним, ей это было несвойственно, насколько он успел понять.
Ответила именно она, хотя из-за судорожных всхлипываний не всё, что она говорила, удавалось разобрать.
— Обжора... Она... Она умерла. Наелась и... и...
Кевин бормотал что-то малоосмысленное и гладил девочку по спине. Невилл, уже довольно сонный, пытался сообразить, что же он знает об этих двоих.
Клементина Макалистер — магглорожденная, по слухам, немного отстаёт по чарам и трансфигурации, но у него на гербологии показывала себя хорошо, профессор Слагхорн тоже отмечал её как очень старательную и внимательную девочку. Кевина Рэндалла, пожалуй, с некоторой натяжкой можно было назвать её полной противоположностью. Исключительно талантливый ко всему, связанному с размахиванием волшебной палочкой, он не обладал даже малой толикой усидчивости, необходимой для овладения той же гербологией. Что эти двое делали вместе вдали от своей гостиной, хотелось бы узнать? Помогали друг другу с уроками или занимались чем-нибудь поинтереснее? Сейчас, конечно, найти в Хогвартсе приключения несколько сложнее, чем во времена учёбы Невилла, но нет преград для истинно пытливого ума.
Тем временем Клементина судорожно вздохнула и попыталась говорить яснее.
— Я искала мою крысу, сэр. Она частенько вечером сбегает поесть... В общем, позавчера она застряла в вентиляции, мы вместе с мадам Хуч её доставали.
— Посреди ночи, — вставил Кевин. — Когда она перебудила весь Гриффиндор дикими завываниями, в вентиляции же оно огого как разносится.
— В общем, сегодня я решила найти её сама. И... нашла... — Она снова расплакалась. Невилл рассеянно гладил её по голове. Что толку сейчас утешать? Горе у человека.
Поплакав немного, Клементина продолжила. Она очень старалась крепиться и как можно чётче рассказать то, что видела.
— В одном из пустых кабинетов на шестом этаже оказалась не заперта дверь. Я подумала, что кто-то мог прятать там что-нибудь, а она решила, что это можно съесть... В общем, мы зашли внутрь.
«Ага, — подумал Невилл, — вот и «мы» появились. То есть на поиски вы отправились вместе с Кевином».
— Парты в кабинете были сдвинуты к левой стене... Левой от нас, если стоять спиной ко входу. И всюду стояли мешки, разные, большие, маленькие. И Обжора... Она лежала... На полу...
Невилл подумал, что сейчас Клементина снова разрыдается, но она только пару раз всхлипнула и очень чётко, как будто это сейчас было самым важным в её жизни, произнесла:
— Она съела что-то из мешка, угол был погрызен и на пол просыпался порошок. Белый такой. Как мука или мел. Обжора наелась и отравилась. Она лежала там мёртвая, возле мешка. И морда в порошке, и лапки.
Кевин приподнялся и осторожно положил на столик, возле которого они сидели, мёртвую крысу. Она была завёрнута в платок, он развернул его и положил трупик, словно на подстилку.
— Сэр, — серьёзно сказал Кевин, — у нас в незапертом кабинете полно какой-то отравы.
— Надо сообщить в полицию? — спросила Клементина.
— У волшебников нет полиции, — фыркнул Кевин.
— Есть, — возразил Невилл. — Я поговорю с ними.
Он поднялся, подошёл к камину, заблокировал его и вызвал Департамент магического правопорядка.
— Здравствуйте, — сказал появившемуся в камине молодому человеку со сложной причёской из мелких кудряшек. — Я — профессор гербологии Невилл Лонгботтом, говорю с вами из Хогвартса. У нас в одном из кабинетов хранится неустановленное вещество, предположительно ядовитое, мы не знаем, кто его туда принёс.
Он мог утверждать это наверняка: никто из преподавателей, кому могло бы понадобиться хранить ядовитые ингредиенты, не стал бы делать это так безалаберно.
— Этим веществом нанесён ущерб? — поинтересовался молодой человек.
— Отравилось домашнее животное ученицы.
— Простите, сэр, но мы не можем зарегистрировать гибель домашнего животного как преступление.
— А хранение опасного вещества? Могут пострадать дети!
— Видите ли, профессор Лонгботтом, Хогвартс имеет статус территории с особыми правами. Мы не имеем права вмешиваться в его дела, пока не нанесён реальный ущерб, квалифицируемый как преступление. Провоз запрещённых либо опасных веществ в Хогвартс, их хранение там или вынос оттуда не в нашей юрисдикции, Хогвартс разбирается с этим сам. Я понимаю ваши опасения, они, скорее всего, небеспочвенны, но вам следует обратиться с этим к директору.
— Хорошо, но хотя бы выяснить, что именно за порошок в этих мешках, вы можете? У нас может не оказаться нужного оборудования...
— Вне пределов нашей компетенции, сэр, простите. Вольности Хогвартса очень ограничивают нас.
— Понятно, спасибо. Что ж, попробуем разобраться сами.
— Но если кто-то из детей или преподавателей получит хотя бы лёгкое отравление, — поспешил добавить молодой человек, — мы сразу же сможем вмешаться!
— Надеюсь, этого не произойдёт, — сухо ответил Невилл и прервал сеанс связи.
И только потом понял, что пытался ему сказать клерк Департамента магического правопорядка.
Клементина тоже поняла.
— Сэр, — сказала она, — если я наемся этого порошка, совсем немного, вы же сможете их вызвать, верно?
— Ну уж нет. Мы не знаем, что это за порошок, он может быть опасен для вас, мисс Макалистер. Сначала попробуем установить его состав.
«Если получится», — добавил Невилл про себя. Нужного оборудования в Хогвартсе действительно не было. У Слагхорна были, конечно, реактивы, помогавшие выявить основные используемые на зельях ингредиенты, но не более того. А практику зельевара он оставил уже давно, всё говорил, что слишком стар, что не хватает сил...
Пока он думал, кого можно попросить о помощи, Кевин потянул его за рукав.
— Сэр, я, кажется, знаю одного человека... Я не уверен... Ну, то есть он точно может помочь, просто он разрешил обращаться к нему только в самом крайнем случае. Но это, наверное, и есть крайний случай, да?
Невилл посмотрел на мёртвую крысу, на заплаканную маленькую гриффиндорку. Да, определённо, этот случай можно было назвать крайним.
— А что может этот ваш человек? Кто он таков?
— Состав любого вещества установить. Если надо, у него есть концы у копов... У маггловской полиции, там разные анализы умеют делать. Ну, то есть, пойти к ним официально мы не можем, я понимаю, они же в Хогвартс и не зайдут, а если и зайдут, у нас же документов нет ни у кого. Нас арестуют всех и в тюрьму посадят! Но он может просто, ну, попросить, понимаете? Ему не откажут. Со связями человек. Он однажды сильно помог маме... Так, я должен рассказать, я понимаю, сейчас. Мои родители — магглорожденные, мы выросли в маггловском городе, я в младшую школу ходил. У нас дом с большим участком вокруг, мы там кур держим. И вот эти куры стали дохнуть, одна за другой, а потом сильно заболела мама. Они с папой всё обшарили, на проклятия проверялись, из Мунго людей вызывали, ничего не нашли. И тогда маме дали адрес этого человека. Он пришёл к нам домой, покрутился немного и нашёл. Оказывается, мы покрасили крыльцо вредной краской, и она понемногу испаряла... — он сделал неопределённый жест рукой.
— Яд? — спросила внимательно слушавшая Клементина.
— Нет. Там чары были специальные наложены, на краску. Он помог нам найти того, кто их наложил, и в общем, мы узнали, кто маме зла желал.
«Родители твои узнали, — подумал Невилл, — а тебе рассказывать не стали. Но ты, конечно, не признаешься в этом. А кто бы признался?»
— Когда я ехал в Хогвартс, — сказал Кевин, — мама меня заставила его адрес выучить. Мало ли что случится.
— Он волшебник? — Невилл почти не сомневался, но на всякий случай уточнил.
Кевин энергично кивнул.
— Да. Просто очень не любит, когда его беспокоят по пустякам. Но это ведь не пустяк, верно?
— Не пустяк, вы правы. Говорите адрес.
— Голивуд, Дауншир-роад, сто тринадцать, вход со двора, — оттарабанил Кевин.
— Голливуд?! — ахнула Клементина.
— Не Голливуд, а Голивуд, — поправил её Кевин. Невилл, откровенно говоря, не понял, в чём разница, но Кевин объяснил: — Голливуд в Америке, там фильмы снимают. А Голивуд — пригород Белфаста. Это в Северной Ирландии, — добавил он.
Невилл кивнул.
— Я понял. Как вы думаете, я могу сходить к нему сам или надо непременно связываться с вашими родителями?
— Можете, конечно. Все так делают: приходят к нему и говорят, мол, я от такого-то, он сказал, в крайнем случае можно к вам обратиться. Вот и скажите, мол, вы от Рэндаллов. Только не камином, он не любит, когда к нему прямо домой заявляются. Можно на совятню Белфаста по каминной сети добраться, а потом дойти, там вроде недалеко. Все так делают, — повторил Кевин. Вздохнул и добавил, виновато поглядев на Клементину: — Я бы сам пошёл, но мне же нельзя до каникул...
— Вам и на каникулах нельзя так далеко ездить без взрослых, — строго сказал Невилл. — Хорошо, давайте я провожу вас в Гриффиндорскую башню, уже поздно. Если мы с госпожой директором не решим вопрос сами, я непременно заеду к этому... человеку.
Имени странного волшебника «со связями» Невилл спрашивать не стал: судя по всему, Кевин и сам его не знал, а то упомянул бы в своём рассказе. Родители прискорбно мало нужного рассказывают детям.
Вся эта история ему откровенно не нравилась. В Хогвартсе нередко прятали всякие странные, а порой и откровенно опасные вещи, но когда прячут, запирают двери.
Клементина осторожно взяла мёртвую крысу, снова завернула в платок. Невилл слегка приобнял её и Кевина за плечи, и они в молчании дошли до Полной Дамы.
— Отбой был уже давно, молодые люди, — строго сказала она.
— Это я их задержал, — сказал Невилл, — откройте проход, пожалуйста.
— Некоторые мальчики, — чуть мягче сообщила Полная Дама, — остаются нарушителями, даже когда становятся профессорами.
— Вот уж обо мне-то вам должно быть стыдно такое говорить, мэм, — покачал головой Невилл.
— О, да, конечно, господин Полудиректор, простите великодушно, — Полная Дама с ехидной улыбкой присела в книксене. — Проходите, молодые люди. Доброй ночи, сэр.
— Доброй ночи.
Подколку он проигнорировал. Господином Полудиректором его прозвали хогвартские портреты и призраки, когда он учился на седьмом курсе. Впрочем, «учился» — явно неподходящее слово для того, что он тогда делал.
Прошло уже восемь лет, не хватит ли напоминать при каждом удобном случае?
Госпожа директор ещё не ложилась — кошки мало спят ночью. Она выслушала Невилла, недовольно поджав губы и время от времени коротко кивая.
— Пустой кабинет на шестом этаже, — сказала, когда он закончил. — Понятно. Идём, Невилл.
О «человеке со связями» он почему-то не упомянул. Наверное, потому, что был практически уверен: Минерва не одобрит. Назовёт «глупой авантюрой» и запретит ему ехать непонятно к кому. Скажет: «Это дело Хогвартса». И будет по-своему права...
Но это будет ошибкой.
Мешки со странным белым порошком нашли довольно быстро — главным образом благодаря нескольким белым следам у одной из дверей. Дети, шокированные смертью крысы, конечно, не обратили внимания, что на их подошвах осталось немного порошка. Минерва решительно наложила на камин в кабинете ещё один блок, присовокупив к нему что-то хитрое, не то дополнительно запирающее, не то сигнальное.
— Возьмём немного этой белой гадости и пойдём к Горацию, — сказала она. — Запри дверь хорошенько, когда мы выйдем отсюда.
Профессор Слагхорн встретил ночных гостей неласково, но спорить не стал. Зажёг горелку, поставил на неё прозрачную колбу и начал исследование. Невилл едва не заснул в кресле, но негромкое «пух!» взбодрило его.
— Ничего, — недовольно пояснил Слагхорн. — Растительных частиц нет. Животного сырья нет. Магической компоненты нет. Есть немного мела и какие-то сложные вещества искусственного происхождения. Не представляю, что бы это могло быть, нужна серьёзная лаборатория.
Минерва кивнула.
— Хорошо, я обращусь в лабораторию.
— И когда будут результаты? — зевнув, спросил Невилл.
Госпожа директор нахмурилась.
— Если повезёт, к концу следующей недели. А что?
— Просто пытаюсь понять, сколько у нас времени... на что. Надо бы выяснить, кто поставил эти мешки в кабинет...
— Ну, надеюсь, он придёт за ними, — пожала плечами Минерва. — Невилл, иди спать, ты еле на ногах стоишь.
— Да, госпожа директор, вы правы. Простите, был тяжёлый день.
— Я, с вашего позволения, тоже пойду спать, — подал голос Слагхорн. — Кое-какие реакции будут готовы к утру, если что, я сообщу. Доброй ночи, господа.
Невилл извинился за позднее вторжение — Минерва и не подумала это сделать — и наконец отправился в постель. Он чувствовал себя нашкодившим школьником, который к тому же наврал своему декану. Но Минерва Макгонагалл была связана своими должностными обязанностями и пресловутыми вольностями Хогвартса. А ещё она должна была отчитываться попечителям. А Невилл — нет.
Он мало знал о маггловском мире, но что там умеют быстро и точно анализировать любое вещество, ему было известно. Гермиона не раз сетовала на несовершенство магических технологий. А собственных связей среди магглов у него не было — или он о них не знал.
Возможно, профессор гербологии Невилл Лонгботтом делал несусветную глупость, но он с детства считал себя довольно-таки удачливым человеком. В конце концов, он не оказался сквибом, смог неплохо выучиться, несмотря на полное отсутствие способностей, и даже выжил в битве за Хогвартс. А ещё — Волдеморт выбрал сначала прийти за Гарри, а не за ним, и это спасло Невиллу жизнь. От его лба авада бы точно не отскочила, он же самый обычный, не Избранный.
Может, этот странный волшебник, к которому можно обратиться в крайнем случае, — очередное везение недотёпы Лонгботтома?
Не исключено. Стоит проверить.
***
Голивуд оказался крохотным городишком — или правильнее будет сказать «окраиной»? Невилл толком не разобрался: Белфаст ещё не успел закончиться, а Голивуд уже начался. Наверное, когда-то давно это были два соседних поселения, но потом Белфаст разросся так, что подобрался к самому Голивуду, и они объединились, даже улицы у них были общие. С одной стороны Нокнэгони-роуд ещё считался Белфаст, а с другой — уже Голивуд. И буквально в двух шагах от того места, где один город практически незаметно превращался в другой, располагалось огромное поле, о котором все встреченные Невиллу магглы, у которых он спрашивал дорогу, отзывались с неизменной гордостью: аэропорт Белфаста. Что это такое, Невилл понимал смутно. Он видел, конечно, самолёты, взлетавшие и садившиеся, порой ему казалось, что какой-нибудь из них сейчас рухнет ему прямо на голову. Аэропорт был, по-видимому, полем, куда они садились и откуда взлетали, и там же, возможно, находился гараж для самолётов. В любом случае, туда ему было не надо: Дауншир-роуд лежала в другой стороне, как ему объяснили, «за колледжем, между начальной школой и библиотекой».
Дома здесь стояли очень кучно, кое-где вообще вплотную друг к другу, поэтому Невилл несколько раз уточнял направление. Наконец, табличка на одном из маленьких белых домов возвестила, что он добрался до Дауншир-роуд, и его приветствует дом сто пятнадцать. Это радовало, потому что Невилл немало утомился, топая по бесконечным улицам перетекающих друг в друга городов и пытаясь объясниться с местными жителями, которые говорили по-английски с довольно ощутимым акцентом. Невилл отвык его понимать: Шеймус Финниган довольно быстро научился говорить правильно, да и к тому же они в последний раз виделись года четыре назад. Или даже пять? За школьными делами Невилл совсем сбился со счёта. Он Ханну-то в последний раз видел неделю назад. И сидел бы сейчас с ней снова, если бы не эта история...
Глядя на дом номер сто тринадцать, Невилл мысленно поблагодарил Кевина за уточнение про вход со двора. Домики в этом квартале были одинаковые: двухэтажные, белые, с чёрными черепичными крышами и коричневыми оконными рамами, очень чётко и недвусмысленно разделённые надвое. В левую и правую половины вели отдельные двери, и обычно, чтобы подойти к ним, надо было немного пройти в сторону двора по выложенным светло-серой плиткой дорожкам. Но в доме сто тринадцать правая дверь располагалась, как в других домах, а вот чтобы позвонить в левую, надо было пройти дальше, отворить деревянную калитку, ведущую в крохотный дворик, и уже там подняться на узкое крыльцо. Определённо, обитатель этой половины дома не любил гостей.
