Автор: Kitenokk
Иллюстратор: Ayliten
Бета: salvira
Гамма: Laufeyjar_Sonr
Пейринг/Персонажи: Гарри Поттер/Драко Малфой
Категория: Слэш
Рейтинг: NC-17 (18+)
Жанр: Darkfic, Angst, Songfic
Размер: (~15,1 тыс. слов)
Примечание/Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, Насилие, Изнасилование, Смерть персонажа
Саммари:
...
Ладно, пойду, ты чуть-чуть поспи,
Надеюсь, ты встретишь меня во сне.
Ты скоро привыкнешь уже к цепи и,
Может, привыкнешь ко мне.
© Быдлоцыкл – Ягода (www.youtube.com/watch?v=uSXH2q67iq0)
Иллюстрация: клип
Ссылка на скачивание: fanfics.me
Исходники аудио: Hauscka - Morgen
Исходники видео: "Гарри Поттер и Принц-полукровка", "Гарри Поттер и Дары Смерти", "Великий Гэтсби", "Мученицы", "Коллекционер"
Пролог
О том, что сегодня всё будет по-другому, Драко узнал ещё до пробуждения. Очнувшись в кромешной тьме и слепо шаря руками по привычному матрасу, он с мрачной решимостью осознал — это последний день. Дальше так продолжаться не могло. Сил на сопротивление не осталось, и давно пора было уходить. То, что произошло накануне, лишь доказало, насколько его иллюзорный мир легко разрушим. Драко искренне верил, что там, где заканчивается горизонт, где-то вдали, в совершенно другом мире, он обязательно будет счастлив. Может слишком наивно, особенно учитывая всё, что тут произошло, но почему-то именно сегодня, в чёрт знает какой день, он знал, что всё обязательно закончится. Так или иначе. Согласен ли с ним Поттер, Драко не был уверен, но видит Мерлин, согласие этого сумасшедшего ублюдка не имело никакого значения.
Поттер появился лишь под вечер, после двухдневного отсутствия, которое уже было до отвращения привычным, мрачно бурча себе под нос какой-то отвратительный мотив и заполняя подвал удушливым запахом перегара, то ли не выветрившимся с прошлого раза, то ли уже новым. Хотя два дня от придурка не было слышно ни звука, но Драко, наверное, зря недооценивал уроки предсказаний, именно сегодня, ещё с утра, он знал — Поттер придёт. Отвернув голову, Малфой осматривал свои сцепленные в замок руки и отмечал, что худоба достигла немыслимых пределов. Так странно было думать об этом сейчас, не имея под рукой даже расчёски, но это казалось правильным, слишком паршиво правильным.
Грёбаный Поттер не мучился странными мыслями, не терялся в догадках и выглядел абсолютно убитым. Пошатываясь, он добрел до матраса и, не раздеваясь, завалился рядом с Драко, не касаясь его ни единой частью тела. Это было необычно, непривычно для мира Драко, в котором он жил всё это время, а оттого ему было ещё страшнее. Непривычный, незнакомый Поттер — одно из самых пугающих существ, что Малфой видел в жизни, даже Тёмный Лорд уступил ему первое место на пьедестале. Цепь громко звякнула, стоило ему сдвинуть ноги, отодвигаясь, но Поттер даже не пошевелился, лишь чуть громче засопел в свои уложенные под голову руки.
Только теперь он уже не казался страшным, не сейчас, когда так невинно причмокивал губами во сне или отмахивался от щекочущей нос пряди волос. Драко сам себя порой не понимал, но перед ним был просто мужчина, пьяный и уставший, измазанный в копоти и, кажется, со следами запёкшейся крови в волосах. Ему хотелось стереть эту необычную грязь, убрать от Поттера, очистить его. Он не должен был этого хотеть, не имел права, но, когда тот облизнул пересохшие губы и прошептал что-то неразборчиво во сне, Драко не сдержался и провёл рукой по спутанным волосам. Поттер был больным, чокнутым, и самым паршивым оказалось то, что своим сумасшествием он заразил и его. Покрывая с ног до головы синяками и ссадинами, он будто покрыл его плёнкой безумия.
Поттер снова завозился, потянулся головой за рукой Драко, стоило ему её отодвинуть, и уже громче, хриплым голосом, полным чего-то такого, невероятного, прошептал:
— Прости… Прости, Драко…
Но Малфой его не слышал, уже не слышал, вытирая вспотевшие ладони о потёртые порванные штаны. Сердце билось так быстро, что, наверное, могло бы выскочить из груди, воздуха не хватало. Драко беззвучно глотал кислород, никак не приходя в себя, не осознавая до конца, насколько страшно ему сейчас было. Шанс, призрачный и несбыточный, о котором он мечтал ещё сегодня утром, был слишком близко, на расстоянии руки.
Из кармана поттеровской мантии, грудой сброшенной у чёртового матраса, торчала волшебная палочка.
Глава 1
Солнце светило невыносимо ярко, и Драко в очередной раз прикрыл глаза рукой, уже чувствуя на себе неудовольствие отца от столь непозволительного жеста. Стоять и терпеть приветствия, рукопожатия, лицемерные поздравления просто не было никаких сил. В такую необычайно тёплую весну хотелось аппарировать на побережье и пройтись босыми ногами по песку, чувствуя каждую песчинку кончиками пальцев. Закрыть глаза, пригреваясь под солнечными лучами, и не думать ни о чём, наслаждаясь заслуженным спокойствием. Только в итоге всё равно приходилось стоять в чёрной парадной мантии под палящим солнцем, пожимать руки очередным министерским чиновникам и улыбаться, пока челюсть не заболит, мысленно авадя каждое лицемерно-дружелюбное лицо.
Даже сейчас, уже находясь здесь, Драко не понимал — к чему этот фарс? Из сотен гостей не было никого мало-мальски приятного в общении, а среди знакомых лиц не оказалось даже сокурсников. Люциус действительно приложил колоссальные усилия ради организации этой свадьбы, особенно составляя список гостей, но радости или счастья от такого внимания отца Драко не чувствовал. Никакой сентиментальности или желания обвенчаться в кругу семьи, конечно, не было. Астория была милой и красивой, тихой и незаметной, ровно настолько, чтобы быть достойной фамилии Малфой, а для заключения союза знать друг друга или что-то чувствовать им было совсем не обязательно. Но вот превращения формальной церемонии в это Драко принимать не желал. Не то чтобы его кто-то спрашивал.
Никто не пришёл сюда просто так: половина чиновников ждала от Люциуса денег, часть магов ожидала покровительства, а кого-то просто принудили прийти на службе. В толпе затесались преподаватели Шармбаттона, Дурмстранга и, как ни странно, Хогвартса. Прошедшая полчаса назад мимо него Макгонагалл даже не пыталась скрыть неприязни, от одних только поджатых губ директрисы Малфою поплохело. Безумно хотелось сбежать и спрятаться, туда, где тепло и спокойно, на край света или необитаемый остров. Люциус опять послал предостерегающий взгляд, стоило Драко замечтаться и не сразу ответить на рукопожатие, но гость оказался слишком неожиданным, и неловкое приветствие вышло чересчур долгим. Поттера это, кажется, не смутило, он пробормотал формальные поздравления и быстро скрылся в толпе, избегая оживившихся журналистов. Прошедшие следом остатки героического трио не вызвали в Драко никаких эмоций, все его мысли были слишком далеко. Он понятия не имел, на что отец пошёл, чтобы затащить сюда национального героя, и, несмотря на растерянное лицо Люциуса, Драко был в бешенстве, ненавидя теперь всех и сразу. Почему-то лицемерие Поттера было выдержать особенно трудно. В эту минуту даже аппарация на другой конец мира уже не казалась такой идиотской идеей.
