Автор: asanna
Бета: 19011967
Иллюстрации: Fekolka
Пейринг/Персонажи: НЖП/Гарри Поттер
Категория: джен, гет
Жанр: романс, юмор, драма
Рейтинг: R
Размер: миди
Предупреждение: АУ, ООС
Саммари: Давно отгремела битва, которую в учебниках назовут Последней. Выросли дети и даже внуки тогдашних героев. А Гарри Поттер… Гарри Поттер убил Волдеморта и погиб сам. И все-таки это история о Гарри Поттере и о любви, которая побеждает все. При чем здесь собаки? При том, что нет ничего сильнее и победительнее собачей любви.
От автора: Автор благодарит создателей фильма «Любовь к собакам обязательна» за восхитительное название.
17 776 слов
Шани, Коко Шанель, собаке моего сердца
— со всей моей любовью.
Жаль, что ты этого никогда не прочитаешь.
И Сонечке — самой прекрасной девочке мира.
Надеюсь, ты это все же прочитаешь когда-нибудь!
— со всей моей любовью.
Жаль, что ты этого никогда не прочитаешь.
И Сонечке — самой прекрасной девочке мира.
Надеюсь, ты это все же прочитаешь когда-нибудь!
* * *
— Что тебе подарить на день рождения, солнышко мое? – самым голубиным из возможных голосов проворковал лорд Малфой, усаживая к себе на колени величайшую любовь своей жизни и машинально касаясь губами золотой макушки.
— Ты знаешь! – уверенно ответила Нарцисса.
— Откуда бы? – ненатурально удивился ее собеседник.
— Ты знаешь! – в нежном голосе появились обвинительные нотки.
— Нарси, дорогая…
— Я хочу Гарри Поттера!
Лорд Малфой тяжело вздохнул. Разговор обещал быть непростым.
— Радость моя, но Гарри Поттера давным-давно нет на свете…
— Неправда! – только глухой на оба уха не услышал бы в этом коротком слове подступающих слез.
— Нарси, любимая, мне чрезвычайно жаль, но Гарри Поттер умер во время Последней битвы много лет назад. Ты ведь знаешь, что такое «умер»?
Нарцисса знала. Совсем недавно она вместе с несколькими домовыми эльфами похоронила под кустом бузины в саду ласточку, которая тоже почему-то умерла. Бабушка ей тогда очень понятно объяснила про смерть. Но вот почему-то не сказала, что и Гарри Поттер также умер.
— Солнышко, не плачь! — лорд Малфой был абсолютно безоружен перед женскими слезами. – Я дам тебе все, что ты только захочешь! – и тут же поспешно добавил: — Кроме Гарри Поттера.
Нарцисса задумалась. Было совершенно очевидно, что настало время переходить в наступление:
— Тогда собаку.
Лорд Малфой зажмурился – всего на мгновение. И, собрав всю силу воли в кулак, решительно уронил:
— Нет.
— Дедуля!!! – буквально взвыла потрясенная подобным коварством Нарцисса. – Ты же обещал!!!
— Сердце мое! Все, что хочешь! Но на собак у твоего отца жутчайшая аллергия. Он будет чихать и ныть круглые сутки. Мы не переживем!
Нарцисса вздохнула. Когда тебе стукнуло шесть лет, приходится вести себя как взрослый, ответственный человек, а не как глупый, капризный ребенок. Она выпрямила спину, расправила плечи, тряхнула спутанной золотистой гривой и царственным тоном изрекла:
— Тогда метлу.
Драко Малфой вздохнул с облегчением.