Припекало полуденное солнце. Окна в левой половине дома закрывали плотные шторы — и не поймёшь, дома хозяин или весь долгий путь от белфастской совятни пройден зря. Невилл сделал глубокий вдох и решительно направился к калитке.
Она не запиралась на хитрый замок, как другие. Открылась легко, и Невилл торопливо, чтобы не передумать делать эту глупость, поднялся на крыльцо и позвонил в круглый чёрный звонок.
Какое-то время было тихо, потом в глубине дома раздались шаги. Нельзя было сказать, чтобы хозяин шёл к двери особенно неторопливо, хотя и не бежал со всех ног. Невиллу казалось, что на него пялится весь квартал; в этих маггловских городах живёт невероятная уйма народу, они, наверное, и половину ближайших соседей по имени не знают, живут, будто в огромной толпе. Он очень хотел, чтобы незнакомый волшебник поскорее добрался до двери и открыл её: было странное, иррациональное чувство, что внутри, за плотными шторами, Невилл наконец спрячется от всей этой толпы неизвестных ему людей, живущих по непонятным законам. Ещё лучше, если внутри окажется камин — хотя он там наверняка есть, вон и труба, — и что-нибудь достаточно волшебное, чтобы можно было представить себя где-нибудь в уилтширской глуши.
Дверь открылась, и Невиллу внезапно захотелось провалиться сквозь землю. На него своим обычным взглядом человека, недовольного, что его побеспокоили какие-то явно недостойные люди, смотрел Северус Снейп.
Одет он был, конечно, в чёрное, и его наряд резко контрастировал со светлыми стенами и той мебелью, которая была видна в дверной проём. Волосы у Снейпа были непривычно коротко подстрижены, но на лице застыло всё то же выражение О-нет-опять-Лонгботтом.
— Здравствуйте, профессор, — брякнул Невилл, не сообразив, что профессор тут сейчас как раз он, а Снейпу может быть неприятно, когда его называют по-старому. Снейп молчал, и он продолжил: — Простите, что побеспокоил, но у меня, кажется, крайний случай. Один из моих студентов сказал, что вы можете помочь.
Снейп чуть посторонился.
— Ну, проходите, раз так, — неприветливо сказал он. — Расскажете, что у вас за крайний случай.
Невилл прошёл в дом, споткнувшись о порог, и опрокинул подставку для зонтов, неловко взмахнув рукой. Определённо, присутствие Снейпа снова будило в нём неуклюжего первокурсника, и с этим надо было немедленно что-то делать, пока бывший профессор не пришёл в ярость и не выгнал его вон.
— Простите, сэр, — пробормотал Невилл, — я несколько растерян, не ожидал увидеть именно вас...
— А кого ожидали? — язвительно спросил Снейп.
Невилл неловко пожал плечами.
— Некоего волшебника, у которого большие связи. Мне не сказали имени.
— Идёмте в гостиную, я принесу чай. Осторожнее, прихожая узкая, и здесь опять порожек.
Он говорил вроде бы и спокойным тоном, но Невилл прекрасно слышал в голосе бывшего профессора ядовитую нотку, мол, коль скоро вы намерены обстучать собой все пороги в моём доме, то хоть делайте это поаккуратнее, не сломайте ничего.
Говорить с живым Снейпом о текущих делах было дико. Хотелось схватить его, ощупать, убедиться, что на самом деле в войне случилось на один труп меньше, осыпать упрёками за то, что не давал о себе знать... Это всё было совершенно неуместно, поэтому Невилл осторожно, глядя под ноги, прошёл следом за Снейпом в крохотную гостиную и с облегчением занял кресло в углу. «Спрятался», — подумал с ехидцей.
— Итак, то, чего я в общем ожидал, произошло, — заявил тем временем Снейп, — известие обо мне докатилось до... вашей компании. Кто ещё знает?
— Думаю, пока только я, сэр. Но, право же, если вы хотели, чтобы о вас не знали...
— Да, я знаю. Мне стоило запретить давать свой адрес всем подряд. Нет, я понимал, что передышка временная. Посидите здесь, я сейчас принесу чай, и мы поговорим. Вам чёрный, зелёный?
— Чёрный, если можно, с мелиссой. И две ложечки сахара.
— Можно, отчего же нельзя, мне что, сложно мелиссу добавить? Подождите немного.
Снейп скрылся за дверью — светлой, здесь всё было светлым, — а Невилл огляделся. Гостиная была так мала, что в неё помещались лишь диван, два кресла, журнальный столик и книжный шкаф. И камин, такой узкий, что казался игрушечным. У камина лежал бежевый коврик с надписью коричневыми буквами: «Вытирайте ноги». На стенах висело несколько городских пейзажей и неподвижный портрет длинноволосого старика. Прищурившись, Невилл смог прочитать несколько надписей на корешках книг, стоявших в шкафу. Конечно, кто бы сомневался, литература там хранилась отнюдь не художественная. «Ядовитые растения Великобритании», «Неорганическая химия», «Фармацевтика. Том 3»... Может узнать состав любого вещества, говорите? О да, пожалуй. Особенно если оно смертоносное.
Снейп вернулся, прямой как палка, с обычной своей кислой физиономией — и с подносом, на котором возвышались чашки с поросятами, летавшими среди облаков. На одной из чашек имелась большая свинья, она сидела на облаке и благостно взирала на это безобразие. На второй чашке вконец расшалившиеся поросята прямо в небесах играли в футбол.
— Чёрный с мелиссой, два сахара, — чопорно произнёс Снейп и поставил перед Невиллом чашку с большой свиньёй. Футболистов забрал себе.
Это взбодрило. Приходилось держать лицо, делая вид, что ничего особенного не происходит. И странным образом поднялось настроение. Не может такого быть, чтобы в доме Снейпа не нашлось каких-нибудь простых однотонных чашек. Не может быть, чтобы он не понимал, как выглядит: мрачный тип, затянутый в чёрное, посреди светлой гостиной и с чашкой, на которой поросята играют в футбол. Пытается помочь гостю расслабиться? Даже если и нет, расслабиться определённо стоит. И собраться с нужными мыслями, а не закапываться в глупые детские воспоминания.
— Сэр, мне очень нужно узнать состав некоего вещества, — сказал Невилл, сделав пару глотков. — Оно хранится в одном из пустых кабинетов Хогвартса, я не знаю, кто его туда положил. Крыса одной из учениц наелась его и умерла. Меня очень беспокоит, что кабинет с этим... веществом даже не был заперт. Я должен понять, кто его там оставил и зачем.
— Вы должны? — переспросил Снейп.
Невилл на миг задумался, потом кивнул.
— Госпожа директор, разумеется, тоже занимается этим вопросом. Но в министерстве нам отказались помочь, а в частном порядке просить исследования... В общем, это займёт много времени. Госпожа директор заперла кабинет, так что хозяин мешков, скорее всего, быстро поймёт...
— Мешков? — снова переспросил Снейп.
— Да, там около двух десятков мешков разного размера. Я выходил из кабинета последним и набрал немного из двух мешков, мне кажется, это не одно и то же вещество. Сэр, мне очень важно как можно скорее узнать, что это такое, чтобы тот, кто его оставил там, не успел ничего предпринять...
— Не надо объяснять мне очевидные вещи, я не ваш студент, — поморщился Снейп. — Чтобы он не успел ничего предпринять, действовать надо было сразу же, а не ждать выходного.
Невилл поджал губы.
— Мы с госпожой директором узнали о происходящем этой ночью.
— Уже лучше. Давайте ваши образцы.
Невилл немедленно запутался в кармане, но взял себя в руки и нащупал два плотно закупоренных фиала.
— Зачем порошок в фиалы? — изумился Снейп.
— Что оказалось под рукой, — отмахнулся Невилл. — Я побоялся трансфигурировать что-нибудь, мало ли, как магия может повлиять...
— Понятно. Что требуется от меня? Просто узнать состав вещества?
— Простите, сэр, вы не могли бы конкретизировать вопрос? Боюсь, я не до конца представляю, чем вы занимаетесь.
— Я решаю проблемы других людей. Не у всех, знаете ли, хватает ума решить свои проблемы самостоятельно.
— Не все проблемы можно решить в одиночку, — возразил Невилл. Он не представлял, зачем спорит со Снейпом, но отчего-то вспомнился седьмой курс, и бледный Гарри, и горящая на голове Шляпа...
— Не все, — внезапно покладисто согласился Снейп. — Но обычно люди, у которых в черепной коробке есть некоторое количество мозга, способны понять, какая именно помощь им нужна. Даже Поттер додумался сказать вам, что надо убить змею.
«А ведь я, выходит, убил ту, которая почти стала твоей убийцей», — подумал Невилл. Но как относится к этому факту Снейп, он не мог себе представить.
— Я хочу узнать, кто и зачем хранит в Хогвартсе... неведомо что, — подумав, сказал Невилл. — Чем это может быть чревато. Я хочу остановить этого человека. Сам или с чьей-то помощью — неважно.
Снейп кивнул.
— Надеюсь, с годами вы поумнели, мистер Лонгботтом. Мне не хотелось бы делать всю работу за вас.
В этот миг Невилл впервые ясно понял, во что впутался. Ему предстоит приключение вместе со Снейпом. И он сам пришёл и попросил об этом.
Нет, не прибавилось у него ума за последние восемь лет. Сначала вляпаемся, потом разберёмся во что, любимые грабли.
— В любом случае, — продолжал Снейп, — мне понадобится два или три дня на исследование. Надеюсь, двух хватит. Следящие чары на кабинет наложены?
— Да, кто бы ни попытался туда проникнуть, это станет известно.
— Хорошо. Будем надеяться, ваш злоумышленник туп, как и все студенты Хогвартса. Допивайте чай и ступайте, мистер Лонгботтом, чем раньше я принесу эти ваши образцы в лабораторию, тем раньше получу ответ. И, пожалуйста, отправляйтесь назад через камин. То, что вы считаете обычной маггловской одеждой, привлекает внимание.
Невилл почувствовал, что краснеет.
— Что с ней не так? Мне ведь нужно знать...
— Просто она вышла из моды, когда мой отец был ещё мальчишкой. Среди магглов, конечно, тоже встречаются чудаки, но я не хотел бы, чтобы мои гости были как-то особенно заметны. Учитывая, что этот дом магглы не видят. Да полно вам, мистер Лонгботтом, вы ко мне хоть не в пижаме явились. Женской.
Невилл не удержался и хрюкнул в чашку.
— О, — Снейп закатил глаза, — вся улица неделю гудела. Легенда о сбежавшем из лечебницы психе родилась за несколько минут. Не умножайте местный фольклор, пожалуйста.
Невилл кивнул, отставил пустую чашку и поднялся.
— Спасибо, сэр. Когда мне к вам...
— Я дам знать. А вы постарайтесь обращать внимание на студентов, которые ведут себя... нервно. И не только на студентов. Всего хорошего, мистер Лонгботтом.
Перед камином он споткнулся только один раз. Кажется, начал привыкать.
***
Все выходные Невилл, как дурак, ждал сову. Он понимал, конечно, что если Снейп обещал результаты в лучшем случае через два дня, то вряд ли он пришлёт их через два часа, но мало ли, чудеса ведь случаются. И авады от людей отскакивают, в конце концов.
Но сова так и не прилетела. Вместо неё явилась лань, изящная, тонконогая и совершенно прозрачная. Нервно переступив с ноги на ногу, патронус посмотрел на профессора Лонгботтома, который в одиночестве пил утренний чай, и произнёс голосом Снейпа:
— Анализ готов, нам нужно поговорить. Сколько времени вы свободны?
Лань явно ждала ответа, так что Невилл бросил быстрый взгляд на часы.
— Около полутора часов.
— Вторая пара, — кивнула лань.
— Вторая, третья и четвёртая, — уточнил Невилл.
— Хорошо. Я сейчас приду. Позаботьтесь, чтобы к вам никто не заявился.
— Я разблокирую камин.
— В этом нет необходимости, — каркнула лань и растаяла в воздухе.
Невилл непонимающе моргнул, поднял палочку — привычка всё время держать её под рукой не только никуда не делась, но, кажется, вошла в его плоть и кровь, — и наложил на дверь запирающие чары. Он никого не ждал, планировал посвятить утро проверке домашних заданий, но дети слишком часто врываются без предупреждения. Снейп знал это не хуже прочих.
— Доброе утро, — послышался голос от камина.
— Он же заблокирован, — пробормотал Невилл.
Снейп раздражённо отмахнулся.
— Не для меня. Я не увольнялся с должности директора, вы забыли? Замок узнаёт меня.
— То есть профессор Макгонагалл тоже так может? — глупо моргнув, спросил Невилл.
— Несомненно. Итак, мистер Лонгботтом, — он опустился в кресло, — я был бы вам благодарен за чашку чаю, крепкий чёрный без сахара и молока, я со вчерашнего утра на ногах.
— Профессор Лонгботтом, — рассеянно поправил Невилл, поднимаясь и призывая ещё горячий чайник.
— Простите?
— Мы в Хогвартсе, сэр. Здесь я профессор Лонгботтом, даже если нас не слышат студенты. Вы ведь знаете правила.
Удивительное дело, но Снейп улыбнулся. Точнее, на его лице зазмеилась некая странная трещина, которая, если хорошенько присмотреться, представляла из себя его губы, изогнутые в улыбке. И в тёмных глазах появилось странное выражение, похожее на веселье.
— Я могу в ответ называть вас господином директором, — не моргнув глазом, добавил Невилл, наливая чай в большую белую чашку.
— Нет уж, избавьте меня от этого, будьте так добры... профессор Лонгботтом.
— Что же помешало вам спать сегодня, сэр? — поинтересовался Невилл, заодно наливая чаю и себе.
Снейп поморщился.
— Магглы. Они задают чёртову уйму вопросов, когда речь заходит о чём-то серьёзном. Я же не сам делал анализ, точнее, я провёл лёгкую первичку, чтобы понять, какую лабораторию подключить. Откровенно говоря, я растерялся. Сперва я полагал, что у вас хранят наркотики, это отличная идея, к слову. Вы знаете, что такое наркотики, профессор Лонгботтом? — Тон у него был невинный, и всё же яд сочился из промежутков между словами, невидимый, но смертоносный. В устах Снейпа слова «профессор Лонгботтом» звучали большей насмешкой, чем «вы, недотёпа».
— Знаю, конечно же. Хотя вряд ли назову хоть парочку имеющих хождение в маггловском мире.
— В общем, это не наркотики, профессор. Мы с вами имеем дело с намного более интересным преступлением. Ума не приложу, зачем это может понадобиться студенту. И если хотите знать моё мнение, я считаю, что пресловутые мешки принадлежат отнюдь не студенту. Возможно, кого-то из детей использовали вслепую.
— Возможно, — задумчиво согласился Невилл. — По крайней мере, за это время никто не наведывался в кабинет...
— Я знаю. Замок слушается меня, не забывайте. Я попросил информировать меня, если сработают эти чары. Не исключено, что мешки поставили в том кабинете первого сентября и не собираются трогать до конца года. Или до какого-то другого времени. Видите ли, профессор Лонгботтом, в школе хранится некачественное лекарственное сырьё. Маггловские лекарства, полностью синтетические, причём изготовленные с нарушением технологии.
Невилл непонимающе посмотрел на Снейпа.
— Но кому они могут быть нужны? Почему их не выбросили?
— Потому что, надо полагать, собираются продать. О, в маггловском мире это целая индустрия — продажа поддельных лекарств. Позвольте кратко ввести вас в курс дела. — Снейп отпил из чашки, на миг удовлетворённо прикрыл глаза и продолжил: — Чаще всего встречаются пустышки — пилюли из муки и толчёного мела, которые спрессовали, придав им форму настоящего лекарства, и расфасовали по самостоятельно изготовленным упаковкам. Это наиболее выгодный вид подделки, ведь мука и мел крайне дёшевы. Произвести лекарство, даже с нарушением технологии, не в пример дороже. Однако иногда происходит... М-м, как бы вам понятно объяснить, как у магглов работает фармацевтическая промышленность. Разные компании производят множество лекарств; некоторые этим не ограничиваются, а ещё и придумывают новые. Это очень, очень дорого, ведь новое лекарство должно пройти множество испытаний, прежде чем его признают эффективным и пригодным к употреблению. Поэтому первое время тому, кто придумал новое средство, разрешается продавать его по высоким ценам, чтобы он окупил свои затраты и получил прибыль. Затем он обязан рассказать остальным, как делается это лекарство, чтобы его смогли производить по всему миру. И вскоре начинают делать так называемые аналоги — всё то же самое, но из чуть более дешёвых ингредиентов, или при помощи оборудования попроще, словом, экономят, как могут. И вот здесь возможны ошибки и неточности. Осваивая производство нового вещества — оригинального или аналога, — производители неизбежно делают ошибки, вы же понимаете, тупицы, не способные правильно прочесть рецепт, есть везде. А кое-что не удаётся адаптировать под другое оборудование, или подводят условия хранения ингредиентов... Одним словом, бывает, что куча денег вылетает в трубу, и получившийся продукт нельзя продавать как лекарство, он не пройдёт контроль качества. Но денег жалко!