Оставшееся время до церемонии Драко слонялся по залу, бесцельно блуждая между гостями и принимая поднадоевшие поздравления. Невесты не было видно, Поттера, как и его друзей, — тоже, Люциус обрабатывал очередного заместителя министра, и Драко был уверен, что Малфои в очередной раз выпутаются из всей грязи, с достоинством вернувшись в магический мир. Мать обязательно сможет поправиться и закатит ни одну сотню балов, которые никто при всём желании не сможет проигнорировать, даже если она сейчас не могла присутствовать на свадьбе собственного сына. Эти мечты позволяли ему держаться так же непринуждённо, как и всегда, и, наверное, только близко знающий человек смог бы понять, насколько Драко было не по себе. Он свернул в сторону балкона и остановился как вкопанный, едва услышав знакомые голоса.
— Чего ради стоило сюда приходить? — Уизли, как обычно, был совершенно бестактен, не то чтобы Драко ожидал от него чего-то другого. — Если ты, Гарри, всё равно прячешься по углам и балконам?
— Мальчики, может не надо… — Грейнджер, аки посланник мира, пыталась примирить своих друзей, вставая между ними. Глядя на такие автоматические действия и, казалось бы, привычное поведение, Драко на секунду задумался: а действительно ли так здорово быть другом Гарри Поттера? Уйдя в размышления о судьбе и смысле жизни, он почти пропустил момент, когда Поттер предсказуемо психанул.
— А что? Я обязан скакать там как цирковая лошадь? — Поттер был взбешён, этот тон Драко узнал бы из тысячи. Смотреть, как играют желваки на лице Избранного, слишком долгое время было его любимым развлечением. Сместившись чуть дальше от говорящих, Малфой прислушался, стараясь не пропустить ни одного слова, высказанного Поттером своим дружкам.
— Цирковая? — Драко тоже не знал, что это за порода лошадей, но был искренне уверен, что в подобной ситуации никогда бы не переспросил. Всё-таки психоз Поттера был интереснее любой магловской терминологии.
— Забей, Рон, — по лицу рыжего было заметно, что он обиделся. Драко никогда не понимал, как Поттер мог дружить с настолько недалёким и вечно обиженно-злобным человеком. Не то чтобы сам Малфой был терпимее или добрее, но он считал себя объективно симпатичнее, а если характер устраивает, в чем, чёрт возьми, тогда была проблема?
Пытаться объяснить себе, что слежка за Поттером и мысли о мифической дружбе не лучший вариант времяпрепровождения на собственной свадьбе, было бессмысленно. Особенно после того, как Поттер устало привалился к колонне и закурил явно магловские сигареты. Грейнджер скорчила недовольную мину, отойдя ближе к краю балкона, а Уизел так и остался стоять рядом с Поттером, очевидно пытаясь понять ту фразу про лошадь.
— И всё равно, я не понимаю, зачем мы сюда припёрлись, — не то чтобы Драко звал сюда хоть кого-то из них. Было не обидно, скорее даже наоборот — агрессия и злобность Уизли разительно отличались от той лицемерной доброжелательности в зале, давая Малфою передышку. — Нас ведь даже не пригласили!
— Захотел и пришёл, никто не заставлял тебя идти со мной, Рон, — рыжий так и застыл с открытым ртом, глупо хлопая глазами. Драко даже позволил себе тихонько фыркнуть, пока смысл фразы не привёл его в схожее состояние.
— Но, Гарри…
Что там хотела сказать Грейнджер, Драко уже не слушал. Он тихонько выскользнул из своего убежища и, даже не скрывая радостной улыбки, двинулся обратно в зал. Поттер пришёл сам! Эта мысль будоражила сознание и давала Драко надежду чёрт знает на что, но она была настолько сильна, что не давала ему отвлечься от мыслей об этом даже на минуту. Они могли подружиться. Ну или хотя бы поладить, раз уж Поттер сам пошёл на примирение, а по-другому Драко отказывался думать. Стоило хоть на секунду предположить, что война всё поставила на свои места, и он сдался. Прекратил убеждать себя, что мнение Поттера, его пренебрежение или помощь не имели никакого смысла. Сказать «спасибо» за спасение хотелось нестерпимо, а ещё больше просто поговорить. До начала венчания Драко так и не смог убедить себя не обращать на него внимания и раз за разом искал лохматую макушку в толпе, очевидно будоража гостей и раздражая отца.
Тянуть время не имело смысла, но стоило часам пробить четыре, как Драко невольно замедлил шаг и оглянулся, в очередной раз просматривая зал. Пожилой церемониальный служащий стоял в освещённой солнцем арке из белых лилий и нескольких роз, перебирая бумаги и накладывая какие-то чары. Нарцисса лично приложила руку к её созданию, и, наверное, поэтому арка казалась Драко единственным настоящим, что было во всей этой церемонии. Астория стояла рядом с мужчиной, скромно потупив взгляд и нервно комкая светлую мантию. Её русые волосы переливались под солнечным светом, делая невесту похожей на вейлу, какими Драко их запомнил на чемпионате. Не замечая никого вокруг, смотря на арку и девушку, которая в будущем станет его главной поддержкой и опорой, он понемногу забывал обо всём. Больше не было страха или неловкости, да, они практически незнакомы, но она, стоя там под солнечными лучами, боясь поднять глаза и осознавая, насколько презирают её люди вокруг, не отказалась от него. Драко был необъяснимо горд силой её воли. Поднимаясь по ступеням и беря руку Астории в свою, он улыбался абсолютно искренней улыбкой, которая не померкла бы и под сотней по-настоящему ненавидящих взглядов. Хотелось быть сильным и взрослым, даже если это было не так, хотя бы ради тех, кто был ему действительно дорог. Нарцисса была бы счастлива. И безрассудный героизм Поттера с его всеобъемлющей любовью к близким, не имел совершенно никакого значения.
Астория смотрела на родителей, они в ответ улыбались ей, подбадривая, или так хотелось думать Драко, потому что девушка за вечер не вымолвила и пары слов. Она, как и нужно по традиции, сидела рядом за столом и принимала поздравления с подарками, смущённо улыбаясь, ни одним своим жестом или словом не давая понять, что происходящее хоть сколько-нибудь её пугает или нервирует. Но Малфой всё равно чувствовал себя отвратительно, сколько бы подбадривающих улыбок не получал от окружающих. Наоборот, каждая понимающая гримаса, каждый насмешливый взгляд толкали его к тем самым мыслям об очень далёкой аппарации.
Первый совместный танец лишь подкрепил мысли, что новоиспечённая жена, очевидно, его боится. Страх или осторожность окружающих всегда нравились Драко. Кребб и Гойл выполняли функцию устрашающих объектов выше всяких похвал, а там, где их внушающих габаритов не хватало, Малфой всегда мог опустить оппонента словами или, в крайнем случае, наслать пару тройку заклятий. Подобное поведение давало ему чувство превосходства, и даже построенная на таких способах дружба никогда не вызывала отторжения. Наоборот, такие знакомые до сих пор относились к Драко с уважением, несмотря на все ошибки его семьи.
Только вот строить отношения в семье на принципе запугивания казалось отвратительным. Война давно всё поставила на свои места, показав всё отчаяние и бесполезность взаимовыгодных союзов перед лицом смерти. Иллюзии и маски слетали с лиц, и именно тогда Драко видел всю бессмысленность и бесполезность этого пути. Лорду не помогли угрозы и публичные карания, а отца не защитили бесконечные лицемерные должники. Он бы смог смириться с союзом по договорённости, ведь на тех немногих встречах Астория была весела и открыта, но ощущая под своими руками дрожащее тело девушки, ничего, кроме отвращения к себе и желания выбраться отсюда как можно скорее, Драко не испытывал.