* * *
Откровенно говоря, Драко Малфой прекрасно понимал, что ему сказочно повезло в жизни: блестящая спортивная карьера (десять лет после окончания школы он был ловцом в британской сборной по квиддичу); потрясающая жена (при том, что браки по любви до сих пор считались среди магической аристократии невероятно редким явлением, а он со своей второй половинкой жил душа в душу вот уже не один десяток лет); чудесный сын, истинный наследник рода Малфоев — эрудит, аристократ, специалист по магическим информационным технологиям (не важно, что аллергик и зануда); и, конечно, она – звезда из созвездия Дракона, королева его сердца, услада его очей – Нарцисса Малфой, названная так в честь покойной прабабки — внучка, чудо и совершенство. И ничего этого у него бы не было, если бы Гарри Поттер не погиб тогда, в мае девяносто восьмого, во время Последней битвы, унеся с собой за окоём остатки души Темного Лорда.
Драко Малфой не очень-то любил Героя при жизни. Но после смерти он успел его возненавидеть. За памятники и мемориальные доски на каждом углу. За портрет в парадной мантии, висевший в главном зале Хогвартса и доброжелательно отвечавший на вопросы любопытных приставал первые десять лет после победы. (Именно из-за этого чертова портрета Драко по мере сил старался игнорировать встречи выпускников, на которые его как звезду квиддича с неизменной настойчивостью приглашала директор МакГонагалл. С годами, правда, и приставал стало меньше, и портрет подустал.) За раздел в школьных учебниках, посвященный биографии Героя, где несколько весьма нелицеприятных строк касались некоего Драко Малфоя — негодяя, завистника и труса. За тонны книг в ярких обложках. За грусть, которая иногда, совершенно без видимой причины, мелькала в прекрасных глазах леди Малфой. Драко не завидовал Гарри Поттеру. Завидовать мертвым – удел глупцов и трусов, а лорд Малфой, определенно, не был ни тем, ни другим. Но Гарри Поттер его раздражал. Именно тем, что давно перестал быть настырным очкариком, какого когда-то знал Драко, и превратился в некий бренд, знак, символ. Все, кроме составителей школьных учебников, уже давно забыли, кто и за что сражался в Последней битве и чем так плох был Волдеморт. Дети все так же, как и много лет назад, спали на уроках профессора Бинса. А Гарри Поттер оставался «живее всех живых», улыбаясь с вкладышей шоколадных лягушек, с витрины магазина «Детская мода» и даже с подарочных коробок для снитчей. Иногда Драко казалось, что если бы Поттеру тогда повезло в очередной раз выжить, он бы возненавидел сам себя. А может, все дело заключалось в том, что мертвый герой никогда не стареет. Лицо его не покрывается паутинкой морщин. В черных прядях не мелькает седина. Он все так же лихо держится на метле. И прожитые годы не отражаются горечью в его улыбке.
А в последние двенадцать лет Драко возненавидел Героя еще и за то, что он, даже мертвый, исхитрился изгадить жизнь Нарциссе Малфой. Потому что именно столько времени для его обожаемой внучки не было никого важнее и любимее Гарри Поттера. Где чудесная пятилетняя малышка исхитрилась подцепить эту заразу, осталось неизвестно широкой публике. (Хотя Драко сильно грешил на бабушку: та, в определенном настроении, могла говорить о Герое часами. Иногда ему хотелось удушить возлюбленную супругу собственными аристократическими руками. Но – Мерлин! – она так мило умела просить прощения!) Дошло до того, что к шестому дню рождения Нарси лорд Малфой почти мечтал, чтобы она, как многие девочки ее возраста, обзавелась каким-нибудь нормальным воображаемым другом. Воображаемым, а не мертвым! Но нет… Стены ее комнаты были увешаны плакатами с Гарри Поттером. На полках стояли книги про Гарри Поттера. В ящике комода хранилась коллекция вкладышей с изображением Гарри Поттера. А первую страницу дневника, который не по годам развитая юная особа завела как раз в возрасте шести лет, украшала надпись: «Здравствуй, дорогой Гарри!» (И да, Драко знал, что совать нос в чужие дневники – дурной тон. И, конечно, это был первый и последний раз, когда он так нагло вмешался в личную жизнь кого-то из своих близких. И, разумеется, эта строчка оказалась единственной, которую он прочитал, прежде чем положить дневник на место. Но все же…) Ему было страшно даже представить, что может таить в себе дневник сейчас, когда Нарциссе исполнилось семнадцать. Весь его жизненный опыт подсказывал, что каждая запись сто первого тома внучкиного дневника по-прежнему начинается с фразы: «Здравствуй, дорогой Гарри!»