Невилл кивнул.
— И недобросовестный производитель делает вид, что это нормальное лекарство?
— Ну да. То есть сначала он всё же учится делать его правильно, проходит контроль, получает сертификат соответствия и право продавать лекарство. А потом втихую сбывает и это, изготовленное раньше. Но до той поры бракованное средство надо где-то хранить, чтобы его случайно не нашли. Если производитель уже был пойман за чем-то противозаконным, на его склады и в лаборатории в любой момент могут нагрянуть и посмотреть, что там происходит. Полагаю, именно поэтому эти мешки притащили к вам в Хогвартс. Магглы крайне заинтересованы этим делом. Если там прямо мешки, это сотни тысяч фунтов. Или больше.
— И приготовленное неправильно лекарство может быть вредно для здоровья, — задумчиво добавил Невилл.
— Естественно. Его нельзя продавать. У вас есть какие-то соображения, — в тоне Снейпа слышалась бездна скептицизма, — о виновнике всего этого переполоха?
Невилл вздохнул.
— Боюсь, что нет. Но это, видимо, магглорожденный либо тесно связанный с магглами человек. Я составил список... Никогда бы не подумал, что стану составлять список магглорожденных студентов.
— Фоули довольно глубоко в фармацевтическом бизнесе, — невинно заметил Снейп.
Невилл поперхнулся чаем.
— Фоули? Те самые, из числа двадцати восьми?
— Те самые. А что вас, собственно, удивляет? Это просто инвестиции. В магическом мире довольно трудно делать деньги из денег, гоблины монополизировали это благородное занятие. Я всего лишь хотел напомнить вам, профессор Лонгботтом, что для того, чтобы быть тесно связанным с маггловским миром, вовсе не обязательно быть магглорожденным. Хотя, конечно, в большинстве случаев такие связи действительно обусловлены происхождением. Хорошо, давайте зайдём с другой стороны. Возьмём перечень людей, производящих лекарства, и попробуем найти кого-то, близкого им, в Хогвартсе.
«Ах ты ж сукин сын! — подумал Невилл. — Прекрасно понимал, что у меня нет никакой информации, просто хотел убедиться, что я не вынул из кармана нужного человека, и пнуть по этому поводу. Некоторые вещи не меняются!»
— Полагаю, этот перечень уже у вас? — вежливо осведомился он.
— Нет, мне обещали его к завтрашнему дню. И на определённых, — Снейп поморщился, — условиях. Нужно, чтобы вы пошли со мной и подтвердили, что я говорю правду и обстоятельства действительно именно таковы.
— Я? — удивился Невилл. — У меня же даже маггловских документов нет.
— О, это не имеет значения. С вами хочет поговорить человек, который вас знает. И, так уж вышло, доверяет вам больше, чем мне.
Даже это Снейп сказал так, чтобы Невилл уяснил: причины такого положения — исключительно в том, что у него, Невилла, не хватит соображения и на простенький обман, так что его наивность может служить гарантией.
— Хорошо, — пожал плечами Невилл. — На сегодняшний вечер у меня нет никаких планов; конечно, считается, что я должен постоянно находиться в Хогвартсе, но раз директор Дамблдор позволял себе регулярно нарушать это правило, отчего бы мне не последовать его примеру?
— Похвальная отмазка, — кивнул Снейп. — Тогда встречаемся в пять часов... — он на миг задумался, — здесь. Я помогу вам одеться так, чтобы к вам на улице не подбегали фрики с просьбой сфотографироваться с ними.
— В полшестого, — покачал головой Невилл. Лексикон у Снейпа, однако... «Отмазка»... Раньше он тоже так разговаривал, интересно? Надо директора спросить. — В пять двадцать у меня только отработка заканчивается.
— Хорошо. — Снейп поднялся. — До вечера.
***
Занятия всегда доставляли Невиллу невыразимое удовольствие. Точнее, не всегда; первые пару месяцев было трудно, он заикался, запинался, путал слова и потел, понимая, что опять сбился и не может вспомнить, что говорить дальше. Тогда профессор Спраут дала ему совет, который оказался подходящим на все сто.
— Займи руки, — сказала она. — Не просто рассказывай, а показывай. Дети и запомнят лучше, если ты не объяснять будешь, а демонстрировать. Возьми растение в руки и показывай: вот это лист, он перистосложный, смотрите. Если вы видите перистосложные листья у растений этой группы, значит, их можно использовать в косметических зельях. Как распознавать растения именно этой группы? Смотрим сюда... Пересаживать надо так, смотрите. Пощупайте землю, её влажность, насколько она мягкая. Вот такая годится. Понимаешь меня?
Невилл кивнул, попробовал — и на следующий же день ощутил, насколько легче ему стало. Он уже как будто бы не читал лекцию, а работал в теплице, просто кто-то зашёл и поинтересовался, что он делает. Удалось почувствовать себя не распятым под прицелом требовательных взглядов, а просто на любимой работе. Наверное, стоит и со Снейпом как-то так общаться, занять чем-то руки... Знать бы чем.
В любом случае, на время занятий он решительно выбросил Снейпа из головы, чтобы не портил день своей кислой физиономией. И изо всех сил пытался просто работать, а не размышлять, переводя взгляд с одного лица на другое: не этот ли парень — хозяин мешков? Не эта ли девочка?
Гадать на кофейной гуще он никогда не умел, и нечего засорять этой ерундой мысли.
Невиллу всегда казалось, что Снейп должен быть пунктуален, как секундная стрелка, и когда он не появился ровно в пять тридцать, в голову закралось подозрение: не случилось ли чего? Но ждать себя бывший профессор заставил недолго: появился в тридцать три минуты, никак не комментируя опоздание.
— Отлично, вы готовы, — сказал он, выходя из камина. — Я сейчас, с вашего позволения, немного подправлю вам костюм, и мы пойдём.
Разумеется, никакого позволения он не стал дожидаться, взмахнул палочкой, опровергая все слухи, ходившие, когда Невилл был маленьким, — дескать, Снейп плохо владеет палочковой магией, особенно трансфигурацией, и потому такой злой.
— Постарайтесь запомнить, как это выглядит, — бросил Снейп и развернулся к Невиллу спиной.
Тот заторопился за ним, потому что хорошо понимал: Снейп назовёт адрес и, не дожидаясь Невилла, переместится, куда там ему нужно.
Хотя, если говорить по правде, ему оно как раз без надобности. Что не делало его поведение хоть сколько-нибудь вежливым.
Адрес Снейп назвал свой. Решительно вышел из собственного камина, вытер ноги о коврик, сделал ещё несколько шагов, пропуская Невилла. На столике, придвинутом к дивану, стояли три грязные чашки, кофейник и молочник. Со вчерашнего утра не спал, говоришь?
— Вы хоть немного поспали?
-Что?.. А, да, немного поспал. — Снейп протянул ему руку. — Держитесь крепче, мы аппарируем.
Невилл едва успел ухватиться за его руку, и аппарация сдёрнула их обоих с места.
Как он и ожидал, они оказались не посреди людной улицы, а в тёмной подворотне с изрисованными стенами. Судя по всему, подворотня была проходная, так что никто не удивился бы, что из неё вышли люди, которые туда не заходили. Снейп всё продумал.
Несносный зельевар — или как там называется то, чем он занимается сейчас? Наверное, уже неправильно думать о нём как о зельеваре? — зашагал вперёд, не оглядываясь на Невилла, и тот заторопился следом. «Полиция» — было красноречиво написано на здании, возле которого они наконец остановились.
— А они точно будут с нами говорить? — с сомнением спросил Невилл. — И как мы им...
— Не задавайте глупых вопросов, — перебил Снейп, — сейчас сами всё увидите.
Он решительно толкнул дверь и зашёл.
— Здравствуйте, — сказал дежурному и замолчал. Как будто бы все здесь должны были знать, кто он таков и что ему нужно.
— А, добрый день, — огненно-рыжий широкоплечий парень радостно ему улыбнулся. — Проходите, он у себя. Молодой человек с вами?
— Да, молодого человека хотел видеть офицер, я просто его привёл.
— О! Да, он говорил. Проходите, пожалуйста.
Невилл снова заторопился за Снейпом, чувствуя себя немного по-дурацки. Тот летел вперёд, явно был здесь не в первый раз и, скорее всего, даже не в пятый.
Догонять его, до смерти боясь потеряться в незнакомом здании, Невиллу совершенно не нравилось.
— Нев, привет, старик! — неожиданно раздался вопль на весь коридор.
Невилл вздрогнул и перевёл взгляд со Снейпа на открытую дверь чуть впереди и слева. В дверном проёме стоял Шеймус Финниган.
— Здрасьте, сэр. Нев, как же я рад тебя видеть наконец! Сколько мы не виделись, а? Года четыре уже? Или больше? Проходите скорее, чаю налью.
Очень хотелось раздражённо спросить: «Может быть, мне наконец расскажут, что здесь происходит?». Но он не стал. Похоже, боялся показать себя дураком. Глупый страх, конечно, но Невилл решил дать себе поблажку.
За дверью оказался кабинет, совсем маленький. Два рабочих стола, оба завалены хламом, наверное, важным для работы. Окно закрыто жалюзи.
— Итак, мистер Финниган, — Снейп пододвинул к себе один из стульев и уселся, как будто это был его собственный кабинет, — вы хотели, чтобы мистер Лонгботтом подтвердил, что я вас не обманываю и эти анализы не помогут Пожирателям прийти к власти в Британии. Вот, я привёл вашего гаранта, расспрашивайте.
Шеймус поморщился. Обычно к такой гримасе прилагалось ещё добродушное «Ай, не пизди!», но Снейпу он такое говорить всё же не стал.
— Вот горазды вы передёргивать, сэр. Это моя работа, я должен проверять всё.
— Я разве в претензии? — Снейп насмешливо приподнял бровь. — Я и сам на вашем месте не назвал бы себя благонадёжным. Просто давайте ближе к делу, мистер Лонгботтом должен возвращаться в Хогвартс, а у меня встреча с Маклахеном.
— Эй, эй, полегче, сэр, мы четыре года не виделись! Нев, вы хоть поженились уже с Ханной?
— Нет пока. Слушай, давай новости позже обсудим, я обещаю не пропадать ещё на четыре года.
«И ты расскажешь мне, какого чёрта делаешь в полиции. Ты же вроде собирался виверн разводить».
— Ладно, старик. Растолкуй мне, что там у вас случилось, а то из третьих рук узнавать — не самое оно.
Невилл вздохнул и пересказал ситуацию как можно подробнее. Шеймус слушал внимательно, иногда кивал. Потом какое-то время сидел молча, переваривая услышанное. Может, сравнивал с тем, что ему рассказывал Снейп.
— Ваш напарник пишет с ошибками, мистер Финниган, — заметил Снейп.
— А вас не затруднит не читать документы, представляющие тайну следствия?
— Крайне затруднит, — признался Снейп. — Интересно же!
Невилл с опаской покосился на него. В глазах Снейпа плясали весёлые искорки. Кажется, он и правда шутил. Ничего себе.
— Мистер Снейп, — очень сурово сказал Шеймус, — я вынужден сделать вам замечание. Вы совершаете правонарушение и к тому же портите зрение, читая с такого расстояния и вверх ногами. Мой долг — предупредить вас о недопустимости подобных действий.
— Хорошо, офицер, вы меня предупредили. Теперь смею вам напомнить, что вы обещали нам с мистером Лонгботтомом, цитирую, «налить чаю».
— О, точно! — Шеймус подскочил, нажал кнопку на металлическом чайнике, стоявшем на подоконнике. — Сейчас налью, совсем из головы вылетело. А Бриггс да, пишет с ошибками, видите, у него словарь лежит, он важные слова сверяет. А то было уже разок, когда из-за неправильно написанного слова дело развалилось, он вместо «молоток» написал «кувалда», дурилка, потому что не помнил, как «молоток» пишется правильно.
— А где он сейчас? — спросил Невилл, сам до конца не понимая зачем.
— В поле, — отозвался Шеймус, потом посмотрел на непонимающее лицо Невилла и пояснил: — Ищет свидетелей по новому делу. Его до вечера не будет, можно спокойно разговаривать.
— Ну, вы, господа, можете до вечера разговаривать, а я спешу, — сказал Снейп и поставил чашку на стол Шеймуса. — Мистер Финниган, вы удовлетворены?
— Да, вполне, — разулыбался Шеймус.
— В таком случае, я могу получить интересующие меня бумаги?
— Эй, сэр, не дуйтесь на меня. У меня работа, вы же знаете.
— Я знаю, у меня тоже работа. Итак, бумаги?
Шеймус закатил глаза, но обошёл стол кругом, открыл тонкую папку и вложил в руку Снейпа несколько листков бумаги.
— Отлично, благодарю вас. Теперь я, с вашего позволения, пойду. Мистер Лонгботтом, зайдите ко мне завтра вечером, посидим, подумаем. Вы ведь сможете сами добраться обратно?
— Да, конечно, аппарирую в Хогсмид.
— Прекрасно, всего доброго.
Шеймус подождал, пока за Снейпом закрылась дверь, и хмыкнул.
— Он всегда такой. Как ребёнок, честное слово. Ах, мне не доверяют, ах, моего слова недостаточно. И понимает же всё, а всё равно надувается и ворчит. Смешной. Ладно, комета сия унеслась за горизонт, а мы можем нормально поговорить или ещё чаю выпить, а лучше то и другое. Так это, ты на свадьбу-то когда позовёшь?
— Мы думали летом... Следующим, скорее всего. У Ханны много дел в «Дырявом котле», она не успевает пока...
— Ну, ты главное меня позови, не забудь!
— Я не забуду, что ты. Я всех позову, — Невилл мечтательно улыбнулся. — А ты как? Есть кто-то на примете?
Шеймус улыбнулся чуть кривовато.
— Да есть, но я что-то никак не решусь вам рассказать. Тупо, я знаю. Мы оба знаем, что тупо, и оба молчим. В общем, я с Дином живу, вот. И мы, ну, уже год как женаты. Вот, сказал. Чувствую себя дебилом. Ну, скажи что-нибудь, чего ты молчишь-то?
— Сейчас, челюсть подберу, — пробормотал Невилл. — Прости, я правда немного... огорошен. Я никогда не думал... В смысле я думал, вы просто дружите...
— Эй, старик, в одиннадцать лет мы просто дружили, конечно! Но сейчас нам не одиннадцать, такие дела, да. В общем, если хочешь, заходи к нам, поболтаем на троих. У меня рабочий день-то на самом деле закончился, а если честно, я вообще сегодня выходной, так, зашёл на пару часов кое-что доделать... Ну и как обычно. Так что если... А, ладно, я говорил уже.
— Конечно, хочу, ну чего ты. Мы же не виделись сколько, и с тобой, и с Дином. Вы нас даже не позвали никого на... ну... на свадьбу.
Шеймус отвёл глаза.
— Извини. Мы не знали, как вы отреагируете, не хотелось портить себе... и вам... Знаешь, мы от радости немного обалдели, когда однополые браки разрешили.
— А их разрешили? — тупо спросил Невилл.
— Год назад. Ну, мы через месяц после этого и... Ладно, я же должен тебе тоже дать это, ну, списки, — Шеймус развернулся, чуть нервно роясь в бумагах, — куда же я дел эту папку... А, вот она.
— Какие списки?
— Фармацевтов. Снейп просил, у нас же эта сфера на контроле, сам понимаешь. Снейп сказал, можно просто проанализировать, кто из учеников имеет отношение к производителям... Вот, держи, я приготовил два экземпляра. Думаю, это дело удастся раскрутить быстро. Вряд ли прятать мешки с этой пакостью согласится приятель соседа троюродного дядюшки грузчика компании.
Невилл посмотрел на него с сомнением.
— И полиция сможет официально расследовать дело, где упоминается школа чародейства и волшебства?
— Ай, зачем сразу чародейства и волшебства? Можно просто сказать: «школа Хогвартс, в которой обучается такой-то». О, кстати, ты молодец, что сказал: понадобятся фотографии мешков. Я сделаю, просто надо не забыть.
Невилл допил чай и решительно поднялся.
— Слушай, Шеймус, если ты закончил здесь, пошли к тебе, я по Дину тоже соскучился.
Шеймус просиял.
— А, да, пошли, конечно. Я только чашки помою, давай сюда.
Невилл понимал, что надо что-то сказать, но не представлял что. Мысль о том, что Шеймус и Дин — пара, действительно была непривычной и с трудом укладывалась в голове. Нет, он, конечно, знал, что так бывает... Где-то далеко, не с ним и его друзьями, но вообще — бывает. Такие необычные люди, не как все, но ведь Шеймус и Дин совершенно обычные. Или нет? Надо ли вести себя с ними как-то по-особенному, и если да, то как? Не обижает ли их, если с ними общаться как раньше?
Шеймус вышел из кабинета, обернулся, глядя, идёт ли за ним Невилл. Тот улыбнулся, кивнул и зашагал снова по запутанным коридорам — только уже с другим проводником.