С последними аккордами музыки он быстро извинился, подведя Асторию к их местам, и начал продвигать сквозь толпу к выходу из залы. Даже если кому-то показалось странным поведение жениха — никто не сказал ни слова, и Драко беспрепятственно добрался до открытой веранды. Вдыхая полной грудью ещё совсем холодный воздух, он первый раз в жизни пожалел, что так и не попробовал курить, пока учился в Хогвартсе. Блейз всегда говорил, что именно сигареты помогали ему переживать поездки домой. Излишняя откровенность, на взгляд Драко, но, возможно, именно этот глупый способ дал бы ему сил продержаться до конца…
— Сбегаешь? — Люциус появился из-за спины, заставив Драко невольно подпрыгнуть на месте, сжимая палочку в руке.
— Глупости, отец, — чуть расслабившись, он снова откинулся на колонну, прикрывая глаза и позволяя ветру растрепать идеально уложенную причёску. Спорить с отцом не хотелось абсолютно, но возвращение обратно сейчас грозило перерасти в полномасштабную истерику. Драко был нужен простой перерыв. — Вышел подышать воздухом. В зале стало слишком душно от всех этих… людей.
— Воздержись от подобных комментариев, Драко, — Люциус встал практически вплотную, обдавая сына запахом терпкого парфюма, — тебе ли не знать, что даже у стен есть уши.
— Они разве не заметят наше общее отсутствие? — ветер продувал парадную мантию, но Драко упорно стоял на месте, наслаждаясь этим протрезвляющим холодом.
— Я вышел всего на минуту, и скоро уйду обратно. Тебе бы тоже не помешало вернуться, сын. Твоя жена, очевидно, скучает.
— Не думаю, отец, что она успела соскучиться за несколько минут, — Драко не хотел продолжать этот разговор, понятия не имея, что отец мог бы сказать. Они никогда не были близки, сколько бы он не пытался подражать ему. Узнав, как выглядят настоящие семьи, хотя бы наблюдая за чёртовыми Уизли, Драко снова и снова разбивался о собственные наивные идеализированные представления, до тех пор, пока Люциус окончательно не обрёл плоть и кровь. Посему задушевных разговоров на крыльце под промозглым ветром не хотелось совершенно.
— Ты забываешь, Драко, что мы с твоей матерью тоже поженились по договорённости, — Драко уже хотел возразить, сказать, что у них всё было не так, но вовремя прикусил язык, с ещё большей чёткостью понимая, что да, скорее всего, у них именно так всё и было. Противное тянущее чувство охватило все его внутренности, вынуждая передёрнуть плечами от внезапно пробирающего до костей холода. — Всё придёт с годами, сын. Даже если того, что ты так сильно хочешь, сейчас нет.
Люциус развернулся на каблуках и, исчезнув в проходе, тихо прикрыл за собой дверь. Драко, поплотнее закутавшись в мантию, спустился по лестнице и направился прямиком к саду. Окна спальни Нарциссы выходили на этот сад, и он постарался быстрее промелькнуть к ближайшему дереву. Не хотелось волновать мать такими странными прогулками, она и так переживала во время подготовки свадьбы, чем довела себя до рецидива. Курс лечения и терапии никак нельзя было прерывать никакими волнениями или торжествами.
О том, что Астория сейчас там одна, Драко отказывался думать. Возможно, его отсутствие лишь скажется ей на пользу, давая девушке возможность успокоиться и смириться с происходящим. Даже ветер, казалось бы, почти стих, помогая ему расслабиться и окунуться в свои мысли и страхи. Драко так глубоко ушёл в себя, что заметил присутствие рядом постороннего лишь после болезненного укола в бок.
Мир пошатнулся, и, если бы сильные руки не удержали, Малфой тут же рухнул бы на землю. Перед глазами всё плыло, зелень деревьев виделась одним огромным пятном, а уши гудели от постороннего шума. Рывок аппарации забрал последние силы, и перед тем, как погрузиться в кромешную тьму, Драко расслышал что-то подозрительно похожее на «мой».
Реальность возвращалась постепенно, кусками. В первый раз Драко почувствовал лишь свои ноги, руки казались ему чем-то отдельным от тела и никак не ощущались в пространстве. Он только хотел пожаловаться, позвать эльфа или родителей, как осознал, что язык тоже казался теперь неподвижным инородным телом. Паника прошибла насквозь, сердце забилось в бешеном ритме, и Драко поглотила темнота.
Во второй раз он очнулся, когда чьи-то руки обтирали его кожу. Пошевелить конечностями вышло с трудом, ноги же, казалось, потяжелели в десятки раз. Незнакомый человек с сильными руками аккуратно вытирал с него что-то подозрительно похожее на блевотину. Отвращение к себе и бесплотные попытки вспомнить, как он попал в такое положение, привели к тому, что сознание отказалось принимать подобную реальность, и Драко утонул в спасительной бездне, даже не пытаясь в моменты пробуждений открыть глаза.
Последующие вспышки бодрствования он помнил с трудом. Картинками проносились в памяти разве что разноцветные пятна, появлявшиеся под закрытыми веками, или ползающие гады на связанных чем-то ногах. Солнце не пробиралось в это место, человек, изредка появляющийся в моменты пробуждений, не говорил ни слова, и Драко кожей, кончиками пальцев и каждым волоском чувствовал исходящую от него угрозу.
В какой-то момент ему отчётливо показалось, что кроме них двоих в помещении есть люди. Они трогали его, раздирали кожу и нашёптывали странные предостережения, от которых его несколько раз выворачивало, до того детально голоса пересказывали ему вероятные исходы. Приходил Лорд, который даже в таком антураже смотрелся дико. Как Драко всё это осознавал, при том, что не помнил, чтобы хоть раз открыл глаза, — загадка, — но паника несколько раз вынуждала его истошно кричать, проклиная и себя, и всех вокруг.
Когда он, наконец, пришёл в более-менее нормальное состояние, шок от осознания абсурдности ситуации, а также от вернувшегося зрения подбавил адреналина в кровь. В ушах ещё шумело, странные шипящие звуки не прекратились, вынуждая Драко лишь бесцельно блуждать взглядом по полутёмному помещению, в попытке разглядеть стены или потолок, будто бы они могли сказать ему хоть что-то кроме вполне очевидных вещей. Самое адекватное, что приходило в голову, — его похитили. Открытие так себе, тем более после безумно странных галлюциногенных дней и цепи, явно не магической, крепившейся к толстенной трубе. У трубы была пугающего вида дырка, скорее всего предназначенная для удовлетворения низменных потребностей. Потолок начинался подозрительно низко, отчего комната казалась приплюснутой и давящей. Сам Драко лежал на отвратительном старом матрасе, толщиной с пару дюймов, издающем престранный аромат. Если бы в Малфое осталось хоть немного еды, она непременно отправилась бы знакомиться с этим невероятным предметом интерьера, но кишки чувствовались где-то на уровне позвоночника, куда они вжались от длительного голода.
Голова кружилась не переставая, и не давала Драко мыслить хоть немного связанно. Разрозненные картинки, всплывающие перед глазами, лишь сбивали, в таком состоянии ему было трудно даже держать глаза открытыми. Наверное, поэтому он заметил странной формы кресло лишь после того, как с него поднялась фигура, приближаясь к месту его саморазложения. Мантия скрывала лицо и волосы, на руках не было никаких опознавательных колец или палочки, лишь мокрая тряпка, которую незнакомец почти нежно положил ему на голову. Ничего не понимая, Драко молчал, пытаясь подобрать хоть какую-то фразу, описывающую весь грёбаный ужас ситуации, но ничего, кроме банального: «Кто вы?», не приходило в голову.