И он не ошибся…
* * *
«Здравствуй, дорогой Гарри!
Сегодня мне исполнилось шесть лет. Дедушка подарил мне тетрадку с летающими слониками и метлу. Как бы я хотела полетать вместе с тобой! Но дедушка говорит, что ты умер».
«Здравствуй, дорогой Гарри!
Сегодня мне исполнилось одиннадцать лет, и совсем скоро я поеду в Хогвартс. Надеюсь, Шляпа распределит меня на Гриффиндор. Бабуля считает, что это было бы здорово, а дедушка — что это был бы позор. Ни один Малфой до сих пор не учился на Гриффиндоре. (Хотя папа рассказывал мне по секрету, что ему Шляпа предлагала поступить на Рэйвенкло. Но он выбрал Слизерин.) Бабуля говорит, что в Большом зале висит твой портрет и с ним можно пообщаться. Только мне страшно: вдруг ты не захочешь со мной разговаривать?»
«Здравствуй, дорогой Гарри!
Такая бесконечная глупость – этот мой бесконечный дневник. Такое неправильное, подзатянувшееся детство. Сколько бы я ни звала тебя, сколько бы ни плакала по ночам, ты не придешь. Я ведь не дура, чтобы считать наоборот. Этот мой дневник, по сути, неотправленные письма – тебе. Тебе – туда, откуда не возвращаются. Я порой сама думаю: кого я на самом деле люблю? Реального человека или вымышленного героя? Временами мне кажется, что я знаю тебя лучше всех тех, кто учился и сражался рядом с тобой. (Даже лучше, чем бабуля, хотя ей я об этом ни за что не скажу.) А иногда реальный человек скрывается под стотысячной маской Героя. И я не представляю, как докричаться до тебя. Тебя нет. Я выдумала тебя. Я выдумала свою дурацкую любовь, свои дурацкие слезы, свои дурацкие сны. Я даже понимаю, когда дедушка говорит: «Из-за него ты не видишь живых людей». Я не вижу живых людей – в упор. Я не хочу никаких живых людей. Я хочу чуда. Разве не может волшебница желать чуда? Только не в наше время. Только не в нашем мире.
У мамы есть коронная фраза: «Когда я была в твоем возрасте, за мной бегали то-о-олпы поклонников!» И тут она обыкновенно делает большие-пребольшие глаза, чтобы показать КАКИЕ это были толпы. Охотно верю. За мамулей до сих пор бегают толпы поклонников, невзирая на флегматичное фырканье отца. Мамочка у меня создана для толп поклонников и обожателей: прелестные глаза, очаровательная фигурка, копна не тронутых сединой и волшебством волос. И губы – сердечком. Да-да, представляешь? – сердечком! Она похожа на всех героинь любовных романов – разом. Не то чтобы я читала эту ерунду, ну… ты понимаешь. И возраст здесь совершенно ни при чем: она такой родилась и такой умрет — когда-нибудь, очень нескоро.
А я – совсем не такая. Меня слишком много. Рост – метр восемьдесят. Обувь – сороковой. Мантии – только на заказ. И не потому, что жажду эксклюзива. Магазины вызывают лютую ненависть: «На вас, милочка?.. Ну что вы! Таких размеров у нас нет».
Мозгов – тоже слишком много. Переизбыток. «Главная заучка Гриффиндора» — этот переходящий титул вот уже шесть лет принадлежит мне. Книги, кстати, я люблю значительно больше людей.
А еще я безумно люблю собак.
Представляешь? Встречаю на улице собаку и могучим усилием воли удерживаю себя от того, чтобы не начать бурно с ней общаться. Останавливает лишь уважение к чужому (то есть собачьему) личному пространству.