Эта мысль, промелькнув в его голове, потянула за собой другую. «Можно же расспросить его о Снейпе», — подумалось, и эхом отозвался стыд: ну вот, тупой Лонгботтом, мог бы сразу догадаться. Он уже набрал воздуха, чтобы задать вопрос, но тут Шеймус заговорил, глядя прямо перед собой:
— Знаешь, когда я понял, что чувствую к Дину, мне стало страшно. Я слышал ещё до Хогвартса, как относятся к таким, как я, да что там слышал, у нас сосед такой был... Ну, не совсем сосед, в конце квартала жил. Дети ему камни в окна кидали, взрослые... в общем, всякое бывало. Я не хотел себе такого, знаешь, — он криво усмехнулся. — Но всё обошлось, назовём это так.
— А как тебе это удалось? — Невиллу и правда было интересно, он об этой стороне жизни не знал вообще ничего.
— Да не мне. Времена изменились. Я в Хогвартсе привык, что мы живём, как будто в прошлом, а мир, как оказалось, всё это время шёл вперёд. Вот, однополые браки разрешили. У меня на работе знают, у него тоже. Ай, Невилл, раньше меня бы могли уволить за то, что я с чёрным живу, точнее, если бы я жил с чёрной, а, неважно. Что я тебе буду объяснять, оно тебе не нужно. Суть в том, что у нас сейчас всё хорошо, хотя в Ирландии с этим посложнее, чем в той же Англии. Но я уезжать не хочу, здесь мой дом, а кому я не нравлюсь, может идти к чёрту.
— А Дин? Ну, в смысле, он нормально переехал?
— Он да. Он вообще такой, знаешь, гражданин мира. Куда чемодан поставил, там и дом. А я не представляю себя без, — он сделал широкий жест рукой, — вот этого всего.
— Я тебе честно признаюсь, ты меня удивил. Даже не тем, что Дин... Просто понимаешь, я никак не ожидал встретить тебя в маггловском мире. Я думал, ты разводишь виверн, или работаешь у Флориана, или что там ещё ты хотел, я запамятовал... На архитектора выучиться, кажется? Строить волшебные дома, да, это же ты хотел, я ничего не путаю?
— Не путаешь. Я и хотел, просто... Чёрт, я не знаю, как тебе объяснить. Наверное, Дин справится лучше.
Они уже вышли на улицу и шли, сворачивая то налево, то направо; Невилл быстро перестал понимать, где они находятся, как далеко от полиции и в какую сторону. Шеймус вёл его уверенно, и он просто шёл следом.
— Ну если коротко, — Шеймус снова поморщился, — я просто не захотел навсегда оставаться «этим магглорожденным». Знаешь, Невилл, ты из чистокровной семьи, для тебя все эти разговоры, наверное, надуманные... Я вижу, как это происходит здесь, у нас. Магглов и геев уже нельзя считать вторым сортом, а про женщин говорить, что они бабы и не способны носить погоны, значит, этого, конечно, не происходит, что вы, как вы могли такое подумать! Мы демократическое общество, мы так долго боролись! И вам приснилось, что сержант О’Лири только что попросил свою коллегу, женщину, тоже сержанта, налить ему кофе и нарезать бутербродов, потому что она же женщина и как раз пошла делать это для себя. Нет-нет, вам привиделось, не могло быть такого. Так вот в магическом мире всё то же самое. Магглорожденные — такие же люди, как чистокровные волшебники, мы относимся к ним точно так же! Только Волдеморт и его приспешники делали иначе, но мы победили их! И теперь ничего такого нет, и не смейте спорить, вы что же, считаете нас приспешниками Волдеморта, что ли? Да вы просто пытаетесь добиться более высокой должности, обвиняя нас невесть в чём и не признавая свою некомпетентность! Ай, Нев, вот я даже на тебя сейчас смотрю, а у тебя прямо по лицу надпись идёт: «Что-то Шеймус гонит, не может быть такого». Вы не замечаете. Нам иногда кажется, что никто не замечает, только мы. Наверное, нам почудилось, ага. Мне просто почудилось, что начальник говорит со мной, как будто он не мой начальник, а Малфой: снисходительно, подробно объясняя, типа я дебил. От Малфоя оно хоть понятно, знаешь. Короче, я плюнул и решил не быть вторым сортом там, а быть обычным парнем здесь. И я тебе клянусь, если ты сейчас начнёшь доказывать, что мне всё это приснилось, я набью тебе лицо.
Невилл растерянно молчал. Что отвечать на слова Шеймуса, было совершенно непонятно: молчать значило признать, что он прав, спорить — злить его, он явно не готов был выслушивать аргументы. Они теперь шли рядом, и Невилл видел его лицо — лицо человека, которому не очень нравится этот разговор, но замолкать вроде бы уже поздно.
Такое и в детстве было: Шеймус мог в ответ на какой-то вроде бы невинный вопрос выдать эмоциональную тираду, ещё и руками размахивал, как-то даже заехал Невиллу по носу. Сам он называл это «бомбануло», и в общем Невилл с таким определением был согласен.
Как реагировать на такое, он не знал в детстве, не придумал и сейчас. Просто помалкивал и кивал в надежде, что со временем причина такой бурной реакции прояснится.
Шеймус хмыкнул.
— Я понимаю, что ты не веришь. Тебе не приходилось с этим сталкиваться никогда. Ты ведь в Хогвартсе работаешь, присмотрись, как люди между собой общаются. Кстати, у вас много магглорожденных профессоров, а? — он хитро прищурился, покосившись на Невилла.
— Я не спрашивал их про статус, если честно. Но я выясню.
— Ай, да ладно, оно не так уж важно. В любом случае, сейчас я здесь, я доволен, мной довольны, всё нормально.
— А теперь не тяжело здесь?
— В каком смысле? — В глазах Шеймуса появилось озадаченное выражение.
— Ну, без магии. Тебе же получается, почти никогда нельзя колдовать, только дома.
— Ну, я же как-то пережил несколько лет без микроволновки. — Шеймус увидел непонимание в глазах Невилла и пояснил: — Безо всяких маггловских изобретений, очень полезных в жизни, между прочим. И писать перьями, когда всё человечество давно перешло на шариковые ручки, тоже было не очень удобно, но пережил же я это.
— То есть ты воспринимаешь это просто как очередное неудобство?
— Ну да. Я понимаю, у вас, чистокровных, магия — это своего рода идеология, смысл жизни и всё такое. А мы, магглорожденные, смотрим на жизнь попроще. Вот, мы пришли.
Ряд аккуратных двухэтажных домиков, перед которыми довольно кучно стояли автомобили, совсем не походил на ту улицу, где жил Снейп. Шеймус с Дином обитали в месте, ещё больше напичканном магглами, чем Невилл мог себе представить.
— Вам тут не слишком... людно? — не удержался он от вопроса.
— Да не, в самый раз. Мы любим, чтобы вокруг было шумно. И по работе полезнее нам обоим.
— Он тоже в полиции?
— Не, он не любит такое. Адвокатом будет. Пока помощник адвоката. М-м, я непонятное говорю, да?
— У волшебников тоже есть адвокаты, — сдержанно ответил Невилл. За магический мир стало обидно: за кого Шеймус их принимает вообще? Они не дикие! Консервативные — да, но не дикие.
— А, ну хорошо, — равнодушно отозвался Шеймус, заходя в дом.
Первый этаж коричневый, второй — светло-бежевый. Белые рамы окон. Белая дверь. Дома вроде бы и одинаковые, да не совсем: у одного стоят два велосипеда, другой украшен ящиками с цветами, на третьем висит что-то синее, но что именно, Невилл не смог разглядеть. Послушно зашёл следом за Шеймусом, рефлекторно вытер ноги у порога. На коврике было написано что-то непонятное, наверное, на ирландском языке, которого Невилл совсем не знал.
Продолжение в комментариях
Автор: Kitenokk
Иллюстратор: Ayliten
Бета: salvira
Гамма: Laufeyjar_Sonr
Пейринг/Персонажи: Гарри Поттер/Драко Малфой
Категория: Слэш
Рейтинг: NC-17 (18+)
Жанр: Darkfic, Angst, Songfic
Размер: (~15,1 тыс. слов)
Примечание/Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, Насилие, Изнасилование, Смерть персонажа
Саммари:
...
Ладно, пойду, ты чуть-чуть поспи,
Надеюсь, ты встретишь меня во сне.
Ты скоро привыкнешь уже к цепи и,
Может, привыкнешь ко мне.
© Быдлоцыкл – Ягода (www.youtube.com/watch?v=uSXH2q67iq0)
Иллюстрация: клип
Ссылка на скачивание: fanfics.me

Исходники аудио: Hauscka - Morgen
Исходники видео: "Гарри Поттер и Принц-полукровка", "Гарри Поттер и Дары Смерти", "Великий Гэтсби", "Мученицы", "Коллекционер"

Пролог
О том, что сегодня всё будет по-другому, Драко узнал ещё до пробуждения. Очнувшись в кромешной тьме и слепо шаря руками по привычному матрасу, он с мрачной решимостью осознал — это последний день. Дальше так продолжаться не могло. Сил на сопротивление не осталось, и давно пора было уходить. То, что произошло накануне, лишь доказало, насколько его иллюзорный мир легко разрушим. Драко искренне верил, что там, где заканчивается горизонт, где-то вдали, в совершенно другом мире, он обязательно будет счастлив. Может слишком наивно, особенно учитывая всё, что тут произошло, но почему-то именно сегодня, в чёрт знает какой день, он знал, что всё обязательно закончится. Так или иначе. Согласен ли с ним Поттер, Драко не был уверен, но видит Мерлин, согласие этого сумасшедшего ублюдка не имело никакого значения.
Поттер появился лишь под вечер, после двухдневного отсутствия, которое уже было до отвращения привычным, мрачно бурча себе под нос какой-то отвратительный мотив и заполняя подвал удушливым запахом перегара, то ли не выветрившимся с прошлого раза, то ли уже новым. Хотя два дня от придурка не было слышно ни звука, но Драко, наверное, зря недооценивал уроки предсказаний, именно сегодня, ещё с утра, он знал — Поттер придёт. Отвернув голову, Малфой осматривал свои сцепленные в замок руки и отмечал, что худоба достигла немыслимых пределов. Так странно было думать об этом сейчас, не имея под рукой даже расчёски, но это казалось правильным, слишком паршиво правильным.
Грёбаный Поттер не мучился странными мыслями, не терялся в догадках и выглядел абсолютно убитым. Пошатываясь, он добрел до матраса и, не раздеваясь, завалился рядом с Драко, не касаясь его ни единой частью тела. Это было необычно, непривычно для мира Драко, в котором он жил всё это время, а оттого ему было ещё страшнее. Непривычный, незнакомый Поттер — одно из самых пугающих существ, что Малфой видел в жизни, даже Тёмный Лорд уступил ему первое место на пьедестале. Цепь громко звякнула, стоило ему сдвинуть ноги, отодвигаясь, но Поттер даже не пошевелился, лишь чуть громче засопел в свои уложенные под голову руки.
Только теперь он уже не казался страшным, не сейчас, когда так невинно причмокивал губами во сне или отмахивался от щекочущей нос пряди волос. Драко сам себя порой не понимал, но перед ним был просто мужчина, пьяный и уставший, измазанный в копоти и, кажется, со следами запёкшейся крови в волосах. Ему хотелось стереть эту необычную грязь, убрать от Поттера, очистить его. Он не должен был этого хотеть, не имел права, но, когда тот облизнул пересохшие губы и прошептал что-то неразборчиво во сне, Драко не сдержался и провёл рукой по спутанным волосам. Поттер был больным, чокнутым, и самым паршивым оказалось то, что своим сумасшествием он заразил и его. Покрывая с ног до головы синяками и ссадинами, он будто покрыл его плёнкой безумия.
Поттер снова завозился, потянулся головой за рукой Драко, стоило ему её отодвинуть, и уже громче, хриплым голосом, полным чего-то такого, невероятного, прошептал:
— Прости… Прости, Драко…
Но Малфой его не слышал, уже не слышал, вытирая вспотевшие ладони о потёртые порванные штаны. Сердце билось так быстро, что, наверное, могло бы выскочить из груди, воздуха не хватало. Драко беззвучно глотал кислород, никак не приходя в себя, не осознавая до конца, насколько страшно ему сейчас было. Шанс, призрачный и несбыточный, о котором он мечтал ещё сегодня утром, был слишком близко, на расстоянии руки.
Из кармана поттеровской мантии, грудой сброшенной у чёртового матраса, торчала волшебная палочка.
Глава 1
Солнце светило невыносимо ярко, и Драко в очередной раз прикрыл глаза рукой, уже чувствуя на себе неудовольствие отца от столь непозволительного жеста. Стоять и терпеть приветствия, рукопожатия, лицемерные поздравления просто не было никаких сил. В такую необычайно тёплую весну хотелось аппарировать на побережье и пройтись босыми ногами по песку, чувствуя каждую песчинку кончиками пальцев. Закрыть глаза, пригреваясь под солнечными лучами, и не думать ни о чём, наслаждаясь заслуженным спокойствием. Только в итоге всё равно приходилось стоять в чёрной парадной мантии под палящим солнцем, пожимать руки очередным министерским чиновникам и улыбаться, пока челюсть не заболит, мысленно авадя каждое лицемерно-дружелюбное лицо.
Даже сейчас, уже находясь здесь, Драко не понимал — к чему этот фарс? Из сотен гостей не было никого мало-мальски приятного в общении, а среди знакомых лиц не оказалось даже сокурсников. Люциус действительно приложил колоссальные усилия ради организации этой свадьбы, особенно составляя список гостей, но радости или счастья от такого внимания отца Драко не чувствовал. Никакой сентиментальности или желания обвенчаться в кругу семьи, конечно, не было. Астория была милой и красивой, тихой и незаметной, ровно настолько, чтобы быть достойной фамилии Малфой, а для заключения союза знать друг друга или что-то чувствовать им было совсем не обязательно. Но вот превращения формальной церемонии в это Драко принимать не желал. Не то чтобы его кто-то спрашивал.
Никто не пришёл сюда просто так: половина чиновников ждала от Люциуса денег, часть магов ожидала покровительства, а кого-то просто принудили прийти на службе. В толпе затесались преподаватели Шармбаттона, Дурмстранга и, как ни странно, Хогвартса. Прошедшая полчаса назад мимо него Макгонагалл даже не пыталась скрыть неприязни, от одних только поджатых губ директрисы Малфою поплохело. Безумно хотелось сбежать и спрятаться, туда, где тепло и спокойно, на край света или необитаемый остров. Люциус опять послал предостерегающий взгляд, стоило Драко замечтаться и не сразу ответить на рукопожатие, но гость оказался слишком неожиданным, и неловкое приветствие вышло чересчур долгим. Поттера это, кажется, не смутило, он пробормотал формальные поздравления и быстро скрылся в толпе, избегая оживившихся журналистов. Прошедшие следом остатки героического трио не вызвали в Драко никаких эмоций, все его мысли были слишком далеко. Он понятия не имел, на что отец пошёл, чтобы затащить сюда национального героя, и, несмотря на растерянное лицо Люциуса, Драко был в бешенстве, ненавидя теперь всех и сразу. Почему-то лицемерие Поттера было выдержать особенно трудно. В эту минуту даже аппарация на другой конец мира уже не казалась такой идиотской идеей.
Оставшееся время до церемонии Драко слонялся по залу, бесцельно блуждая между гостями и принимая поднадоевшие поздравления. Невесты не было видно, Поттера, как и его друзей, — тоже, Люциус обрабатывал очередного заместителя министра, и Драко был уверен, что Малфои в очередной раз выпутаются из всей грязи, с достоинством вернувшись в магический мир. Мать обязательно сможет поправиться и закатит ни одну сотню балов, которые никто при всём желании не сможет проигнорировать, даже если она сейчас не могла присутствовать на свадьбе собственного сына. Эти мечты позволяли ему держаться так же непринуждённо, как и всегда, и, наверное, только близко знающий человек смог бы понять, насколько Драко было не по себе. Он свернул в сторону балкона и остановился как вкопанный, едва услышав знакомые голоса.
— Чего ради стоило сюда приходить? — Уизли, как обычно, был совершенно бестактен, не то чтобы Драко ожидал от него чего-то другого. — Если ты, Гарри, всё равно прячешься по углам и балконам?
— Мальчики, может не надо… — Грейнджер, аки посланник мира, пыталась примирить своих друзей, вставая между ними. Глядя на такие автоматические действия и, казалось бы, привычное поведение, Драко на секунду задумался: а действительно ли так здорово быть другом Гарри Поттера? Уйдя в размышления о судьбе и смысле жизни, он почти пропустил момент, когда Поттер предсказуемо психанул.
— А что? Я обязан скакать там как цирковая лошадь? — Поттер был взбешён, этот тон Драко узнал бы из тысячи. Смотреть, как играют желваки на лице Избранного, слишком долгое время было его любимым развлечением. Сместившись чуть дальше от говорящих, Малфой прислушался, стараясь не пропустить ни одного слова, высказанного Поттером своим дружкам.