Незнакомец же, казалось бы, не мучился угрызениями совести — поставил что-то относительно похожее на еду рядом с матрасом и, не дождавшись от Драко абсолютно никаких слов или движений, скрылся за малоприметной дверью. Малфой даже в том состоянии, в которое его привели, наверняка, магловские наркотики, мог понять — до двери, пока на его ноге цепь, он никогда не доберётся. Дальше голод взял своё, и пленник за считанные минуты расправился с подачкой, ненавидя себя с каждым куском всё сильнее и сильнее. Когда ближе к концу трапезы глаза стали подозрительно быстро слипаться, Драко обматерил себя мысленно ещё раз. Съесть что-то принесённое неизвестным похитителем было абсолютно идиотской идеей.
Проснулся он в полнейшей темноте, не сразу понимая, что зрение после очередных магловских химикатов восстановилось не полностью. Рядом кто-то подозрительно возился, и Драко, напрягая последние силы, приподнял голову, вглядываясь в темноту. Человек копошился в одном из ящиков, стоящих рядом с дверью, обо что-то постоянно запинаясь и ругаясь сквозь зубы. Потом не выдержал и начал светить перед собой чем-то похожим на Люмос или странного вида свечу. Свет отразился от линз очков, и Драко застыл, понимая, что, черт возьми, эти идиотские круглые очки и неловкие движения выдавали в постороннем Поттера. Конечно, это мог быть любой другой маг, надевающий похожие очки или ругающийся теми же плебейскими фразами, но стоило мысли о Поттере появиться у Драко в голове, она разрослась в катастрофических масштабах.
Перебирая и отсеивая ненужные варианты со странным упорством для практически раскалывающейся пополам головы, он думал, представлял и мечтал о причинах появления в его заточении Героя. Поднимать шум было бы совершенно глупо, кто знает, сколько похитителей было внутри, посему он терпеливо ждал, пока Поттер обернётся и подойдёт хоть немного ближе. Мысленно Драко боролся с собой, пытаясь придумать лучшую фразу, чтобы показать ему всю свою благодарность. Малфой понятия не имел, как Поттер смог его отыскать, почему он и где остальные авроры, но ничто в данную минуту не имело такого большого значения, как маячащий шанс спастись из этого отвратительного пугающего плена.
Поттер завозился, поднимаясь с колен, и развернулся всем корпусом к матрасу, слеповато щурясь, пытаясь разглядеть его в темноте. Драко уже было открыл рот, чтобы шепнуть придурку что-то среднее между «привет» и «пора сваливать», но слова застряли в горле, стоило ему увидеть мантию своего «спасителя». Сейчас, без капюшона, перед ним стоял тот самый незнакомец, приходивший к нему днём. Поттер, видимо, чувствовал себя в безопасности, снимая прикрытие с головы, а может, ему было глубоко плевать и на прикрытие, и на Драко, но тот начал со всей чёткостью понимать — ему, черт возьми, отсюда самому не выбраться.
Наверное, стоило промолчать. Вести себя как настоящий слизеринец и в опасной ситуации не высовывать носа, но Драко всегда знал, что был каким-то неправильным слизеринцем. Слишком эмоциональным, слишком вспыльчивым, зацикленным… Так что, стоило Поттеру приблизиться на расстояние вытянутой руки, как рот Драко, не слушая никакие разумные доводы, вылил на придурка потоки грязи:
— Ты возомнил себя Лордом, Потти? Считаешь, что можешь похищать людей средь бела дня? — Драко глотал губами воздух, понимая, что ему действительно надо бы прекратить. — А что думает на это твоя грязнокровная подружка, Поттер? Знает, насколько ты, мать твою, свихнулся?!
От удара по лицу в глазах потемнело. Драко понимал, что бесить человека, похитившего тебя с собственной свадьбы, было просто абсолютно идиотским решением. Но даже сейчас, чувствуя, как тёплая кровь начала стекать из губы к шее, он всё так же яростно сжимал кулаки и жалел, что не успел высказать всего, что в нём за эти дни накопилось. Поттер приложил неслабо, видимо подкрепив удар собственной магией, ибо по-другому Драко не представлял, как можно отбросить человека прямиком в стену.
— Лучше тебе заткнуться, Малфой, — Поттер шипел почти как чёртова Нагини, сжимая и разжимая кулаки, злобно зыркая на ни в чем неповинный матрас. Драко только открыл рот, окончательно потеряв от удара самосохранение, как Поттер вскинул на него совершенно больные глаза, пусть и едва различимые в темноте, но полные такого, чего он никогда ни у кого не видел.
— Тебе правда лучше заткнуться, Малфой…
Он ушёл во тьму так же резко, как и появился, оставляя Драко на полу с адской головной болью и горькими от обиды слезами.
Глава 2
Невозможно было понять, утро сейчас или ночь, да и Драко уже не пытался. Время делилось на сон, приход Поттера или появление еды с невидимым домовиком и на очередной сон. Он пытался не есть, пытался кричать, даже искренне надеялся на какой-нибудь небольшой магический всплеск, способный если не разрушить тут всё к чёртовой матери, то хотя бы привлечь внимание соседей Поттера. Разумеется, зря, но пока была жива надежда, были силы хоть за что-то бороться.
Попытки прожить без еды и воды обычно заканчивались печально. Драко рвало желчью, крутило руки и ноги, и если бы он не попробовал на себе Круциатус Лорда в своё время, то решил бы, что это именно он. Хорошего было мало, даже если боль и не была такой же невыносимо сильной, она всё равно вынуждала, через отвращение к себе, есть подачки и проваливаться в забытьё.
Голова была пустой, мысли практически не задерживались из-за постоянной боли и химического сна. Всё время, что удавалось пробыть в сознании, Драко пытался всеми силами разработать хоть какой-то спасительный план, но стоило ему провалиться в очередной сон, как всё забывалось.
А ещё были галлюцинации, страшные и каждый раз до отвращения неповторимые. К нему заходил отец, подхватывая полы мантии, чтобы не дай Мерлин не коснуться чего-то в комнате или самого Драко, превратившегося за это время в вонючую корчащуюся массу. Лорд был наиболее частым гостем, направляя свою грёбаную палочку ему в лицо и вынуждая его ползать от ярких вспышек по комнате, насколько хватало длины чёртовой цепи. Даже если он понимал, осознавал, что всё это неправда, посетители не переставали быть настолько до ужаса реальными.
Драко видел срывающийся потолок, летящий прямиком ему в лицо и раскалывающий его дурную голову на сотни кровавых кусков. Он смотрел на это со стороны, был этими кусками, был стенами и полом вокруг своего корчащегося тела. Малфой не знал насколько сильно он орал в такие моменты, приходил ли к нему настоящий Поттер, всё так же нежно вытирая ему лицо или тело.
А вот галлюциногенный герой наведывался часто. Он смотрел на Драко не мигая, садясь где-то на достаточном расстоянии и брезгливо кривя свою ублюдочную рожу в отвращении. Наверное, только это помогало отличить бред от настоящего грёбаного Поттера, который, Драко был уверен, никогда не смог бы так себя вести. А потом бредовый Поттер вставал и пинал его по лицу, разбивал нос и губы своими грязными ботинками или в совсем адские минуты просто резал его маленьким, безумно острым ножом на бесконечные, по-настоящему бесконечные полоски. В такие моменты Драко уже рыдал, тихонько завывал и молил кого бы то ни было, чтобы этот ад поскорее закончился.