Я и сама, похоже, собака… Вот сижу и вою. Вернись, хозяин мой! Вернись! Только ты не вернешься…»
* * *
— Что тебе подарить на день рождения, дорогая? – лорд Малфой с любовью смотрел на внучку.
Нарцисса вздохнула. Жизнь не удалась. День рождения не вызывал ничего, кроме омерзения. Годы были беспощадны к Нарциссе Малфой. Сегодня ей стукнуло семнадцать. На горизонте маячила подступающая старость.
— Ты же знаешь, чего я хочу больше всего на свете, дедуля!
— Нарси, солнышко, даже я не могу подарить тебе на день рождения Гарри Поттера! Он умер почти полвека назад!
Нарцисса взглянула на побледневшего деда слегка испуганно:
— Дедуля! Я имела в виду собаку.
Драко выдохнул с явным облегчением. Хотя тема собаки традиционно считалась достаточно болезненной в их семействе, все же щенок – это что-то, за чем можно просто сходить в магазин. В отличие от мертвого Героя. Правда, Малфой все-таки попытался посопротивляться (скорее, по привычке, а не по зову сердца):
— Солнышко! Но ты же помнишь про папину аллергию?..
— Дед! – многозначительно вздернутая бровь. Увидь такое покойный профессор Снейп – обзавидовался бы. – Ты отлично знаешь, что папа через неделю отбывает в Америку читать лекции в Массачусетском магическом. И контракт у него, если память мне не изменяет, заключен ровно на три года. А за три года…
А за три года… Драко вздохнул, машинально пригладил рукой и без того идеально уложенные волосы, задумчиво потеребил кончик носа. Да, за три года ребенок не только закончит Хогвартс, но и влюбится, выйдет замуж, уедет на край света. И проблема с собакой перестанет быть папиной проблемой.
— Хорошо. Сегодня же пойдем в зоомагазин и выберем щенка. Ты уже определилась с породой?
Так визжать, как визжит здоровенная шестнадцатилетняя девица, услышав самую радостную весть в своей жизни, не умеет даже заслуженная баньши всея Ирландии. Какое-то время Драко всерьез полагал, что оглох навсегда. Впрочем, это являлось небольшим преувеличением: через полчаса слух уже почти полностью восстановился, а ликование внучки оставалось все таким же избыточным. Действительно, казалось, что дед только что пообещал ей собственноручно вернуть Героя из царства Мертвых, а не купить какого-то хвостатого и вислоухого уродца.
Драко не любил собак. Он был убежденным кошатником. И кот в Мэноре водился: роскошный высокомерный сфинкс, не имевший шерсти и, соответственно, не вызывавший аллергии. Звали это уродство Аменхотепом. В просторечии — Меня. Меня был породист, нагл и чурался хозяйских ласк во всех их проявлениях. Драко на одну секунду представил судьбоносную встречу Мени и нарциссиного щенка и вздохнул. Щенок был обречен. Если сам лорд Малфой побаивался воинственного Аменхотепа, то чего уж требовать от какого-то собачьего детеныша!
— Одевайся! – велел Драко внучке. – И помни: за собакой придется идти в маггловский Лондон.
Второй радостный вопль был совсем чуть-чуть тише первого.
— И «Макдоналдс», дедушка!
— Мерлин, Нарси! Что за плебейские замашки! В Лондоне полно роскошных ресторанов, если тебе так по вкусу маггловская кухня!
Нарцисса нежно обняла его за шею (ростом она уже давно обогнала невысокого деда) и, твердо глядя в глаза, произнесла:
— Собака и «Макдоналдс», дедуля! И никаких компромиссов.