— Цирковая? — Драко тоже не знал, что это за порода лошадей, но был искренне уверен, что в подобной ситуации никогда бы не переспросил. Всё-таки психоз Поттера был интереснее любой магловской терминологии.
— Забей, Рон, — по лицу рыжего было заметно, что он обиделся. Драко никогда не понимал, как Поттер мог дружить с настолько недалёким и вечно обиженно-злобным человеком. Не то чтобы сам Малфой был терпимее или добрее, но он считал себя объективно симпатичнее, а если характер устраивает, в чем, чёрт возьми, тогда была проблема?
Пытаться объяснить себе, что слежка за Поттером и мысли о мифической дружбе не лучший вариант времяпрепровождения на собственной свадьбе, было бессмысленно. Особенно после того, как Поттер устало привалился к колонне и закурил явно магловские сигареты. Грейнджер скорчила недовольную мину, отойдя ближе к краю балкона, а Уизел так и остался стоять рядом с Поттером, очевидно пытаясь понять ту фразу про лошадь.
— И всё равно, я не понимаю, зачем мы сюда припёрлись, — не то чтобы Драко звал сюда хоть кого-то из них. Было не обидно, скорее даже наоборот — агрессия и злобность Уизли разительно отличались от той лицемерной доброжелательности в зале, давая Малфою передышку. — Нас ведь даже не пригласили!
— Захотел и пришёл, никто не заставлял тебя идти со мной, Рон, — рыжий так и застыл с открытым ртом, глупо хлопая глазами. Драко даже позволил себе тихонько фыркнуть, пока смысл фразы не привёл его в схожее состояние.
— Но, Гарри…
Что там хотела сказать Грейнджер, Драко уже не слушал. Он тихонько выскользнул из своего убежища и, даже не скрывая радостной улыбки, двинулся обратно в зал. Поттер пришёл сам! Эта мысль будоражила сознание и давала Драко надежду чёрт знает на что, но она была настолько сильна, что не давала ему отвлечься от мыслей об этом даже на минуту. Они могли подружиться. Ну или хотя бы поладить, раз уж Поттер сам пошёл на примирение, а по-другому Драко отказывался думать. Стоило хоть на секунду предположить, что война всё поставила на свои места, и он сдался. Прекратил убеждать себя, что мнение Поттера, его пренебрежение или помощь не имели никакого смысла. Сказать «спасибо» за спасение хотелось нестерпимо, а ещё больше просто поговорить. До начала венчания Драко так и не смог убедить себя не обращать на него внимания и раз за разом искал лохматую макушку в толпе, очевидно будоража гостей и раздражая отца.
Тянуть время не имело смысла, но стоило часам пробить четыре, как Драко невольно замедлил шаг и оглянулся, в очередной раз просматривая зал. Пожилой церемониальный служащий стоял в освещённой солнцем арке из белых лилий и нескольких роз, перебирая бумаги и накладывая какие-то чары. Нарцисса лично приложила руку к её созданию, и, наверное, поэтому арка казалась Драко единственным настоящим, что было во всей этой церемонии. Астория стояла рядом с мужчиной, скромно потупив взгляд и нервно комкая светлую мантию. Её русые волосы переливались под солнечным светом, делая невесту похожей на вейлу, какими Драко их запомнил на чемпионате. Не замечая никого вокруг, смотря на арку и девушку, которая в будущем станет его главной поддержкой и опорой, он понемногу забывал обо всём. Больше не было страха или неловкости, да, они практически незнакомы, но она, стоя там под солнечными лучами, боясь поднять глаза и осознавая, насколько презирают её люди вокруг, не отказалась от него. Драко был необъяснимо горд силой её воли. Поднимаясь по ступеням и беря руку Астории в свою, он улыбался абсолютно искренней улыбкой, которая не померкла бы и под сотней по-настоящему ненавидящих взглядов. Хотелось быть сильным и взрослым, даже если это было не так, хотя бы ради тех, кто был ему действительно дорог. Нарцисса была бы счастлива. И безрассудный героизм Поттера с его всеобъемлющей любовью к близким, не имел совершенно никакого значения.
Астория смотрела на родителей, они в ответ улыбались ей, подбадривая, или так хотелось думать Драко, потому что девушка за вечер не вымолвила и пары слов. Она, как и нужно по традиции, сидела рядом за столом и принимала поздравления с подарками, смущённо улыбаясь, ни одним своим жестом или словом не давая понять, что происходящее хоть сколько-нибудь её пугает или нервирует. Но Малфой всё равно чувствовал себя отвратительно, сколько бы подбадривающих улыбок не получал от окружающих. Наоборот, каждая понимающая гримаса, каждый насмешливый взгляд толкали его к тем самым мыслям об очень далёкой аппарации.
Первый совместный танец лишь подкрепил мысли, что новоиспечённая жена, очевидно, его боится. Страх или осторожность окружающих всегда нравились Драко. Кребб и Гойл выполняли функцию устрашающих объектов выше всяких похвал, а там, где их внушающих габаритов не хватало, Малфой всегда мог опустить оппонента словами или, в крайнем случае, наслать пару тройку заклятий. Подобное поведение давало ему чувство превосходства, и даже построенная на таких способах дружба никогда не вызывала отторжения. Наоборот, такие знакомые до сих пор относились к Драко с уважением, несмотря на все ошибки его семьи.
Только вот строить отношения в семье на принципе запугивания казалось отвратительным. Война давно всё поставила на свои места, показав всё отчаяние и бесполезность взаимовыгодных союзов перед лицом смерти. Иллюзии и маски слетали с лиц, и именно тогда Драко видел всю бессмысленность и бесполезность этого пути. Лорду не помогли угрозы и публичные карания, а отца не защитили бесконечные лицемерные должники. Он бы смог смириться с союзом по договорённости, ведь на тех немногих встречах Астория была весела и открыта, но ощущая под своими руками дрожащее тело девушки, ничего, кроме отвращения к себе и желания выбраться отсюда как можно скорее, Драко не испытывал.
С последними аккордами музыки он быстро извинился, подведя Асторию к их местам, и начал продвигать сквозь толпу к выходу из залы. Даже если кому-то показалось странным поведение жениха — никто не сказал ни слова, и Драко беспрепятственно добрался до открытой веранды. Вдыхая полной грудью ещё совсем холодный воздух, он первый раз в жизни пожалел, что так и не попробовал курить, пока учился в Хогвартсе. Блейз всегда говорил, что именно сигареты помогали ему переживать поездки домой. Излишняя откровенность, на взгляд Драко, но, возможно, именно этот глупый способ дал бы ему сил продержаться до конца…
— Сбегаешь? — Люциус появился из-за спины, заставив Драко невольно подпрыгнуть на месте, сжимая палочку в руке.
— Глупости, отец, — чуть расслабившись, он снова откинулся на колонну, прикрывая глаза и позволяя ветру растрепать идеально уложенную причёску. Спорить с отцом не хотелось абсолютно, но возвращение обратно сейчас грозило перерасти в полномасштабную истерику. Драко был нужен простой перерыв. — Вышел подышать воздухом. В зале стало слишком душно от всех этих… людей.
— Воздержись от подобных комментариев, Драко, — Люциус встал практически вплотную, обдавая сына запахом терпкого парфюма, — тебе ли не знать, что даже у стен есть уши.
— Они разве не заметят наше общее отсутствие? — ветер продувал парадную мантию, но Драко упорно стоял на месте, наслаждаясь этим протрезвляющим холодом.
— Я вышел всего на минуту, и скоро уйду обратно. Тебе бы тоже не помешало вернуться, сын. Твоя жена, очевидно, скучает.
— Не думаю, отец, что она успела соскучиться за несколько минут, — Драко не хотел продолжать этот разговор, понятия не имея, что отец мог бы сказать. Они никогда не были близки, сколько бы он не пытался подражать ему. Узнав, как выглядят настоящие семьи, хотя бы наблюдая за чёртовыми Уизли, Драко снова и снова разбивался о собственные наивные идеализированные представления, до тех пор, пока Люциус окончательно не обрёл плоть и кровь. Посему задушевных разговоров на крыльце под промозглым ветром не хотелось совершенно.
— Ты забываешь, Драко, что мы с твоей матерью тоже поженились по договорённости, — Драко уже хотел возразить, сказать, что у них всё было не так, но вовремя прикусил язык, с ещё большей чёткостью понимая, что да, скорее всего, у них именно так всё и было. Противное тянущее чувство охватило все его внутренности, вынуждая передёрнуть плечами от внезапно пробирающего до костей холода. — Всё придёт с годами, сын. Даже если того, что ты так сильно хочешь, сейчас нет.
Люциус развернулся на каблуках и, исчезнув в проходе, тихо прикрыл за собой дверь. Драко, поплотнее закутавшись в мантию, спустился по лестнице и направился прямиком к саду. Окна спальни Нарциссы выходили на этот сад, и он постарался быстрее промелькнуть к ближайшему дереву. Не хотелось волновать мать такими странными прогулками, она и так переживала во время подготовки свадьбы, чем довела себя до рецидива. Курс лечения и терапии никак нельзя было прерывать никакими волнениями или торжествами.
О том, что Астория сейчас там одна, Драко отказывался думать. Возможно, его отсутствие лишь скажется ей на пользу, давая девушке возможность успокоиться и смириться с происходящим. Даже ветер, казалось бы, почти стих, помогая ему расслабиться и окунуться в свои мысли и страхи. Драко так глубоко ушёл в себя, что заметил присутствие рядом постороннего лишь после болезненного укола в бок.
Мир пошатнулся, и, если бы сильные руки не удержали, Малфой тут же рухнул бы на землю. Перед глазами всё плыло, зелень деревьев виделась одним огромным пятном, а уши гудели от постороннего шума. Рывок аппарации забрал последние силы, и перед тем, как погрузиться в кромешную тьму, Драко расслышал что-то подозрительно похожее на «мой».
Реальность возвращалась постепенно, кусками. В первый раз Драко почувствовал лишь свои ноги, руки казались ему чем-то отдельным от тела и никак не ощущались в пространстве. Он только хотел пожаловаться, позвать эльфа или родителей, как осознал, что язык тоже казался теперь неподвижным инородным телом. Паника прошибла насквозь, сердце забилось в бешеном ритме, и Драко поглотила темнота.
Во второй раз он очнулся, когда чьи-то руки обтирали его кожу. Пошевелить конечностями вышло с трудом, ноги же, казалось, потяжелели в десятки раз. Незнакомый человек с сильными руками аккуратно вытирал с него что-то подозрительно похожее на блевотину. Отвращение к себе и бесплотные попытки вспомнить, как он попал в такое положение, привели к тому, что сознание отказалось принимать подобную реальность, и Драко утонул в спасительной бездне, даже не пытаясь в моменты пробуждений открыть глаза.
Последующие вспышки бодрствования он помнил с трудом. Картинками проносились в памяти разве что разноцветные пятна, появлявшиеся под закрытыми веками, или ползающие гады на связанных чем-то ногах. Солнце не пробиралось в это место, человек, изредка появляющийся в моменты пробуждений, не говорил ни слова, и Драко кожей, кончиками пальцев и каждым волоском чувствовал исходящую от него угрозу.
В какой-то момент ему отчётливо показалось, что кроме них двоих в помещении есть люди. Они трогали его, раздирали кожу и нашёптывали странные предостережения, от которых его несколько раз выворачивало, до того детально голоса пересказывали ему вероятные исходы. Приходил Лорд, который даже в таком антураже смотрелся дико. Как Драко всё это осознавал, при том, что не помнил, чтобы хоть раз открыл глаза, — загадка, — но паника несколько раз вынуждала его истошно кричать, проклиная и себя, и всех вокруг.
Когда он, наконец, пришёл в более-менее нормальное состояние, шок от осознания абсурдности ситуации, а также от вернувшегося зрения подбавил адреналина в кровь. В ушах ещё шумело, странные шипящие звуки не прекратились, вынуждая Драко лишь бесцельно блуждать взглядом по полутёмному помещению, в попытке разглядеть стены или потолок, будто бы они могли сказать ему хоть что-то кроме вполне очевидных вещей. Самое адекватное, что приходило в голову, — его похитили. Открытие так себе, тем более после безумно странных галлюциногенных дней и цепи, явно не магической, крепившейся к толстенной трубе. У трубы была пугающего вида дырка, скорее всего предназначенная для удовлетворения низменных потребностей. Потолок начинался подозрительно низко, отчего комната казалась приплюснутой и давящей. Сам Драко лежал на отвратительном старом матрасе, толщиной с пару дюймов, издающем престранный аромат. Если бы в Малфое осталось хоть немного еды, она непременно отправилась бы знакомиться с этим невероятным предметом интерьера, но кишки чувствовались где-то на уровне позвоночника, куда они вжались от длительного голода.
Голова кружилась не переставая, и не давала Драко мыслить хоть немного связанно. Разрозненные картинки, всплывающие перед глазами, лишь сбивали, в таком состоянии ему было трудно даже держать глаза открытыми. Наверное, поэтому он заметил странной формы кресло лишь после того, как с него поднялась фигура, приближаясь к месту его саморазложения. Мантия скрывала лицо и волосы, на руках не было никаких опознавательных колец или палочки, лишь мокрая тряпка, которую незнакомец почти нежно положил ему на голову. Ничего не понимая, Драко молчал, пытаясь подобрать хоть какую-то фразу, описывающую весь грёбаный ужас ситуации, но ничего, кроме банального: «Кто вы?», не приходило в голову.
Незнакомец же, казалось бы, не мучился угрызениями совести — поставил что-то относительно похожее на еду рядом с матрасом и, не дождавшись от Драко абсолютно никаких слов или движений, скрылся за малоприметной дверью. Малфой даже в том состоянии, в которое его привели, наверняка, магловские наркотики, мог понять — до двери, пока на его ноге цепь, он никогда не доберётся. Дальше голод взял своё, и пленник за считанные минуты расправился с подачкой, ненавидя себя с каждым куском всё сильнее и сильнее. Когда ближе к концу трапезы глаза стали подозрительно быстро слипаться, Драко обматерил себя мысленно ещё раз. Съесть что-то принесённое неизвестным похитителем было абсолютно идиотской идеей.
Проснулся он в полнейшей темноте, не сразу понимая, что зрение после очередных магловских химикатов восстановилось не полностью. Рядом кто-то подозрительно возился, и Драко, напрягая последние силы, приподнял голову, вглядываясь в темноту. Человек копошился в одном из ящиков, стоящих рядом с дверью, обо что-то постоянно запинаясь и ругаясь сквозь зубы. Потом не выдержал и начал светить перед собой чем-то похожим на Люмос или странного вида свечу. Свет отразился от линз очков, и Драко застыл, понимая, что, черт возьми, эти идиотские круглые очки и неловкие движения выдавали в постороннем Поттера. Конечно, это мог быть любой другой маг, надевающий похожие очки или ругающийся теми же плебейскими фразами, но стоило мысли о Поттере появиться у Драко в голове, она разрослась в катастрофических масштабах.
Перебирая и отсеивая ненужные варианты со странным упорством для практически раскалывающейся пополам головы, он думал, представлял и мечтал о причинах появления в его заточении Героя. Поднимать шум было бы совершенно глупо, кто знает, сколько похитителей было внутри, посему он терпеливо ждал, пока Поттер обернётся и подойдёт хоть немного ближе. Мысленно Драко боролся с собой, пытаясь придумать лучшую фразу, чтобы показать ему всю свою благодарность. Малфой понятия не имел, как Поттер смог его отыскать, почему он и где остальные авроры, но ничто в данную минуту не имело такого большого значения, как маячащий шанс спастись из этого отвратительного пугающего плена.
Поттер завозился, поднимаясь с колен, и развернулся всем корпусом к матрасу, слеповато щурясь, пытаясь разглядеть его в темноте. Драко уже было открыл рот, чтобы шепнуть придурку что-то среднее между «привет» и «пора сваливать», но слова застряли в горле, стоило ему увидеть мантию своего «спасителя». Сейчас, без капюшона, перед ним стоял тот самый незнакомец, приходивший к нему днём. Поттер, видимо, чувствовал себя в безопасности, снимая прикрытие с головы, а может, ему было глубоко плевать и на прикрытие, и на Драко, но тот начал со всей чёткостью понимать — ему, черт возьми, отсюда самому не выбраться.
Наверное, стоило промолчать. Вести себя как настоящий слизеринец и в опасной ситуации не высовывать носа, но Драко всегда знал, что был каким-то неправильным слизеринцем. Слишком эмоциональным, слишком вспыльчивым, зацикленным… Так что, стоило Поттеру приблизиться на расстояние вытянутой руки, как рот Драко, не слушая никакие разумные доводы, вылил на придурка потоки грязи:
— Ты возомнил себя Лордом, Потти? Считаешь, что можешь похищать людей средь бела дня? — Драко глотал губами воздух, понимая, что ему действительно надо бы прекратить. — А что думает на это твоя грязнокровная подружка, Поттер? Знает, насколько ты, мать твою, свихнулся?!