Поэтому в мгновения просветления, пока он держался между страшной реальностью и темнотой снов, он придумывал тысячи планов побега, каждый из которых казался одновременно гениальным и абсолютно невозможным. Это помогало хоть как-то держаться, не сойти окончательно с ума. Но если быть совсем честным, а в данной ситуации врать самому себе было явно глупым занятием, Драко осознавал — ему просто не сбежать. Подвал, когда его подсвечивало несколько поттеровских Люмосов, представлял собой маленькую комнатку, размером, наверное, с кладовую в мэноре. Низкие стены, страшный обшарпанный потолок, отсутствие окон, труба и сточная дыра. По дальней стене деревянные полки, несколько полупустых коробок с каким-то хламом и дверь, сделанная из какого-то неизвестного Драко металла дверь, запираемая снаружи на десятки замков и имеющая изнутри не менее сложные механизмы защиты. Чтобы открыть такую магией пришлось бы приложить колоссальные усилия. На то, чтобы открыть её по-магловски Драко даже не надеялся, один вид чёртовых замков внушал панику и ужас.
Самое обидное в этой двери было то, что Драко, даже если бы он смог её открыть, никогда бы до неё не дотянулся. Паршивая металлическая цепь, крепкая до отвращения, сковывающая его правую ногу и пристёгивающая её к трубе, не давала отползти дальше двух шагов с идиотского матраса. А после первого полёта от геройского кулака, нога ещё и безумно болела при любом движении. Всё это, в сумме, не давало Драко ни малейшей надежды, что он сможет выйти отсюда самостоятельно, и даже такие, казалось бы, простые мысли появлялись в мутной голове с огромным трудом.
Примерно на четвёртый день Драко почувствовал неладное. Если раньше он просыпался практически к «завтраку», то сегодня его что-то разбудило задолго до него, раздирая изнутри адской болью. В голове крутилось только «мне нужно», «срочно», «сейчас», но он никак не мог понять, что же его так сильно волнует, осознавая лишь, что приход грёбаного Поттера мог бы помочь. Способа дать о себе знать не было, как и надежды, что придурок повесил хоть какие-то оповещающие чары — за время пребывания в этом паршивом месте он лишь раз видел того с палочкой.
Вовремя появившийся поднос спас Драко от разбивания головы об любую более-менее жёсткую поверхность. Он набросился на стакан с водой, выпивая её жадными глотками, уже не заботясь о том, чтобы оставить хоть немного на потом. Наступления сна он ждал с глупой надеждой и засыпал в этот раз с улыбкой на губах.
Тоже самое повторилось и во второй, и в третий раз. По непонятной причине Поттер не заходил уже примерно вторые сутки, но Драко перестал это замечать. Весь его мир крутился между спасительным облегчением и адской болью. В итоге, то ли домовик что-то понял, то ли придурок дал новые инструкции, но подносы стали появляться, по ощущениям Драко, чуть чаще, давая ему чувство относительного контроля сложившейся ситуации, пока не произошло то, что он, как маг, просто не мог предположить.
Что-то выдернуло его из очередного безумного галлюциногенного бреда, где по нему ползали пауки с зелёными поттеровскими глазами на огромных волосатых рожах. Он ещё помнил, как орал на них, как отмахивался, а потом что-то резко остановило поток насекомых, возвращая его в реальность и вместе с тем прибавляя очень правдоподобной жуткой боли. Сердце колотилось как бешеное, и он попытался потянуться к стоящему у матраса стакану, краем мысли осознавая, что раз ещё не исчезла посуда, значит, он бредил совсем мало. Но рука, казалось, прошла сквозь него, а может и не притронулась даже. Зрение подводило, снова, глаза, привыкшие к практически полной темноте, перестали различать даже очертания. Тело выгнулось дугой, сердце, казалось, готово было взорваться от своего сумасшедшего ритма, при этом оставляя Драко в сознании, давая прочувствовать снова весь неизвестный ад, творившийся с его телом.
Уже задыхаясь от крови и пены, собравшейся во рту, он заметил, что стало немного легче. Вокруг снова были руки, вытирающие и гладящие, помогающие перевернуться и вливающие в горло вполне реальные зелья. Поттер что-то шептал, смутно похожее на «я так виноват», «ты только мой» и «какой-же я мудак». Драко, мысленно соглашаясь, с последним пунктом точно, совершенно неоригинально провалился в забытьё, отмечая про себя, что, скорее всего, странных бредовых дней больше не будет.
Жизнь, состоящая из сна и бодрствования в замкнутом пространстве и практически полной темноте, — очень отвратительная жизнь. Если в первую неделю, так окрестил Драко своё наркотическое приключение, он не злился — просто было не до того, — то сейчас, когда он практически всё время находился в адекватном состоянии, одиночестве и мраке, злоба, копившаяся всё это время, стала прорываться наружу.
Почему? Какого хрена? За что? Для чего? Но спросить было просто некого. С тех пор, как Малфой проснулся, ощущая себя более-менее адекватным человеком и не засыпая после нескольких глотков воды, прошло уже примерно двое-трое суток. В какой-то момент Драко даже подумал, что придурок сам приносит ему еду, просто аппарируя под мантией-невидимкой, ставя поднос и пропадая обратно. Но понимая, что подобные мысли приходят лишь от отчаяния, он успокоился. Попытался успокоиться. Если бы в грёбаном подвале нашлась хоть одна вещь, которую можно было бы кинуть или сломать, она уже была бы сломана.
А ещё ему было страшно. Жутко страшно. До такой степени, что каждый шорох где-то за стеной будил мгновенно. До того, что стоило ему представить, что он проведёт так ещё месяц, год, десятилетие, — он позорно рыдал. Трусливо трясся, рыдал и вглядывался в темноту, боясь и одновременно надеясь, что грёбаный Поттер наконец придёт.
Когда Драко был уже на грани, Поттер появился, разбудив его неожиданным светом и странным грохотом около двери. Он выглядел уставшим, осунувшимся, по сравнению со встречей на свадьбе, но при этом отвратительно сильным и спокойным. Как можно быть спокойным, держа в подвале против воли человека, Драко не знал. Да и зачем вообще это делать? Из мести? Глупо, да и месть запоздала на несколько месяцев. Поттер вытащил их из тюрьмы, пусть лишь дав показания, которые сыграли решающую роль. Он отстранённо кивал, стоило им случайно пересечься где-то в Косом Переулке. Он пришёл на его, Драко, свадьбу, причём незвано и добровольно. Ради мести?
Даже для слизеринского плана это было слишком странно и сложно. Был ещё один вариант. Очень плохой, о котором Драко боялся думать, но и не думать не мог. Этот вариант не вязался ни с прошлым, ни с настоящим и был настолько невероятным, как и само пребывание Малфоя здесь. Но вместе с тем, этот вариант был до безумия простым. Поттер сошёл с ума. И всё. А если это действительно так, Драко не представлял, что вообще в этом мире сможет ему помочь.
Пока пленник погрузился в свои мысли, меланхолично рассматривая развернувшуюся перед ним бурную деятельность, Поттер успел принести металлическую лестницу, какие-то провода и, кажется, наладить свет. По крайне мере, тот небольшой кружочек света, горящий теперь над полками, не был магическим точно. Но это даже не удивляло, по сравнению с тем, как удивляла реакция Поттера. Он улыбался, явно радуясь своей находчивости, и было повернулся к Драко в ожидании какой-то лишь ему ведомой реакции, но напоролся на полный безразличия взгляд Драко, которому хотелось верить, что тот вышел убедительным. Поттер явно собрался уйти, не добившись ничего в ответ, но не успел, остановленный хриплым возгласом:
— Какого хера я здесь делаю, Поттер? — Драко ждал, с первого дня как очутился в этом странном месте, ещё не зная, кто его похититель, он ждал, когда же ему скажут ответ на этот банальный вопрос. Наверное, даже ответ, что он здесь как будущая жертва для ритуала воскрешения Лорда, был бы лучше этой неизвестности. — Что ты, чёрт тебя дери, молчишь?!