* * *
Огромный зоомагазин «Четыре ноги» рекомендовал Драко его школьный приятель Грегори Гойл, который искал для своего внука какую-то неповторимо крутую породу домашней крысы. Мода на обыкновенных-необыкновенных маггловских домашних питомцев стремительно набирала обороты в магическом мире. Теперь принято было хвастаться друг перед другом особо породистыми мадагаскарскими тараканами (в живом, а не сушеном, что характерно, виде), игуаной (тоже отнюдь не в виде чучела), или, скажем, енотом кинкажу. Драко, по сути, еще повезло, что интересы его любимой внучки оказались не столь экзотическими.
Собаки располагались прямо напротив входа, чтобы сразу привлечь внимание посетителей. Потому что, с точки зрения обывателей, маленькие щеночки – это что-то невероятно милое и тискательное. Даже если потом они вырастают во что-то большое и страшное. А весь печальный опыт общения Драко с собаками подсказывал, что именно так оно и будет. Даже маленькая коротколапая такса, с умильным выражением на острой мордочке и длинными замшевыми ушами, на которую однажды Малфой засмотрелся во время прогулки по парку, исхитрилась ни за что ни про что вцепиться зубами в его лодыжку просто потому, что та оказалась в пределах досягаемости. Малфоя спасли только быстрота реакции и папенькина пижонская трость. Причем хозяйка злобной твари верещала на весь парк о гнусном насилии над невинным животным и грозилась судебным иском. Пришлось потратить одно «Силенцио» и один «Обливиэйт». А воспоминания о коротколапом монстре еще долго отравляли жизнь сиятельному лорду Малфою.
И вот он – собственными руками! – собирается вручить одно такое чудовище своей любимой внучке. Драко передернуло, и он поплелся следом за Нарси, которая с горящими от восторга глазами неслась по отделу, точно пиратская бригантина при сильном попутном ветре. Щенки были повсюду: поодиночке – в клетках, кучей – в вольерах. В домиках. В корзинках. Спящие. Лающие. Гадящие. Виляющие хвостом. Умильно сопящие своими черными носами. Вывалившие розовые язычки. Что-то грызущие. (Драко понадеялся, что не останки заблудившихся перед закрытием магазина посетителей.) Рыжие комочки чау-чау. Розовые тушки бультерьеров. Серьезные стаффорды. Умильные бульмастифы. Игрушечные болонки… Каждый раз, когда Нарцисса чуть-чуть притормаживала свой стремительный бег, чтобы разглядеть очередного собачьего младенца, сердце Драко тоже практически замирало. Крупные породы внушали ему страх. Мелкие – презрение. Экзотические наводили на мысли о душевном здоровье тех, кто рискует покупать этакое безобразие. Классические навевали скуку. Малфой категорически не желал видеть ЭТО в своем благопристойном доме. Если бы… Если бы не Нарси. Ради нее он поселил бы в Мэноре даже небольшого дракона. Эх… В данный момент дракон казался ему, совершенно очевидно, меньшим злом.
Когда до конца рядов с «живым товаром» оставалось уже всего ничего, и Драко обреченно приготовился заходить на второй круг, Нарцисса внезапно резко остановилась, будто споткнувшись. Перед ней находился вольер, в котором копошились щенки лабрадора. (За те одиннадцать лет, что внучка бредила собакой, Малфой самым доскональным образом изучил не только названия пород, но и их характеристики. Лабрадор был… приемлемым вариантом. Драко боялся крайностей.) Если вы хоть раз в жизни видели щенков лабрадора, то не забудете их никогда. Абсолютно волшебные. Абсолютно плюшевые. Абсолютно гармоничные. Черные, шоколадные, золотые. Все, что вы когда-нибудь мечтали обрести в собаке.
Драко вздохнул. Кажется, участь его домашних тапочек была решена. Теперь он точно знал, кто будет повинен в изничтожении запасов домашней обуви и доведет, наконец, бедных домовых эльфов до инфаркта. И это — вовсе не Гермиона Грейнджер, а одно из вот таких четырехлапых существ. Оставалось добавить конкретики.