От удара по лицу в глазах потемнело. Драко понимал, что бесить человека, похитившего тебя с собственной свадьбы, было просто абсолютно идиотским решением. Но даже сейчас, чувствуя, как тёплая кровь начала стекать из губы к шее, он всё так же яростно сжимал кулаки и жалел, что не успел высказать всего, что в нём за эти дни накопилось. Поттер приложил неслабо, видимо подкрепив удар собственной магией, ибо по-другому Драко не представлял, как можно отбросить человека прямиком в стену.
— Лучше тебе заткнуться, Малфой, — Поттер шипел почти как чёртова Нагини, сжимая и разжимая кулаки, злобно зыркая на ни в чем неповинный матрас. Драко только открыл рот, окончательно потеряв от удара самосохранение, как Поттер вскинул на него совершенно больные глаза, пусть и едва различимые в темноте, но полные такого, чего он никогда ни у кого не видел.
— Тебе правда лучше заткнуться, Малфой…
Он ушёл во тьму так же резко, как и появился, оставляя Драко на полу с адской головной болью и горькими от обиды слезами.
Глава 2
Невозможно было понять, утро сейчас или ночь, да и Драко уже не пытался. Время делилось на сон, приход Поттера или появление еды с невидимым домовиком и на очередной сон. Он пытался не есть, пытался кричать, даже искренне надеялся на какой-нибудь небольшой магический всплеск, способный если не разрушить тут всё к чёртовой матери, то хотя бы привлечь внимание соседей Поттера. Разумеется, зря, но пока была жива надежда, были силы хоть за что-то бороться.
Попытки прожить без еды и воды обычно заканчивались печально. Драко рвало желчью, крутило руки и ноги, и если бы он не попробовал на себе Круциатус Лорда в своё время, то решил бы, что это именно он. Хорошего было мало, даже если боль и не была такой же невыносимо сильной, она всё равно вынуждала, через отвращение к себе, есть подачки и проваливаться в забытьё.
Голова была пустой, мысли практически не задерживались из-за постоянной боли и химического сна. Всё время, что удавалось пробыть в сознании, Драко пытался всеми силами разработать хоть какой-то спасительный план, но стоило ему провалиться в очередной сон, как всё забывалось.
А ещё были галлюцинации, страшные и каждый раз до отвращения неповторимые. К нему заходил отец, подхватывая полы мантии, чтобы не дай Мерлин не коснуться чего-то в комнате или самого Драко, превратившегося за это время в вонючую корчащуюся массу. Лорд был наиболее частым гостем, направляя свою грёбаную палочку ему в лицо и вынуждая его ползать от ярких вспышек по комнате, насколько хватало длины чёртовой цепи. Даже если он понимал, осознавал, что всё это неправда, посетители не переставали быть настолько до ужаса реальными.
Драко видел срывающийся потолок, летящий прямиком ему в лицо и раскалывающий его дурную голову на сотни кровавых кусков. Он смотрел на это со стороны, был этими кусками, был стенами и полом вокруг своего корчащегося тела. Малфой не знал насколько сильно он орал в такие моменты, приходил ли к нему настоящий Поттер, всё так же нежно вытирая ему лицо или тело.
А вот галлюциногенный герой наведывался часто. Он смотрел на Драко не мигая, садясь где-то на достаточном расстоянии и брезгливо кривя свою ублюдочную рожу в отвращении. Наверное, только это помогало отличить бред от настоящего грёбаного Поттера, который, Драко был уверен, никогда не смог бы так себя вести. А потом бредовый Поттер вставал и пинал его по лицу, разбивал нос и губы своими грязными ботинками или в совсем адские минуты просто резал его маленьким, безумно острым ножом на бесконечные, по-настоящему бесконечные полоски. В такие моменты Драко уже рыдал, тихонько завывал и молил кого бы то ни было, чтобы этот ад поскорее закончился.
Поэтому в мгновения просветления, пока он держался между страшной реальностью и темнотой снов, он придумывал тысячи планов побега, каждый из которых казался одновременно гениальным и абсолютно невозможным. Это помогало хоть как-то держаться, не сойти окончательно с ума. Но если быть совсем честным, а в данной ситуации врать самому себе было явно глупым занятием, Драко осознавал — ему просто не сбежать. Подвал, когда его подсвечивало несколько поттеровских Люмосов, представлял собой маленькую комнатку, размером, наверное, с кладовую в мэноре. Низкие стены, страшный обшарпанный потолок, отсутствие окон, труба и сточная дыра. По дальней стене деревянные полки, несколько полупустых коробок с каким-то хламом и дверь, сделанная из какого-то неизвестного Драко металла дверь, запираемая снаружи на десятки замков и имеющая изнутри не менее сложные механизмы защиты. Чтобы открыть такую магией пришлось бы приложить колоссальные усилия. На то, чтобы открыть её по-магловски Драко даже не надеялся, один вид чёртовых замков внушал панику и ужас.
Самое обидное в этой двери было то, что Драко, даже если бы он смог её открыть, никогда бы до неё не дотянулся. Паршивая металлическая цепь, крепкая до отвращения, сковывающая его правую ногу и пристёгивающая её к трубе, не давала отползти дальше двух шагов с идиотского матраса. А после первого полёта от геройского кулака, нога ещё и безумно болела при любом движении. Всё это, в сумме, не давало Драко ни малейшей надежды, что он сможет выйти отсюда самостоятельно, и даже такие, казалось бы, простые мысли появлялись в мутной голове с огромным трудом.
Примерно на четвёртый день Драко почувствовал неладное. Если раньше он просыпался практически к «завтраку», то сегодня его что-то разбудило задолго до него, раздирая изнутри адской болью. В голове крутилось только «мне нужно», «срочно», «сейчас», но он никак не мог понять, что же его так сильно волнует, осознавая лишь, что приход грёбаного Поттера мог бы помочь. Способа дать о себе знать не было, как и надежды, что придурок повесил хоть какие-то оповещающие чары — за время пребывания в этом паршивом месте он лишь раз видел того с палочкой.
Вовремя появившийся поднос спас Драко от разбивания головы об любую более-менее жёсткую поверхность. Он набросился на стакан с водой, выпивая её жадными глотками, уже не заботясь о том, чтобы оставить хоть немного на потом. Наступления сна он ждал с глупой надеждой и засыпал в этот раз с улыбкой на губах.
Тоже самое повторилось и во второй, и в третий раз. По непонятной причине Поттер не заходил уже примерно вторые сутки, но Драко перестал это замечать. Весь его мир крутился между спасительным облегчением и адской болью. В итоге, то ли домовик что-то понял, то ли придурок дал новые инструкции, но подносы стали появляться, по ощущениям Драко, чуть чаще, давая ему чувство относительного контроля сложившейся ситуации, пока не произошло то, что он, как маг, просто не мог предположить.
Что-то выдернуло его из очередного безумного галлюциногенного бреда, где по нему ползали пауки с зелёными поттеровскими глазами на огромных волосатых рожах. Он ещё помнил, как орал на них, как отмахивался, а потом что-то резко остановило поток насекомых, возвращая его в реальность и вместе с тем прибавляя очень правдоподобной жуткой боли. Сердце колотилось как бешеное, и он попытался потянуться к стоящему у матраса стакану, краем мысли осознавая, что раз ещё не исчезла посуда, значит, он бредил совсем мало. Но рука, казалось, прошла сквозь него, а может и не притронулась даже. Зрение подводило, снова, глаза, привыкшие к практически полной темноте, перестали различать даже очертания. Тело выгнулось дугой, сердце, казалось, готово было взорваться от своего сумасшедшего ритма, при этом оставляя Драко в сознании, давая прочувствовать снова весь неизвестный ад, творившийся с его телом.
Уже задыхаясь от крови и пены, собравшейся во рту, он заметил, что стало немного легче. Вокруг снова были руки, вытирающие и гладящие, помогающие перевернуться и вливающие в горло вполне реальные зелья. Поттер что-то шептал, смутно похожее на «я так виноват», «ты только мой» и «какой-же я мудак». Драко, мысленно соглашаясь, с последним пунктом точно, совершенно неоригинально провалился в забытьё, отмечая про себя, что, скорее всего, странных бредовых дней больше не будет.
Жизнь, состоящая из сна и бодрствования в замкнутом пространстве и практически полной темноте, — очень отвратительная жизнь. Если в первую неделю, так окрестил Драко своё наркотическое приключение, он не злился — просто было не до того, — то сейчас, когда он практически всё время находился в адекватном состоянии, одиночестве и мраке, злоба, копившаяся всё это время, стала прорываться наружу.
Почему? Какого хрена? За что? Для чего? Но спросить было просто некого. С тех пор, как Малфой проснулся, ощущая себя более-менее адекватным человеком и не засыпая после нескольких глотков воды, прошло уже примерно двое-трое суток. В какой-то момент Драко даже подумал, что придурок сам приносит ему еду, просто аппарируя под мантией-невидимкой, ставя поднос и пропадая обратно. Но понимая, что подобные мысли приходят лишь от отчаяния, он успокоился. Попытался успокоиться. Если бы в грёбаном подвале нашлась хоть одна вещь, которую можно было бы кинуть или сломать, она уже была бы сломана.
А ещё ему было страшно. Жутко страшно. До такой степени, что каждый шорох где-то за стеной будил мгновенно. До того, что стоило ему представить, что он проведёт так ещё месяц, год, десятилетие, — он позорно рыдал. Трусливо трясся, рыдал и вглядывался в темноту, боясь и одновременно надеясь, что грёбаный Поттер наконец придёт.
Когда Драко был уже на грани, Поттер появился, разбудив его неожиданным светом и странным грохотом около двери. Он выглядел уставшим, осунувшимся, по сравнению со встречей на свадьбе, но при этом отвратительно сильным и спокойным. Как можно быть спокойным, держа в подвале против воли человека, Драко не знал. Да и зачем вообще это делать? Из мести? Глупо, да и месть запоздала на несколько месяцев. Поттер вытащил их из тюрьмы, пусть лишь дав показания, которые сыграли решающую роль. Он отстранённо кивал, стоило им случайно пересечься где-то в Косом Переулке. Он пришёл на его, Драко, свадьбу, причём незвано и добровольно. Ради мести?
Даже для слизеринского плана это было слишком странно и сложно. Был ещё один вариант. Очень плохой, о котором Драко боялся думать, но и не думать не мог. Этот вариант не вязался ни с прошлым, ни с настоящим и был настолько невероятным, как и само пребывание Малфоя здесь. Но вместе с тем, этот вариант был до безумия простым. Поттер сошёл с ума. И всё. А если это действительно так, Драко не представлял, что вообще в этом мире сможет ему помочь.
Пока пленник погрузился в свои мысли, меланхолично рассматривая развернувшуюся перед ним бурную деятельность, Поттер успел принести металлическую лестницу, какие-то провода и, кажется, наладить свет. По крайне мере, тот небольшой кружочек света, горящий теперь над полками, не был магическим точно. Но это даже не удивляло, по сравнению с тем, как удивляла реакция Поттера. Он улыбался, явно радуясь своей находчивости, и было повернулся к Драко в ожидании какой-то лишь ему ведомой реакции, но напоролся на полный безразличия взгляд Драко, которому хотелось верить, что тот вышел убедительным. Поттер явно собрался уйти, не добившись ничего в ответ, но не успел, остановленный хриплым возгласом:
— Какого хера я здесь делаю, Поттер? — Драко ждал, с первого дня как очутился в этом странном месте, ещё не зная, кто его похититель, он ждал, когда же ему скажут ответ на этот банальный вопрос. Наверное, даже ответ, что он здесь как будущая жертва для ритуала воскрешения Лорда, был бы лучше этой неизвестности. — Что ты, чёрт тебя дери, молчишь?!
Но Поттер стоял с каменным выражением лица, на котором не осталось ни следа тех эмоций, которые были всего несколько минут назад. Он не прятал глаза, не пытался уйти, не запугивал — просто смотрел прямо в глаза, не отрываясь, будто хотел, чтобы Драко всё понял без слов. Так и не дождавшись ничего в ответ, Драко отвернулся к стене, не желая даже смотреть в сторону недостижимой двери, но Поттер в очередной раз ошарашил, сказав, перед тем как уйти:
— Ты привыкнешь.
И хлопнул дверью, запирая её на замки. Малфой пытался успокоиться, сжимая кулаки, царапая прогнившее дерево на полу ногтями от бессилия, кинув появившийся в очередной раз поднос прямиком в стену, отказываясь верить, что это возможно.
Первые послевоенные сны Драко помнил плохо. Тогда он, наверное, жил только на успокоительной настойке и утащенном у отца Огневиски, заливаясь на ночь этой безумной смесью и просыпаясь по утрам в отвратительнейшем состоянии, но без любых сновидений. Потом, со временем, смесь перед сном сменилась на зелье сна без сновидений, а когда закончились суды, то Драко и вовсе прекратил пытать организм. Кошмары иногда приходили, как и всем, с ползущими по телу пауками, жуткими магловскими клоунами или отцом, бегущим за ним и размахивающим тростью. По утрам Малфой лишь удивлялся причудам своего подсознания, переводя дыхание.
Лорд во сны тоже приходил. Редко, но до безумия пугающе. Нагини ползала вокруг, свиваясь в кольцо и покрывая ноги и руки Драко своим телом, а Волдеморт жутко улыбался, посылая в жертву нескончаемые Круциатусы. В такие ночи Драко просыпался с криком, в холодном поту и долго потом бродил по пустому мэнору, убеждая себя, что здесь кроме их семьи и эльфов больше никого нет.
Так что, когда Драко увидел самого себя, пугающе реалистично рыдающего в запотевшем туалетном зеркале, он почти не удивился. Просто смотрел, вспоминая этот момент, думая, насколько же тогда он был глуп и наивен. Ещё было немного стыдно, оттого что минуту спустя грёбаный шестикурсник Поттер должен был ворваться и увидеть то, что видеть не должен был никто. Драко из зеркала размазывал слёзы обеими руками, вытирал по-плебейски лицо, отплёвывался от стекающей с мокрых волос воды и рыдал, рыдал, казалось бы, бесконечно. Малфою это поднадоело и, сам не понимая как, он уже ходил мимо кабинок, всё ещё видя того себя в отражении. Когда к зеркальному Драко присоединился Поттер, началась потасовка, летали заклятия, он всё ещё оставался в одиночестве, в тишине и тихом плеске стекающей с потолка воды.
Это было более пугающе, чем заклинание, брошенное идиотом Поттером в его трусливую зеркальную копию, даже наоборот, стоя в сгущающейся темноте и смотря на собственную почти смерть, Драко искренне ему завидовал. Завидовал этому простому кровавому избавлению от всех его страданий. И когда взрослый Поттер в тёмной мантии вошёл в туалет, хлюпая плачевно знакомыми берцами по воде, Драко просто смотрел ему прямо в глаза, не мигая, и искренне улыбнулся, падая замертво в расцветающие алым лужи.
Со светом стало немного лучше, Драко смог увидеть всю убогость его нового жилища и теперь беззастенчиво пялился на Поттера, когда тот соизволял самостоятельно принести ему еду. Ещё через два дня он расщедрился на тряпку с водой, и Малфой с остервенением стирал, казалось бы, въевшуюся под внутрь него грязь, до крови сдирая её вместе с кожей.
Дни тянулись монотонно, ничем друг от друга не отличаясь. Драко думал, всё время думал, мечтал о лучшем будущем или придумывал сотни вариантов смерти Поттера. Иногда он пытался вообразить побег, такой, каким его описывают в тех немногих романах, которые он читал в школе. Там пленник всегда умён и обаятелен, очаровывает или обводит вокруг пальца своего стража и сбегает, счастливо сверкая голыми пятками. Драко знал, что это глупо, банально глупо верить в счастливую случайность, когда вся твоя жизнь состоит из череды неслучайных фатальных ошибок. Но, может, руки сами тянулись, ноги придвигались, а глаза открывались, стоило Поттеру в очередной раз принести осточертелый поднос с едой. Просто в какой-то раз Драко взял и спросил у того самую простую вещь, пришедшую в его голову: «Как там сейчас погода?»
Поттер стоял, разинув рот и глупо хлопая глазами, за стёклами своих отвратительных, не меняющихся очков, и Малфой уже был готов к тому, что тот просто развернётся и уйдёт, но придурок был как обычно непредсказуем и спокойно ответил такое же банальное: «Дождь идёт, Малфой». С тех пор каждое его присутствие в подвале сопровождалось несколькими фразами про погоду, настроение или квиддич. Драко не знал точно, зачем он это делает, почему пристаёт с идиотскими вопросами к тому, кто может сделать сейчас с ним что угодно и лишь по какой-то неизвестной причине ничего не делает. Но всё равно раз за разом он спрашивал, говорил, стараясь, однако, не перегибать палку, потому что одна лишь мысль, что он может улыбнуться Поттеру, сидя на грязном отвратительном матрасе, вызывала жуткую тошноту.