Но Поттер стоял с каменным выражением лица, на котором не осталось ни следа тех эмоций, которые были всего несколько минут назад. Он не прятал глаза, не пытался уйти, не запугивал — просто смотрел прямо в глаза, не отрываясь, будто хотел, чтобы Драко всё понял без слов. Так и не дождавшись ничего в ответ, Драко отвернулся к стене, не желая даже смотреть в сторону недостижимой двери, но Поттер в очередной раз ошарашил, сказав, перед тем как уйти:
— Ты привыкнешь.
И хлопнул дверью, запирая её на замки. Малфой пытался успокоиться, сжимая кулаки, царапая прогнившее дерево на полу ногтями от бессилия, кинув появившийся в очередной раз поднос прямиком в стену, отказываясь верить, что это возможно.
Первые послевоенные сны Драко помнил плохо. Тогда он, наверное, жил только на успокоительной настойке и утащенном у отца Огневиски, заливаясь на ночь этой безумной смесью и просыпаясь по утрам в отвратительнейшем состоянии, но без любых сновидений. Потом, со временем, смесь перед сном сменилась на зелье сна без сновидений, а когда закончились суды, то Драко и вовсе прекратил пытать организм. Кошмары иногда приходили, как и всем, с ползущими по телу пауками, жуткими магловскими клоунами или отцом, бегущим за ним и размахивающим тростью. По утрам Малфой лишь удивлялся причудам своего подсознания, переводя дыхание.
Лорд во сны тоже приходил. Редко, но до безумия пугающе. Нагини ползала вокруг, свиваясь в кольцо и покрывая ноги и руки Драко своим телом, а Волдеморт жутко улыбался, посылая в жертву нескончаемые Круциатусы. В такие ночи Драко просыпался с криком, в холодном поту и долго потом бродил по пустому мэнору, убеждая себя, что здесь кроме их семьи и эльфов больше никого нет.
Так что, когда Драко увидел самого себя, пугающе реалистично рыдающего в запотевшем туалетном зеркале, он почти не удивился. Просто смотрел, вспоминая этот момент, думая, насколько же тогда он был глуп и наивен. Ещё было немного стыдно, оттого что минуту спустя грёбаный шестикурсник Поттер должен был ворваться и увидеть то, что видеть не должен был никто. Драко из зеркала размазывал слёзы обеими руками, вытирал по-плебейски лицо, отплёвывался от стекающей с мокрых волос воды и рыдал, рыдал, казалось бы, бесконечно. Малфою это поднадоело и, сам не понимая как, он уже ходил мимо кабинок, всё ещё видя того себя в отражении. Когда к зеркальному Драко присоединился Поттер, началась потасовка, летали заклятия, он всё ещё оставался в одиночестве, в тишине и тихом плеске стекающей с потолка воды.
Это было более пугающе, чем заклинание, брошенное идиотом Поттером в его трусливую зеркальную копию, даже наоборот, стоя в сгущающейся темноте и смотря на собственную почти смерть, Драко искренне ему завидовал. Завидовал этому простому кровавому избавлению от всех его страданий. И когда взрослый Поттер в тёмной мантии вошёл в туалет, хлюпая плачевно знакомыми берцами по воде, Драко просто смотрел ему прямо в глаза, не мигая, и искренне улыбнулся, падая замертво в расцветающие алым лужи.
Со светом стало немного лучше, Драко смог увидеть всю убогость его нового жилища и теперь беззастенчиво пялился на Поттера, когда тот соизволял самостоятельно принести ему еду. Ещё через два дня он расщедрился на тряпку с водой, и Малфой с остервенением стирал, казалось бы, въевшуюся под внутрь него грязь, до крови сдирая её вместе с кожей.
Дни тянулись монотонно, ничем друг от друга не отличаясь. Драко думал, всё время думал, мечтал о лучшем будущем или придумывал сотни вариантов смерти Поттера. Иногда он пытался вообразить побег, такой, каким его описывают в тех немногих романах, которые он читал в школе. Там пленник всегда умён и обаятелен, очаровывает или обводит вокруг пальца своего стража и сбегает, счастливо сверкая голыми пятками. Драко знал, что это глупо, банально глупо верить в счастливую случайность, когда вся твоя жизнь состоит из череды неслучайных фатальных ошибок. Но, может, руки сами тянулись, ноги придвигались, а глаза открывались, стоило Поттеру в очередной раз принести осточертелый поднос с едой. Просто в какой-то раз Драко взял и спросил у того самую простую вещь, пришедшую в его голову: «Как там сейчас погода?»
Поттер стоял, разинув рот и глупо хлопая глазами, за стёклами своих отвратительных, не меняющихся очков, и Малфой уже был готов к тому, что тот просто развернётся и уйдёт, но придурок был как обычно непредсказуем и спокойно ответил такое же банальное: «Дождь идёт, Малфой». С тех пор каждое его присутствие в подвале сопровождалось несколькими фразами про погоду, настроение или квиддич. Драко не знал точно, зачем он это делает, почему пристаёт с идиотскими вопросами к тому, кто может сделать сейчас с ним что угодно и лишь по какой-то неизвестной причине ничего не делает. Но всё равно раз за разом он спрашивал, говорил, стараясь, однако, не перегибать палку, потому что одна лишь мысль, что он может улыбнуться Поттеру, сидя на грязном отвратительном матрасе, вызывала жуткую тошноту.
Неизвестно, сколько бы длилось ещё это странно-цивилизованное общение, но в один из всё таких же одинаковых дней-ночей после привычных малоинтересных фраз, Поттер, еле заметно шатаясь, двинулся к Драко, по пути взяв какую-то потрёпанную коробку, и сел на неё около его матраса. Он выглядел даже для самого себя необычно, глаза как-то странно поблёскивали, когда он, вперившись, смотрел на Малфоя. Где он пропадал почти три дня, Драко не спрашивал - этого ещё не хватало, хотя, когда отчаяние или боль притуплялись, ему становилось безумно интересно, какого ж, чёрт возьми, хрена здесь творится.
— Расскажи про Хогвартс, Драко.
Войдя в ступор от такого фамильярного обращения, Малфой, всё равно старясь не растеряться, принялся, активно жестикулируя, рассказывать насколько порой бывали тупы Кребб и Гойл, как приставуча Паркинсон или завистлив Забини. Поттер слушал это молча, лишь пересев в процессе на край матраса, Драко невольно скривился от того, как чистая аврорская мантия мгновенно запачкалась в грязи его ночлега. В конце, когда он уже не мог сдерживать улыбку, Драко заметил, что Поттер сидел подозрительно близко, слушал рассеянно, погруженный в какие-то свои мысли, судя по выражению его лица далеко не счастливые, и в заключении выдал, не смотря на Драко:
— Ты, видимо, был там счастлив, — вгоняя в задумчивость и самого Малфоя, который никогда не анализировал свои годы в школе, считая их переходным периодом на пути к счастливой самостоятельной жизни. — Похоже, это место тоже заменило тебе дом.
Драко вскочил, каким-то местом чувствуя, что сейчас самый лучший момент, и приложил хорошенько героя головой об пол. Тот, не ожидавший то ли атаки в целом, то ли такой силы от недавно подыхающего Малфоя, смотрел расфокусированным взглядом сквозь Драко, пытаясь отбиться, но достаточно вяло.