Лично лорд Малфой не видел ровно никакой разницы между отдельными представителями данной породы. По его скромному мнению, следовало просто как следует зажмурить глаза и наугад ухватить первого подвернувшегося под руку щенка. Ну… Можно было еще поразбираться с полом будущего питомца…
— Зовем продавца? – спросил он у замершей мраморным изваянием Нарциссы.
Та молча кивнула.
Драко аккуратно бросил Манящие чары в сторону одного из вежливых молодых людей в черных рубашках с серебряным отпечатком собачьей лапы на спине. (Что на тонкий вкус урожденного аристократа выглядело довольно пошло.) И вскоре жизнерадостный продавец с оригинальным именем Джон на бейджике лучезарно улыбался потенциальным покупателям.
— Вы уже определились? Хочу заметить, превосходный выбор!
Драко дернул уголком рта. Он не переваривал пустословия.
— Заверните нам, пожалуйста, одного из… этих. Которого, дорогая?
Нарси решительно ткнула пальцем куда-то в угол за пределами вольера с лабрадорами.
— Вот этого.
Лицо лучезарного Джона побелело и вытянулось буквально на глазах.
— Мисс, это весьма неудачный выбор.
Опешивший от такого развития событий Драко решил самолично выяснить причину разногласий и подошел чуть ближе. В темном углу стояла большая металлическая клетка, а в ней сидел… Ну, по всей видимости, это был щенок. Только очень большой щенок. И, кажется, его тоже можно было бы назвать лабрадором. Толстые мосластые лапы. Тяжелый взгляд. Угрожающе приподнятая в предостерегающем оскале верхняя губа.
«Нет, — подумал Малфой. — НЕТ!»
— Нарси… Солнышко…
— Дед! Я хочу этого.
Драко повернулся к продавцу:
— В чем, собственно, проблема… э-э-э… Джон?
— Сэр… — исконным чутьем всех продавцов в мире Джон совершенно верно определил держателя платиновой банковской карты и теперь изо всех сил старался произвести на Малфоя благоприятное впечатление. – Сэр, этот пес… Он вам не подойдет.
— Почему?
— Бракованный товар, сэр!
— Не смейте говорить гадости о моей собаке! – гневно вмешалась Нарцисса.
— Если вы желаете добра юной мисс, сэр, то вы не станете его покупать. Поверьте мне.
— Такое впечатление, — проронил Драко, пристально разглядывая застывший в своей клетке предмет бурного спора, — что мы собираемся купить как минимум родного сына печально знаменитой собаки Баскервилей.
— Почти, сэр, — неожиданно согласился продавец. – Я бы не удивился, узнав, что они родственники.
— Подробности, Джон.
— Хорошо, сэр. Как пожелаете. Во-первых, ему уже шесть месяцев. Для щенка – это практически подростковый возраст. Его поздно приучать к прогулкам. Он будет плохо привыкать к новому дому. Куча трудностей, сэр.
— Преодолимо! – сквозь зубы процедила Нарцисса, окидывая бедного Джона взглядом, от которого тот слегка вздрогнул.
— Мерзкий характер, сэр — с самого детства. Именно поэтому его никто до сих пор не купил. Воет по ночам. Грызет все, до чего может дотянуться. Кусает любого, кто приблизится на расстояние вытянутой руки. Не желает общаться с другими щенками – вечно сидит в углу с самым угрюмым видом. Два раза покупали – и оба раза возвращали обратно.
— Уроды! – Драко показалось, что Нарцисса сейчас жахнет несчастного продавца каким-нибудь омерзительным проклятием, навроде недоброй памяти Летучемышиного сглаза. Что было бы довольно забавно, учитывая специфику магазина, но вряд ли снискало бы расположение Визенгамота.
Драко понял, что балаган пора прекращать. Он отвернулся от продавца и подошел к внучке.
— Нарси, ты уверена, что хочешь именно эту собаку?
— Да.
— Хорошо. Тогда… С днем рождения, дорогая.
— Ты самый лучший дед в мире! – очень серьезно сказала Нарцисса, клюнула его в щеку и рванула к клетке, игнорируя протесты испуганного продавца.