Неизвестно, сколько бы длилось ещё это странно-цивилизованное общение, но в один из всё таких же одинаковых дней-ночей после привычных малоинтересных фраз, Поттер, еле заметно шатаясь, двинулся к Драко, по пути взяв какую-то потрёпанную коробку, и сел на неё около его матраса. Он выглядел даже для самого себя необычно, глаза как-то странно поблёскивали, когда он, вперившись, смотрел на Малфоя. Где он пропадал почти три дня, Драко не спрашивал - этого ещё не хватало, хотя, когда отчаяние или боль притуплялись, ему становилось безумно интересно, какого ж, чёрт возьми, хрена здесь творится.
— Расскажи про Хогвартс, Драко.
Войдя в ступор от такого фамильярного обращения, Малфой, всё равно старясь не растеряться, принялся, активно жестикулируя, рассказывать насколько порой бывали тупы Кребб и Гойл, как приставуча Паркинсон или завистлив Забини. Поттер слушал это молча, лишь пересев в процессе на край матраса, Драко невольно скривился от того, как чистая аврорская мантия мгновенно запачкалась в грязи его ночлега. В конце, когда он уже не мог сдерживать улыбку, Драко заметил, что Поттер сидел подозрительно близко, слушал рассеянно, погруженный в какие-то свои мысли, судя по выражению его лица далеко не счастливые, и в заключении выдал, не смотря на Драко:
— Ты, видимо, был там счастлив, — вгоняя в задумчивость и самого Малфоя, который никогда не анализировал свои годы в школе, считая их переходным периодом на пути к счастливой самостоятельной жизни. — Похоже, это место тоже заменило тебе дом.
Драко вскочил, каким-то местом чувствуя, что сейчас самый лучший момент, и приложил хорошенько героя головой об пол. Тот, не ожидавший то ли атаки в целом, то ли такой силы от недавно подыхающего Малфоя, смотрел расфокусированным взглядом сквозь Драко, пытаясь отбиться, но достаточно вяло.
— Хочешь послушать про моё детство, Потти? — Драко говорил с придыханием, одновременно борясь с ужасающим страхом, который в нём поселил грёбаный Поттер, и, думая, пытаясь думать, с какой целью он вообще это начал. — Ну, сейчас я тебе всё расскажу! Моё детство было счастливым, Поттер, удивлён? — он прижимал слабо трепыхающуюся жертву к полу одной рукой, а другой пытался отыскать, действуя на каких-то инстинктах, волшебную палочку.
— Представляешь, Потти, родители Упивающиеся не пытали меня в подвалах заклинаниями! О, ты не поверишь, они даже любили меня! Какая неожиданность, да? — запал постепенно угасал, и вся тщетность ситуации доходила до него постепенно, но очень чётко: палочки просто не было. И когда он произносил последнюю фразу, с паническим отчаянием вместо злобного превосходства, он понимал, что, наверное, опять же, есть вещи, которые произносить нельзя. — В отличие от твоих маглов, да, Потти? Так стоило ли за них воевать?
В одну секунды Поттер оказался сверху, нанося чёткие и методичные удары по лицу и телу Драко, который даже не пытался его сбросить. Тот что-то говорил, очень похожее на «лицемерный ублюдок», «ты останешься здесь навсегда» и что-то ещё сильно матное, что через шум в ушах Драко уже не разбирал. Даже банальное «но ты же попытался» не приходило в голову, только то, что цепь на ноге явно магловская и соединена неизвестно как, не имея ни одного отверстия под ключ. Замки на двери с цифровыми ключами и странными засовами, да и до самой двери можно добраться разве что вырвав трубу или отрезав к чертям ногу. А предусмотрительный ублюдок Гарри Поттер просто не берёт с собой палочку, не давая пленнику ни шанса на побег.
Драко хотел бы разреветься, как ребёнок, может даже умолял бы урода отпустить его, наплевав на гордость, но организм смилостивился над ним, не давая и дальше чувствовать боль от разбитой челюсти и сломанных рёбер. На краю обморока он услышал что-то подозрительно похожее на «опять», с чем не мог не согласиться, отмечая, перед тем как провалиться в пустоту, что обмороки стали отвратительной привычкой.
Глава 3
Синяки заживали постепенно, Драко принципиально отказывался от зелий, с поразительным упорством появляющихся рядом с его матрасом каждое утро. Как будто предыдущая порция не летела мгновенно в дверь, стоило ей появиться. Это было очень похоже на то, что Поттеру жаль, но тот не показывал свою скотскую задницу и передавал все подачки через скрывающегося домовика о компромиссе не могло быть и речи. О чём вообще думал Поттер Драко не понимал: он слишком разительно отличался от школьного врага, то ли обретя наконец мозги, то ли окончательно сойдя с ума.
Если бы Драко мог, он бы ещё и не ел, но неделя, проведённая в полном одиночестве, пусть и уже не в темноте, предполагала попытки хоть какого-то отвлечения внимания кроме разглядывания трещин на потолке и стенах. Еда помогала отвлечься, на десять минут, а потом он снова погружался в свои мысли, крутя ситуацию под всеми углами и отчаянно пытаясь придумать выход из этого ужаса. Это тоже отвлекало, но совсем ненадолго.
Ещё помогала боль. Сломанные рёбра, мешающие каждому движению, разбитая губа и потрескавшаяся кожа на руках. Синяки. Драко осмотрел их все, которые только можно было разглядеть без зеркал или отражающих поверхностей. Они расцветали как напоминания, болезненные поводы гордиться собой в те немногие моменты, пока он сам же не костерил себя на все лады, обвиняя в бессмысленной глупости. Разговоры с самим собой, к счастью, пока лишь в голове, тоже не внушали радости. Иногда он даже скучал по галлюцинациям, они добавляли в его одинокое существование хоть какие-то краски.
Он мог пытаться быть стойким и сильным, но и это под конец утомило. Одиночество сводило с ума, прокрадываясь во сны и в реальность, пробираясь холодными руками прямо к сердцу, нашёптывая в подсознание «ты останешься здесь навсегда». Драко сопротивлялся, сколько мог, убеждая самого себя, что это просто глупая игра. Затянувшаяся месть, странная забава, геройские развлечения, но скоро на пороге появится мать или отец, или грязнокровка, отчитают Поттера, как в старые времена, и заберут Драко отсюда к чёртовой матери. Туда, где он уже добровольно закроется на все замки и будет вылизывать раны столько, сколько понадобится, отдирая грязь и унижение вместе с отвратительной огрубевшей кожей.
Только дверь так и оставалась закрытой, а тишина невыносимой. Как будто кто-то просто выключил все звуки, наложил огромное заглушающее на все четыре стены и пол. Три шага вправо, пока нога не заболит, три влево, пока хрустнувшие кости не заставят лечь обратно, посередине труба, начало и конец которой уходят далеко за пределы комнаты. Сточная дыра, куда, спустя пару неудачных попыток, Драко всё же приловчился справлять нужду. Изредка появляющийся таз с водой и тряпка, заменяющие душ. Матрас, поднос, мерцающий свет от магловского освещения и тишина, прерывающаяся изредка движением поттеровской мебели, скрипом проезжающих мимо пару раз в сутки машин и криками особенно громких птиц.
На восьмой день тишины Драко признался окончательно. Ему было страшно, так страшно, как не было никогда в жизни. Было уже всё равно, что именно Поттер похитил его, избивал, накачивал всякой отравой, Малфою просто до безумия, до крика нужен был живой человек рядом. Поэтому, когда спустя ещё одни полные кошмаров сутки дверь отворилась, и с подносом зашёл сам герой, Драко даже не пытался сделать вид, что спит. Он смотрел, запоминал каждое движение, раздирал ногтями рану на руке, чтобы чувствовать боль, знать, что это не один из ночных кошмаров.
Они всё ещё были разнообразны, почти так же как галлюцинации вначале. Чаще обычного умирала Нарцисса, в такие ночи Драко кричал отчаянно и настолько громко, насколько был способен. Он смотрел со стороны, всегда за прозрачной стеной, которую сломать был просто не в силах, смотрел, как рушится его привычный любимый мир и умирают единственные люди, которые его искренне любили.
Лорд приходил реже, принося с собой боль или очередные смерти, заставляя Драко снова и снова мучить маглов и отца, наказывая за дрожащие руки или опущенную палочку. В такие ночи он не понимал, воспоминания это или сон — настолько реалистичны были отвратительные указания. Принять своё пришлое было труднее всего, смириться, что то, что ты делал когда-то, почти добровольно, с тобой могли сделать победители, но просто не стали. Милосердие, жалость, отвращение — подсознание подкидывало картинки самых невыносимых моментов из прошлого, — и Драко мечтал лишь поскорее выбрать из этой трясины, загоняя себя тем самым ещё глубже.
А ещё был Поттер, почти такой же, как и здесь, но другой. Мальчишка, кинувший в него непроверенное заклятие, парень, у которого руки были давно в чужой крови, герой, до чувств которого никому не было дела. И маньяк, мучающий его всеми, подсмотренными за время пребывания Лорда в мэноре, способами. Вздрогнув, он поднял на него отчаянный взгляд, надеясь не увидеть там того, кто так сильно боится, замечая лишь наигранно-холодное безразличие.
— Ты не принял зелья, — Поттер, как обычно, был немногословен, поставил поднос у края матраса и отошёл на безопасное расстояние, видимо тоже прекрасно помня последнюю сцену. Сцепил руки за спиной и принялся смотреть, как обычно, без малейшего стеснения или хоть каких-то видимых эмоций.
— Не принял, — а что ещё сказать? Драко так ждал, когда же тот придёт, что просто растерял все заготовленные фразы. С Поттером всегда было так, он просто делал что-то, может не такое ужасное, но всегда непредсказуемо безумное, а Малфою лишь оставалось стоять в стороне, наблюдая за очередным геройским подвигом-приключением. — Не думаешь, что нам стоит поговорить?
— А ты готов спокойно слушать? — и как у него только получалось быть таким непохожим на себя. Вроде тот же человек, который несколько недель назад улыбался Драко с колдографий Пророка, где пытался спрятаться от вездесущих журналистов, прикрываясь неизменным гриффиндорским шарфом. И вот он сидит, смотрит не мигая, ждёт каждый раз неизвестно чего, держит в подвале бывшего школьного врага, и, казалось бы, не испытывает ни малейших мук совести. Драко хотелось верить, что это просто другой человек. Тот же Поттер, но с каждым приходом в подвал всё равно другой. Он не мог описать это чувство даже в голове, но оно не покидало, скребясь внутри, будто на что-то постоянно намекало.
— Готов, — Драко на всё был готов, лишь бы снова не пришлось оставаться здесь в одиночестве. Если цена за возможность в любой момент поорать на Поттера — это сделать вид, что он готов выслушать и понять его странные мысли, — то это ерунда. В подобном Драко поднаторел ещё во время шестого курса, искренне притворяясь, как сильно он желает служить и убивать.
Поттеру хотелось врезать так же сильно, как тогда, а может и сильнее. Расквасить совершенно по-магловски его физиономию в кровь, разбить грёбаные очки, стереть понимающую полуулыбку с его лица, которой там просто не место. Он же, явно не умея считывать эмоции, придвинулся ещё ближе, держа в руке несколько фиалов и странную банку, которой не было в прошлые разы, и протянул руку, явно не считая, что Драко может отказаться.
— Пей, — не просьба, приказ. Наверное, именно так авроры говорят с преступниками, и плевать, что преступник здесь не Драко, да и в его жизни война уже давно закончилась. Огонь в поттеровских глазах горел обжигающе ярко, словно тот был твёрдо убеждён, что делает он всё абсолютно правильно. Это пугало и коробило, сбивало с мыслей, Малфой не мог даже предположить, как тот поведёт себя, и безропотно выпил всё до капли, стараясь не встречаться с ним взглядом.
— Умница, — Поттер практически сел рядом, касаясь его ног своими, и, зачерпнув пальцами субстанцию относительно похожую на лечебную мазь, принялся растирать её по лицу Драко. Того подкинуло в тот же момент, как холодные поттеровские руки коснулись его кожи, но он, пытаясь скрыть дрожь, продолжал сидеть, не двигаясь и смотря прямо перед собой, игнорируя навязчивые попытки заговорить. Малфой просто боялся, что если сейчас откроет рот и скажет хоть слово, то не сдержится, и за одним вылетит тысяча, которая рано или поздно приведёт к новым увечьям. И к одиночеству.
Поттер тоже молчал, сосредоточенно водя пальцами по каждому шраму и синяку на лице, руках и груди Драко. Он определённо о чём-то сосредоточенно думал, видимо забыв о намерении, наконец, поговорить. Но когда он, пощадив Драко, встал и собрался уходить, тот даже не думал его останавливать, лишь перед закрытием двери неловко попросил принести ему книги.
Всю следующую неделю они протянули в натянутом нейтралитете. Драко всеми силами изображал адекватного собеседника, поддерживая начавшиеся до инцидента с воспоминаниями из детства разговоры ни о чём. Поттер всячески способствовал, каким-то шестым чувством понимая, в какие моменты к Драко не стоит лезть с разговорами. Объяснять своё поведение он так же отказывался, увиливая от вопросов или просто уходя за чёртову дверь. Подобное тоже стало некой привычкой: Поттер мог развернуться и уйти в любой момент, когда в его ненормальной голове что-то срабатывало. Просто встать, не говоря ни слова или прерывая этим свой монолог, и уйти, поначалу оставляя Малфоя в шоке, а к концу недели абсолютном равнодушии.
Поводом для терпимого отношения служили ещё и книги. Теперь, найдя хоть какое-то времяпрепровождение, помимо бессмысленного разглядывания стен, Драко стал чуть сдержаннее и спокойнее. Истерики случались, как и отчаянные горькие слёзы, но обычно это было вечерами в темноте. Тогда, после очередного кошмара или с внезапно выключившимся светом, к Драко приходили отчаяние и страх, сдерживаемые днём. Привыкнуть было можно и к обстановке, и к странному Поттеру, держащему себя в рамках относительной нормальности, не приближавшемуся к Малфою без особой необходимости и ничего от него не требующему, но мысли о больной матери, только пришедшем в себя отце или милой испуганной Астории жгли изнутри. Холодными ночами, когда Драко был точно уверен — его никто не слышит, он горько рыдал, вжимаясь в свои же колени и отказываясь, всё равно отказываясь, принимать такую жизнь.
В какой-то из таких одинаковых дней Поттер занёс еду в другом подносе, а может, просто отмыл старый, но, когда он вопреки привычке почти сразу скрылся за дверью, Драко не сдержался и принялся рассматривать себя в импровизированном зеркале. На него смотрел тощий грязный мужчина, чьи кости можно было без труда просмотреть через почти прозрачную кожу. Чёрные подглазины под красными от слёз и полутьмы глазами довершали картину. Драко трогал своё лицо и не узнавал: тот несчастный убитый человек, отражаемый в подносе на фоне сточной дыры, не был Драко Малфоем. Он просто не мог им быть.
И только он собрался отвлечься, доесть, наконец, ужин или попробовать умыться, как чуть сдвинутый поднос показал ему ещё одну часть внешности, про которую он благополучно забыл на фоне остального ужаса. Светлые, когда-то светлые волосы, самая заметная и отличительная черта Малфоев, превратились во что-то мерзкое и страшное, уже не обрамляя лицо, как раньше, а откидываясь назад отвратительным, слипшимся комом. Драко боялся к ним прикоснуться, уже давно жалея, что вообще начал рассматривать себя. Некоторые вещи лучше не знать, особенно когда невозможно их изменить.
Аппетит пропал окончательно, а вскоре где-то в доме Поттер нажал на выключатель, принцип работы которого рассказывал вчера, и Драко улёгся спать, предварительно кинув злополучный поднос в стену, а потом дотянулся до места приземления и кинул повторно. Заснул он только спустя три часа, провозившись на неудобном матрасе и снова, снова и снова трогая грёбаные волосы. В голове кружились мысли, и самой яркой из них было безумное желание, чтобы они отвалились к чёртовой матери.
Поэтому, когда утром Поттер вошёл, тут же остановившись и застыв с открытым ртом, Драко был ничуть не удивлён. Свою порцию ужаса и удивления он получил, когда проснулся и был усыпан клочьями своих когда-то обожаемых волос. Дико перепугавшись и еле дотянувшись до откинутого подноса, он успокоился лишь после того, как увидел ровный светлый ёжик, гарантирующий ему хотя бы не облысение. С тех пор он перекладывал свои «сокровища», делая из них надписи или почти сооружая книззла, пока дверь не отворилась, впуская придурка.
Тот же теперь стоял с непередаваемой физиономией, разглядывая Драко и пол вокруг, то ли ища палочку, нож или любой другой способный обрезать шевелюру предмет, то ли просто пытаясь осознать произошедшее. Драко держался из последних сил, пока Поттер ходил по комнате, пока ставил аккуратно завтрак, пока трогал его ёжик, но стоило идиоту потянуться к недоделанному книззлу и оглушающе на него чихнуть, как он не выдержал и совершенно глупо заржал. В этот момент он почти забыл, где и с кем находится. Почти забылся. Почти.
Продолжение в комментариях...
Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен
Выкладки HB Big Bang 2017 стартуют 3 июня!