— Хочешь послушать про моё детство, Потти? — Драко говорил с придыханием, одновременно борясь с ужасающим страхом, который в нём поселил грёбаный Поттер, и, думая, пытаясь думать, с какой целью он вообще это начал. — Ну, сейчас я тебе всё расскажу! Моё детство было счастливым, Поттер, удивлён? — он прижимал слабо трепыхающуюся жертву к полу одной рукой, а другой пытался отыскать, действуя на каких-то инстинктах, волшебную палочку.
— Представляешь, Потти, родители Упивающиеся не пытали меня в подвалах заклинаниями! О, ты не поверишь, они даже любили меня! Какая неожиданность, да? — запал постепенно угасал, и вся тщетность ситуации доходила до него постепенно, но очень чётко: палочки просто не было. И когда он произносил последнюю фразу, с паническим отчаянием вместо злобного превосходства, он понимал, что, наверное, опять же, есть вещи, которые произносить нельзя. — В отличие от твоих маглов, да, Потти? Так стоило ли за них воевать?
В одну секунды Поттер оказался сверху, нанося чёткие и методичные удары по лицу и телу Драко, который даже не пытался его сбросить. Тот что-то говорил, очень похожее на «лицемерный ублюдок», «ты останешься здесь навсегда» и что-то ещё сильно матное, что через шум в ушах Драко уже не разбирал. Даже банальное «но ты же попытался» не приходило в голову, только то, что цепь на ноге явно магловская и соединена неизвестно как, не имея ни одного отверстия под ключ. Замки на двери с цифровыми ключами и странными засовами, да и до самой двери можно добраться разве что вырвав трубу или отрезав к чертям ногу. А предусмотрительный ублюдок Гарри Поттер просто не берёт с собой палочку, не давая пленнику ни шанса на побег.
Драко хотел бы разреветься, как ребёнок, может даже умолял бы урода отпустить его, наплевав на гордость, но организм смилостивился над ним, не давая и дальше чувствовать боль от разбитой челюсти и сломанных рёбер. На краю обморока он услышал что-то подозрительно похожее на «опять», с чем не мог не согласиться, отмечая, перед тем как провалиться в пустоту, что обмороки стали отвратительной привычкой.
Глава 3
Синяки заживали постепенно, Драко принципиально отказывался от зелий, с поразительным упорством появляющихся рядом с его матрасом каждое утро. Как будто предыдущая порция не летела мгновенно в дверь, стоило ей появиться. Это было очень похоже на то, что Поттеру жаль, но тот не показывал свою скотскую задницу и передавал все подачки через скрывающегося домовика о компромиссе не могло быть и речи. О чём вообще думал Поттер Драко не понимал: он слишком разительно отличался от школьного врага, то ли обретя наконец мозги, то ли окончательно сойдя с ума.
Если бы Драко мог, он бы ещё и не ел, но неделя, проведённая в полном одиночестве, пусть и уже не в темноте, предполагала попытки хоть какого-то отвлечения внимания кроме разглядывания трещин на потолке и стенах. Еда помогала отвлечься, на десять минут, а потом он снова погружался в свои мысли, крутя ситуацию под всеми углами и отчаянно пытаясь придумать выход из этого ужаса. Это тоже отвлекало, но совсем ненадолго.
Ещё помогала боль. Сломанные рёбра, мешающие каждому движению, разбитая губа и потрескавшаяся кожа на руках. Синяки. Драко осмотрел их все, которые только можно было разглядеть без зеркал или отражающих поверхностей. Они расцветали как напоминания, болезненные поводы гордиться собой в те немногие моменты, пока он сам же не костерил себя на все лады, обвиняя в бессмысленной глупости. Разговоры с самим собой, к счастью, пока лишь в голове, тоже не внушали радости. Иногда он даже скучал по галлюцинациям, они добавляли в его одинокое существование хоть какие-то краски.
Он мог пытаться быть стойким и сильным, но и это под конец утомило. Одиночество сводило с ума, прокрадываясь во сны и в реальность, пробираясь холодными руками прямо к сердцу, нашёптывая в подсознание «ты останешься здесь навсегда». Драко сопротивлялся, сколько мог, убеждая самого себя, что это просто глупая игра. Затянувшаяся месть, странная забава, геройские развлечения, но скоро на пороге появится мать или отец, или грязнокровка, отчитают Поттера, как в старые времена, и заберут Драко отсюда к чёртовой матери. Туда, где он уже добровольно закроется на все замки и будет вылизывать раны столько, сколько понадобится, отдирая грязь и унижение вместе с отвратительной огрубевшей кожей.
Только дверь так и оставалась закрытой, а тишина невыносимой. Как будто кто-то просто выключил все звуки, наложил огромное заглушающее на все четыре стены и пол. Три шага вправо, пока нога не заболит, три влево, пока хрустнувшие кости не заставят лечь обратно, посередине труба, начало и конец которой уходят далеко за пределы комнаты. Сточная дыра, куда, спустя пару неудачных попыток, Драко всё же приловчился справлять нужду. Изредка появляющийся таз с водой и тряпка, заменяющие душ. Матрас, поднос, мерцающий свет от магловского освещения и тишина, прерывающаяся изредка движением поттеровской мебели, скрипом проезжающих мимо пару раз в сутки машин и криками особенно громких птиц.
На восьмой день тишины Драко признался окончательно. Ему было страшно, так страшно, как не было никогда в жизни. Было уже всё равно, что именно Поттер похитил его, избивал, накачивал всякой отравой, Малфою просто до безумия, до крика нужен был живой человек рядом. Поэтому, когда спустя ещё одни полные кошмаров сутки дверь отворилась, и с подносом зашёл сам герой, Драко даже не пытался сделать вид, что спит. Он смотрел, запоминал каждое движение, раздирал ногтями рану на руке, чтобы чувствовать боль, знать, что это не один из ночных кошмаров.
Они всё ещё были разнообразны, почти так же как галлюцинации вначале. Чаще обычного умирала Нарцисса, в такие ночи Драко кричал отчаянно и настолько громко, насколько был способен. Он смотрел со стороны, всегда за прозрачной стеной, которую сломать был просто не в силах, смотрел, как рушится его привычный любимый мир и умирают единственные люди, которые его искренне любили.
Лорд приходил реже, принося с собой боль или очередные смерти, заставляя Драко снова и снова мучить маглов и отца, наказывая за дрожащие руки или опущенную палочку. В такие ночи он не понимал, воспоминания это или сон — настолько реалистичны были отвратительные указания. Принять своё пришлое было труднее всего, смириться, что то, что ты делал когда-то, почти добровольно, с тобой могли сделать победители, но просто не стали. Милосердие, жалость, отвращение — подсознание подкидывало картинки самых невыносимых моментов из прошлого, — и Драко мечтал лишь поскорее выбрать из этой трясины, загоняя себя тем самым ещё глубже.
А ещё был Поттер, почти такой же, как и здесь, но другой. Мальчишка, кинувший в него непроверенное заклятие, парень, у которого руки были давно в чужой крови, герой, до чувств которого никому не было дела. И маньяк, мучающий его всеми, подсмотренными за время пребывания Лорда в мэноре, способами. Вздрогнув, он поднял на него отчаянный взгляд, надеясь не увидеть там того, кто так сильно боится, замечая лишь наигранно-холодное безразличие.
— Ты не принял зелья, — Поттер, как обычно, был немногословен, поставил поднос у края матраса и отошёл на безопасное расстояние, видимо тоже прекрасно помня последнюю сцену. Сцепил руки за спиной и принялся смотреть, как обычно, без малейшего стеснения или хоть каких-то видимых эмоций.