— Мисс! Мисс! Не трогайте его, бога ради! Мисс! Меня уволят, если с вами что-то случится!
Драко придержал его за локоть и прижал к губам указательный палец.
— Т-ш-ш, Джон! Не уволят. Я вам обещаю. Дайте им просто поговорить.
Нарцисса присела на корточки перед клеткой и долго молча разглядывала ее обитателя. Щенок тоже смотрел: внимательно и пристально. Как будто хотел получить ответ на какой-то важный вопрос.
На мгновение Драко стало не по себе.
Нарцисса откинула засов, запиравший клетку снаружи, и протянула руку.
Продавец трясся так, как будто в клетке сидел как минимум тигр. Или, на худой конец, волк. А не шестимесячный щенок лабрадора, пусть и абсолютно черного цвета.
— Ну, — сказала девушка, — здравствуй, адский пес… Пойдешь со мной?
Щенок сделал шаг вперед. Затем другой. Его совершенно черный на черной морде нос внимательно обнюхал протянутую ладонь. А затем просто ткнулся в нее жестом абсолютной покорности. Хвост прочертил в воздухе два робких полукруга. Мир вздрогнул – и замер.
Нарцисса с торжеством посмотрела на стоящих чуть в стороне мужчин. Видели?
Драко кивнул. Продавец выдохнул.
— Дед, иди плати. И не забудь корм, ошейник, миску и прочие прибамбасы.
— Мисс, — не удержался продавец, — может быть, сначала все-таки ошейник, поводок, намордник?
И тут рвануло.
— Надень себе этот намордник на свой убогий… член, который достался тебе явно по какой-то ошибке природы, – самым аристократическим тоном заявила Нарцисса Малфой.
Драко вздохнул и достал свою волшебную палочку: «Обливиэйт!»
Продавец расцвел прежней радостной улыбкой.
— Сей же момент оформим покупку! Прошу на кассу, сэр!
Уже отходя к кассе, Драко успел увидеть, как его внучка и мерзкий пес Баскервилей сидят на полу друг напротив друга, соприкоснувшись лбами, и пристально смотрят друг другу в глаза, будто ведут молчаливый разговор.
А потом до его ушей долетел чуть слышный шепот:
— Я назову тебя Гарри!
* * *
— Никогда. Ни за что. В моем доме не будет никого по имени Гарри! – это дед.
— Дорогая, но это же просто неуважение к памяти Героя – назвать его именем… собаку! – это бабуля.
— Гарри – это не собачья кличка, — рациональный отец.
— По-моему, его надо кастрировать. Тогда он станет спокойным и мирным, — задумчивая матушка.
У Нарциссы раздуваются ноздри. Пес издает из-под кресла злобный рык, как бы намекающий: живым он не дастся.
Что придется выдержать очередную семейную бурю, было очевидно с самого начала. Нарцисса давно поняла: борьба с родственниками – это призвание. Нет, они все ее очень любили. По-своему. И она их всех – тоже очень. По-своему. Тот же дед: не моргнув глазом стер память обруганному ею продавцу. (Погорячилась, да. Иногда заносит…) Купил весьма странного пса просто потому, что она его об этом просила. А вот теперь, видите ли, у него открылась аллергия на имя «Гарри»! О его школьной вражде с Поттером нынче не знает только самый отпетый двоечник. Но нельзя же до такой степени цепляться за свои подростковые комплексы! И Нарцисса, скромно опустив глаза, пригрозила:
— В крайнем случае я всегда могу назвать его Волди.
— Очень мило! – на автомате одобрила бабуля, видимо, вздохнув с облегчением при мысли, что светлое имя Героя не будет украшать ошейник какого-то сомнительного четвероногого. – Вол… Что?!
— Ну… Сокращенное от Волдеморт.
Щенок под нарциссиным креслом злобно осклабился, демонстрируя могучий потенциал в деле воплощения нового Темного Лорда.