Обсудить сроки и поменяться днями (если это вдруг будет необходимо) вы можете в комментариях к этому посту или же договорившись об обмене днями с другим участником по u-mail и уведомив организаторов об изменениях.
3 июня — Muldi и [L]Мадам Помпадур[/L] (Нга), саммари №3 (Северус Снейп/Гарри Поттер, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер)
6 июня — ~sihaya~ и +MYP3UK+, саммари №9 (Том Марволо Риддл(Лорд Волдеморт)/Гермиона Грейнджер)
10 июня — Kitenokk и Ayliten, саммари №4 (Гарри Поттер/Драко Малфой)
12 июня — КП, Илэра и Crazyberry, саммари №14 (Северус Снейп, Невилл Лонгботтом/Ханна Эббот, много канонных персонажей)
15 июня — nordlys и sassynails , саммари №15 (Геллерт Гриндевальд/Альбус Дамблдор, остальные участвуют, упоминаются)
18 июня — Godric и Рыжий Самурай, саммари №16 (Симус Финниган, Дин Томас, Фред и Джордж Уизли, Минерва МакГонагалл, Альбус Дамблдор, Годрик Гриффиндор, Рон Уизли и другие)
21 июня — поросенок М и Эиринн, саммари №1 (Северус Снейп/Гарри Поттер)
24 июня — philipp_a и sassynails, саммари №7 (Лаванда Браун, Рон Уизли, Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, другие персонажи)
27 июня — КП и Fekolka, саммари №13 (Блейз Забини/Драко Малфой, Маркус Флинт/Кэти Белл, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Адриан Пьюси, Панси Паркинсон, Миллисент Буллстроуд, Гарри Поттер)
3 июля — ~sihaya~ и Skarlessa, саммари №17 (Том Риддл/Гарри Поттер, Волдеморт/Гарри Поттер)
6 июля — Jell и ~Ан~. саммари №11 (Сириус Блэк/Люциус Малфой)
9 июля — Тайсин и Eltendo, саммари №12 (Северус Снейп, Гарри Поттер)
Работы будут выставляться в назначенный срок либо организаторами с указанием авторства, либо командами самостоятельно. Иллюстрации выкладываются одновременно с текстом.
Все ваши вопросы, пожалуйста, задавайте или в комментарии к этой записи, или на u-mail челленджа.
@темы: ББ-2017, расписание, организационное
Напоминаем вам, что 20 мая — крайний срок сдачи полных черновиков!
Присылать ваши работы нужно на адрес: [email protected]
Если вы по каким-то причинам не успеваете, пишите на умыл, обсудим и что-нибудь придумаем.
Те команды, которые не пришлют до 20 мая включительно черновик и не уведомят оргов о задержке, будут считаться выбывшими из челленджа на данном этапе.
@темы: ББ-2017, организационное
Напоминаем вам, что 15 апреля — последний день записи команд на ББ-2017!
А также, это последний срок приема черновиков. Те команды, которые не пришлют до 15 апреля включительно черновик и не уведомят оргов о задержке, будут считаться выбывшими из челленджа на данном этапе.
Если вдруг вы что-то не успеваете, но сливаться не планируете — пишите об этом, пожалуйста, на умыл сообщества.
@темы: ББ-2017, организационное
Шапка авторского текста
Шапка переводного текста
@темы: шапки работ, ББ-2017, организационное
Распределение саммари наконец-то завершено, и ниже можно увидеть окончательный список команд. Связаться друг с другом авторы/переводчики и иллюстраторы могут по координатам, оставленным в постах приема заявок.
При желании любые иллюстраторы могут присоединиться к любой уже сформированной команде для дополнительного иллюстрирования. Для этого нужно договориться с автором/переводчиком и основным иллюстратором, после чего сообщить об изменении в составе команды организаторам.
Напоминание — сроки проведения челленджа.
читать дальше
К 15 апреля все авторы/переводчики должны прислать на e-mail челленджа: [email protected] черновики, минимум 5 000 слов. Черновик текста не обязательно писать с начала, он может состоять и из отдельных разрозненных сцен. Команды, не приславшие черновики и не уведомившие организаторов о задержке, на этом этапе будут считаться выбывшими.
К 20 мая авторы/переводчики должны прислать на e-mail челленджа: [email protected] итоговые черновики своих работ (полный текст, не менее 15 тыс. слов), нуждающиеся только в вычитке и доработке.
22 мая будет вывешено расписание выкладок.
К 31 мая должны быть готовы все тексты и иллюстрации к ним. И тексты, и иллюстрации также должны быть присланы на e-mail челленджа: [email protected].
Иллюстрации присылаются либо файлами, либо ссылками на хостинг, на который они залиты.
Выкладка работ начнется 3 июня и будет проходить в этом сообществе в соответствии с расписанием.
Раньше присылать тексты и иллюстрации можно!
Набор команд и дозаявки.
читать дальшеДо 15 апреля можно подавать заявки на участие от команд вот в этой теме. Команды, записавшиеся в этот срок, должны, как и все остальные, предоставить к 15 апреля черновик объемом не меньше 5000 слов.
После 15 апреля команды могут подавать дозаявки на участие в челлендже вплоть до 22 мая включительно, если готовы и текст, и иллюстрации к нему.
Дозаявки подаются на u-mail челленджа.
Форма дозаявки:
Список сформированных команд — 17 саммариСписок сформированных команд — 16 саммари
Саммари 1
Автор: поросенок М
Иллюстратор: Эиринн
Пейринги/Персонажи: снарри
Категория: слэш
Саммари: Кусок души жив в крестраже, пока живо его вместилище, но нигде не сказано, что это не работает в обратную сторону. После победы тело Гарри, содержавшее в себе крестраж, начинает разрушаться. Специально созданный для решения этой проблемы отдел в госпитале имени Св. Мунго берется сделать новое тело для победителя. Магия, технология, опробованная ещё на искусственном глазе Грюма, и зелья позволят сконструировать тело с сенсорным восприятием, полностью подчиняющееся разуму носящего его волшебника. Варить зелье, позволяющее соединить нервные окончания искусственного тела с мозгом Поттера, будет Северус Снейп.
Примечания: романс, херт/комфорт. Автор будет чесать свои дикие кинки; текст с технофилией, любовью к стимпанку и киборгам, от Поттера останется только голова и верхняя часть груди – там, где сердце.
Саммари 2
Автор: nenorma, stay_nameless
Иллюстратор: Чари
Пейринги/Персонажи: Невилл Лонгботтом
Категория: джен; слеш/гет/фем фоном
Саммари: убрано по просьбе авторов
Саммари 3
Переводчик: Muldi
Иллюстратор: Мадам Помпадур (Нга)
Пейринг/Персонажи: СС/ГП, РУ/ГГ
Категория: слэш
Жанр: приключения, юмор, романс
Рейтинг: NC-17
Саммари: Дамблдор что-то задумал, и смерть — слишком незначительное препятствие, чтобы ему помешать; Гермиона остается все той же всезнайкой, однако, повзрослев, уже не настаивает на том, что ей известно все на свете; шахматные способности Рона далеко не случайность; Гарри становится на путь самопознания; а Снейп до сих пор страдает от последствий выполнения приказов. Маленький Народец отнюдь не добрые создания, впрочем как и Снейп, вот только тот никогда и не утверждал обратного. А еще, есть немало преимуществ в том, чтобы быть Дрочером.
Предупреждения: нецензурная лексика
Саммари 4
Автор: Kitenokk
Иллюстратор: Ayliten
Пейринги/Персонажи: Гарри Поттер / Драко Малфой
Категория: слэш
Саммари: Он ходил взад-вперёд по комнате, напевая странную песню, прерывая ею рассказ о своём рабочем дне, а Драко лежал, смотря пустыми глазами в потолок и отмечая про себя, что сегодня, кажется, день девяносто шесть.
Под вдохновением от: Аффинаж - Ягода
Примечания: NC-17 (18+), darkfic, songfic, смерть ОП, сомнительное согласие, насилие, ООС
Саммари 5
Автор: Likoris
Иллюстратор: Eltendo
Пейринги/Персонажи: Гарри Поттер/Драко Малфой, Гарри Поттер/Блейз Забини, Теодор Нотт, Сириус Блэк/Ремус Люпин, Гермиона Грейнджер
Категория: слэш
Саммари: Хогвартс - элитная школа для богатых. Правила в ней устанавливают дети самых влиятельных родителей, и все остальные вынуждены мириться с этим. Что ждет Гарри Поттера, когда он пойдет против влияния признанного лидера?
Примечания: PG-13, ретейлинг дорамы "Hana Yori Dango", немагическое АУ
Саммари 6
Автор: tigryonok_u
Иллюстратор: morgul
Пейринг/Персонажи: Люциус Малфой/Нарцисса Малфой, НМП
Категория: дженовый гет
Жанр: экшн, детектив
Саммари: Люциус Малфой просыпается в незнакомом месте. За окном шумят машины, за стеной ругаются люди, прямо перед ним бормочет новости какой-то маггловский аппарат. Голова раскалывается, в ушах шумит, хорошо, что волшебная палочка под рукой. Легкий пасс и... ничего не происходит. Чувство до боли знакомое, но не потому, что Люциусу уже случалось почувствовать себя магглом. Просто он сам когда-то ловко манипулировал чужой магией. Теперь ему необходимо разыскать бывшего друга и бывшую жену, чтобы вернуть магические способности.
Саммари 7
Автор: philipp_a
Иллюстратор: sassynails
Пейринг/Персонажи: Лаванда Браун, Рон Уизли, Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, другие персонажи
Категория: джен, гет
Саммари: Лаванда Браун, зарегистрированный оборотень и героиня войны, после реабилитации и окончания Хогвартса работает в Аврорате. Её подразделение занимается отслеживанием магических преступлений в мире магглов: от обычного хулиганства до самых тяжких, вроде убийств и применения Непростительных заклятий. Однажды ей поступает сообщение о колдовстве в одном из пабов в пригороде Лондона: Лаванда отправляется туда, не зная, с кем ей предстоит встретиться.
Примечания: ангст, драма, постхогвартс, АУ по отношению к эпилогу.
Саммари 8
Автор: Мэвис
Иллюстратор: анонимный артер
Пейринги/Персонажи: Джеймс Поттер, Ремус Люпин, Сириус Блэк, Гарри Поттер, Альбус Дамблдор и др.
Категория: слэш
Саммари: Джеймс Поттер не погиб на Хеллоуин. Не погиб, но в силу определенных обстоятельств оказался в Азкабане на долгие десять лет. Он выходит из тюрьмы, когда Гарри уже учится на первом курсе. И история начинает развиваться по-другому...
Примечания: NC-17, безумие, смерть персонажей. Главный спойлер - читать дальшесмерть Снейпа
Саммари 9
Автор: ~sihaya~
Иллюстратор: +MYP3UK+
Пейринги/Персонажи: Том Марволо Риддл(Лорд Волдеморт)/Гермиона Грейнджер
Категория: гет
Саммари: Война закончилась. Казалось бы — они победили и можно жить спокойно. Но как можно забыть о потерях? Вот и Гермиона просто не в силах это сдедать. Но даже простая татуировка может принести много зла, особенно, если не знаешь автора эскиза и как правильное переводятся руны.
Примечания: NC-17; учитываются все книги, за исключением эпилога; 8 курс.
Саммари 10
Автор: Jell
Иллюстратор: morgul
Пейринги/Персонажи: Люциус Малфой/Северус Снейп (основной), Джеймс Поттер, Регулус Блэк, Том Риддл, Геллерт Гриндевальд, Альбус Дамблдор и др.
Категория: джен, слэш
Саммари: В этом мире Гриндевальд и Дамблдор не ссорились. Они объединили свои силы, и волшебники захватили большую часть Европы. Диктатура магии кажется абсолютной и непоколебимой, если не считать войн с другими государствами и небольшой группы подпольщиков внутри страны.
Люциус Малфой в частном порядке расследует смерть своего любовника Сириуса Блэка, и в итоге оказывается противопоставлен системе, которой принадлежит.
Примечания: политический триллер, отчасти антиутопия!АУ
Саммари 11
Автор: Jell
Иллюстратор: ~Ан~
Пейринги/Персонажи: Сириус Блэк/Люциус Малфой
Категория: джен, слэш
Саммари: Дорожной-приключенческая несколько фантасмагоричная история про побег из Азкабана.
Примечания: АУ относительно концовки пятой книги (Сириус не падал в Арку), свободный кроссовер с фильмом "Трасса 60" и еще рядом фильмов.
Саммари 12
Автор: Тайсин
Иллюстратор: Eltendo
Пейринги/Персонажи: Северус Снейп, Гарри Поттер
Категория: джен
Саммари: Когда Артур исчезает в Отделе Тайн при подозрительных обстоятельствах, у Кингсли не находится ни одного достойного доверия сотрудника для выяснения, что же именно случилось. Все, что ему известно: Артур упал в Арку Смерти, но почему-то стрелка его не исчезла с часов Молли. И Молли, и Гарри Поттер уверены, это значит, что Артур жив. Кинсли же уверен, что если он не вмешается, то Гарри Поттер полезет в Арку сам. И посылает почти ушедшего на покой Аспида в Отдел Тайн под чужим именем, расследовать убийство Артура Уизли.
А если у него получится заодно разгадать тайну Арки Смерти - тем лучше.
Примечания: АУ, постхог, продолжение "У Фольксхалле поезд не останавливается"
Саммари 13
Автор: КП
Иллюстратор: Fekolka
Пейринги/Персонажи: Блейз Забини/Драко Малфой, Маркус Флинт/Кэти Белл, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Адриан Пьюси, Панси Паркинсон, Миллисент Буллстроуд, Гарри Поттер
Категория: слэш, гет
Саммари: Маркус Флинт работает в Отделе магов особого назначения (сокращённо - ОМОН). Он по-прежнему лидер команды и по-прежнему иногда нарушает правила, впрочем, на его работе иначе нельзя. Но настаёт день, когда его человека начинают подозревать в убийствах...
Примечания: пост-Хог, экшен, детектив, немного юста, слизеринвжопизм, насилие, канонная нелогичность магического мира. Рейтинг колеблется между PG-13 и R, но в любом случае он дженовый.
Саммари 14
Автор: КП
Иллюстратор: Мечтательница Тинхен
Пейринги/Персонажи: Северус Снейп, Невилл Лонгботтом/Ханна Эббот, много канонных персонажей
Категория: джен с упоминанием слжшных и гетных отношений
Саммари: Профессор Лонгботтом никогда не смог бы предположить, что в один прекрасный день станет расследовать преступление. Тем более - вместе с профессором Снейпом, который, согласно официальной версии, на тот момент уже восемь лет как мёртв.
Примечания: пост-Хог, детектив, довольно немало эпизодов, связанных с маггловским миром
Саммари 15
Автор: nordlys
Иллюстратор: sassynails
Пейринги/Персонажи: Геллерт Гриндевальд/Альбус Дамблдор, остальные участвуют, упоминаются.
Категория: слэш, джен
Саммари: Яркий след метеора по имени Геллерт Гриндевальд в судьбе Альбуса Дамблдора. Что вообще там случилось, как они дошли до такой жизни и почему Гриндевальд сдался и не сбежал из тюрьмы, которую сам же и построил?
Примечания: R предварительно, возможно будет выше.
Саммари 16
Автор: Godric, Рыжий Самурай
Иллюстратор: Рыжий Самурай
Пейринги/Персонажи: Симус Финниган, Дин Томас, Фред и Джордж Уизли, Минерва МакГонагалл, Альбус Дамблдор, Годрик Гриффиндор, Рон Уизли и другие
Категория: джен
Саммари: — Если у каждого здания есть характер, то у Хогвартса напрочь отсутствует крыша. Ты безумен, если пытаешься диктовать замку правила, и ты глуп, если подчиняешься его собственным законам. Знаешь, почему? Потому что главное правило этого места в том, что никакие правила не работают.
— Тогда как может работать главное правило, если здесь ничего не работает?
— Вот ты уже и начинаешь врубаться, братец!
Примечания: PG-13; юмор, приключения, ангст, частично AU, частично missing scene; таймлайн 5-7 книг с отсылками к Основателям.
Саммари 17
Ник автора/переводчика: ~sihaya~
Ник иллюстратора: Skarlessa
Пейринги/Персонажи: Том Риддл/Гарри Поттер, Волдеморт/Гарри Поттер
Категория: слэш
Саммари: Волдеморт был побежден, и, наконец, все могли начать жить так, как хотели. Так почему же, спустя всего год, жизнь Гарри разваливается на части? В том ли причина, что с 11 лет Волдеморт был единственной константой в его жизни? Гарри едва ли не каждую ночь снятся кошмары с участием Тома Риддла и Волдеморта. И наступает такой момент, когда Джинни уже больше не может так жить, она уходит от Гарри. В одиночестве Гарри, как ему кажется, просто сходит с ума, теряя нить между реальностью и воображением.
Примечания: ау по отношению к 7 книге - игнорируется эпилог; постхог
@темы: список команд, ББ-2017, организационное