— Не принял, — а что ещё сказать? Драко так ждал, когда же тот придёт, что просто растерял все заготовленные фразы. С Поттером всегда было так, он просто делал что-то, может не такое ужасное, но всегда непредсказуемо безумное, а Малфою лишь оставалось стоять в стороне, наблюдая за очередным геройским подвигом-приключением. — Не думаешь, что нам стоит поговорить?
— А ты готов спокойно слушать? — и как у него только получалось быть таким непохожим на себя. Вроде тот же человек, который несколько недель назад улыбался Драко с колдографий Пророка, где пытался спрятаться от вездесущих журналистов, прикрываясь неизменным гриффиндорским шарфом. И вот он сидит, смотрит не мигая, ждёт каждый раз неизвестно чего, держит в подвале бывшего школьного врага, и, казалось бы, не испытывает ни малейших мук совести. Драко хотелось верить, что это просто другой человек. Тот же Поттер, но с каждым приходом в подвал всё равно другой. Он не мог описать это чувство даже в голове, но оно не покидало, скребясь внутри, будто на что-то постоянно намекало.
— Готов, — Драко на всё был готов, лишь бы снова не пришлось оставаться здесь в одиночестве. Если цена за возможность в любой момент поорать на Поттера — это сделать вид, что он готов выслушать и понять его странные мысли, — то это ерунда. В подобном Драко поднаторел ещё во время шестого курса, искренне притворяясь, как сильно он желает служить и убивать.
Поттеру хотелось врезать так же сильно, как тогда, а может и сильнее. Расквасить совершенно по-магловски его физиономию в кровь, разбить грёбаные очки, стереть понимающую полуулыбку с его лица, которой там просто не место. Он же, явно не умея считывать эмоции, придвинулся ещё ближе, держа в руке несколько фиалов и странную банку, которой не было в прошлые разы, и протянул руку, явно не считая, что Драко может отказаться.
— Пей, — не просьба, приказ. Наверное, именно так авроры говорят с преступниками, и плевать, что преступник здесь не Драко, да и в его жизни война уже давно закончилась. Огонь в поттеровских глазах горел обжигающе ярко, словно тот был твёрдо убеждён, что делает он всё абсолютно правильно. Это пугало и коробило, сбивало с мыслей, Малфой не мог даже предположить, как тот поведёт себя, и безропотно выпил всё до капли, стараясь не встречаться с ним взглядом.
— Умница, — Поттер практически сел рядом, касаясь его ног своими, и, зачерпнув пальцами субстанцию относительно похожую на лечебную мазь, принялся растирать её по лицу Драко. Того подкинуло в тот же момент, как холодные поттеровские руки коснулись его кожи, но он, пытаясь скрыть дрожь, продолжал сидеть, не двигаясь и смотря прямо перед собой, игнорируя навязчивые попытки заговорить. Малфой просто боялся, что если сейчас откроет рот и скажет хоть слово, то не сдержится, и за одним вылетит тысяча, которая рано или поздно приведёт к новым увечьям. И к одиночеству.
Поттер тоже молчал, сосредоточенно водя пальцами по каждому шраму и синяку на лице, руках и груди Драко. Он определённо о чём-то сосредоточенно думал, видимо забыв о намерении, наконец, поговорить. Но когда он, пощадив Драко, встал и собрался уходить, тот даже не думал его останавливать, лишь перед закрытием двери неловко попросил принести ему книги.
Всю следующую неделю они протянули в натянутом нейтралитете. Драко всеми силами изображал адекватного собеседника, поддерживая начавшиеся до инцидента с воспоминаниями из детства разговоры ни о чём. Поттер всячески способствовал, каким-то шестым чувством понимая, в какие моменты к Драко не стоит лезть с разговорами. Объяснять своё поведение он так же отказывался, увиливая от вопросов или просто уходя за чёртову дверь. Подобное тоже стало некой привычкой: Поттер мог развернуться и уйти в любой момент, когда в его ненормальной голове что-то срабатывало. Просто встать, не говоря ни слова или прерывая этим свой монолог, и уйти, поначалу оставляя Малфоя в шоке, а к концу недели абсолютном равнодушии.
Поводом для терпимого отношения служили ещё и книги. Теперь, найдя хоть какое-то времяпрепровождение, помимо бессмысленного разглядывания стен, Драко стал чуть сдержаннее и спокойнее. Истерики случались, как и отчаянные горькие слёзы, но обычно это было вечерами в темноте. Тогда, после очередного кошмара или с внезапно выключившимся светом, к Драко приходили отчаяние и страх, сдерживаемые днём. Привыкнуть было можно и к обстановке, и к странному Поттеру, держащему себя в рамках относительной нормальности, не приближавшемуся к Малфою без особой необходимости и ничего от него не требующему, но мысли о больной матери, только пришедшем в себя отце или милой испуганной Астории жгли изнутри. Холодными ночами, когда Драко был точно уверен — его никто не слышит, он горько рыдал, вжимаясь в свои же колени и отказываясь, всё равно отказываясь, принимать такую жизнь.
В какой-то из таких одинаковых дней Поттер занёс еду в другом подносе, а может, просто отмыл старый, но, когда он вопреки привычке почти сразу скрылся за дверью, Драко не сдержался и принялся рассматривать себя в импровизированном зеркале. На него смотрел тощий грязный мужчина, чьи кости можно было без труда просмотреть через почти прозрачную кожу. Чёрные подглазины под красными от слёз и полутьмы глазами довершали картину. Драко трогал своё лицо и не узнавал: тот несчастный убитый человек, отражаемый в подносе на фоне сточной дыры, не был Драко Малфоем. Он просто не мог им быть.
И только он собрался отвлечься, доесть, наконец, ужин или попробовать умыться, как чуть сдвинутый поднос показал ему ещё одну часть внешности, про которую он благополучно забыл на фоне остального ужаса. Светлые, когда-то светлые волосы, самая заметная и отличительная черта Малфоев, превратились во что-то мерзкое и страшное, уже не обрамляя лицо, как раньше, а откидываясь назад отвратительным, слипшимся комом. Драко боялся к ним прикоснуться, уже давно жалея, что вообще начал рассматривать себя. Некоторые вещи лучше не знать, особенно когда невозможно их изменить.
Аппетит пропал окончательно, а вскоре где-то в доме Поттер нажал на выключатель, принцип работы которого рассказывал вчера, и Драко улёгся спать, предварительно кинув злополучный поднос в стену, а потом дотянулся до места приземления и кинул повторно. Заснул он только спустя три часа, провозившись на неудобном матрасе и снова, снова и снова трогая грёбаные волосы. В голове кружились мысли, и самой яркой из них было безумное желание, чтобы они отвалились к чёртовой матери.
Поэтому, когда утром Поттер вошёл, тут же остановившись и застыв с открытым ртом, Драко был ничуть не удивлён. Свою порцию ужаса и удивления он получил, когда проснулся и был усыпан клочьями своих когда-то обожаемых волос. Дико перепугавшись и еле дотянувшись до откинутого подноса, он успокоился лишь после того, как увидел ровный светлый ёжик, гарантирующий ему хотя бы не облысение. С тех пор он перекладывал свои «сокровища», делая из них надписи или почти сооружая книззла, пока дверь не отворилась, впуская придурка.
Тот же теперь стоял с непередаваемой физиономией, разглядывая Драко и пол вокруг, то ли ища палочку, нож или любой другой способный обрезать шевелюру предмет, то ли просто пытаясь осознать произошедшее. Драко держался из последних сил, пока Поттер ходил по комнате, пока ставил аккуратно завтрак, пока трогал его ёжик, но стоило идиоту потянуться к недоделанному книззлу и оглушающе на него чихнуть, как он не выдержал и совершенно глупо заржал. В этот момент он почти забыл, где и с кем находится. Почти забылся. Почти.
Продолжение в комментариях...