Дед подпрыгнул на своем антикварном троне и изо всех сил стукнул об пол прадедовской тростью с серебряным набалдашником:
— В этих стенах больше никогда никого не будут звать Волдемортом!
— Волди… — протянула мамуля. – Помню, в юности у меня был поклонник по имени Вольдемар… Кажется, он учился на Рэйвенкло. По-моему, это роскошное имя!
— Только через мой труп! – тут же заявил отец.
Мамуля с обиженным видом отвернулась к камину и, как показалось Нарциссе, заговорщически ей подмигнула.
* * *
Разумеется, его назвали Гарри. Известная маггловская поговорка: «Чего хочет женщина, того хочет Бог» в семействе Малфоев давно и прочно ассоциировалась с Нарциссой Малфой. Нарцисса хотела Гарри. Она его получила. В конце концов, даже сопротивлявшемуся до упора Драко пришлось смириться с неизбежным и в свои далеко не юные годы находить некое извращенное удовольствие в том, чтобы периодически тянуть самым стервозным слизеринским тоном:
— Что, Потти, опять насрал на персидский ковер?
Разумеется, дальше нравоучительных замечаний дело не заходило, тем более что щенок оказался намного умнее и воспитаннее своего шрамоносного тезки, вопреки мрачным прогнозам продавца из зоомагазина, быстро освоил главные правила собачьего этикета, выучил основные собачьи команды и сделался довольно сносной частью дружного семейства.
Лишь одну свою гнусную привычку адский пес никак не желал оставить в прошлом: все, что попадало ему на зуб (то есть на клык), немедленно превращалось в клочки, щепочки и прочие кусочки, непригодные к употреблению.
Похоже, даже высокомерный, как некий древнеегипетский бог, Аменхотеп пару раз стал жертвой стремления щенка жевать любые очутившиеся у него на пути предметы. После этого Гарри щеголял располосованной мордой, пока не прибегала хозяйка с Заживляющими заклинаниями, а кот предпочитал передвигаться исключительно по верхам и однажды, не удержавшись в замысловатом прыжке, даже оборвал любимую портьеру леди Малфой в Большой гостиной.
Нарцисса вела со своим питомцем долгие воспитательные беседы, а Гарри смотрел на хозяйку влюбленными глазами и изображал на морде полнейшее раскаяние и понимание. Драко пару раз весьма ощутимо приложил мерзавца «Ступефаем» (один раз – когда тот сжевал его любимые домашние тапки, а второй – когда покусился буквально на святое: драгоценную трость Люциуса), но эффект оказался кратковременным и неубедительным: полчаса пес ходил угрюмый и злобный, а потом мстительно разорвал на мелкие кусочки свежий, еще нечитаный номер «Ежедневного Пророка», обмусолил до полной невменяемости шелковый галстук от Армани и залил слюнями бесценный свиток восемнадцатого века, рассказывающий славную историю рода Малфоев.
— Я тебя убью, Потти! — прошипел Драко, нацеливая на проклятую собаку волшебную палочку и готовясь произнести одно из основательно подзабытых Непростительных. Кажется, ненависть в его груди клокотала вполне достаточная для нарушения пары-тройки непреложных магических законов и пожизненного заключения в Азкабан. Впрочем, учитывая обстоятельства, Драко полагал, что суд Визенгамота оправдает его вчистую. Суд, может, и оправдал бы, а вот…
— Дед!!! Как не стыдно!
Нарцисса Малфой в образе Карающей Немезиды была прекрасна. И ужасна – одновременно. Лорд Малфой слегка поежился под ее гневным взором. Но предпочел не сдаваться без боя:
— Он первым начал!
— Дед… Ты сам-то себя слышишь?
Действительно, если вдуматься, звучало довольно по-детски. Приходилось признать, что пес по кличке Гарри будил в Малфое-старшем далеко не самые лучшие эмоции и воспоминания.
— Собаки – очень умные существа. И очень тонко чувствующие.
«Умное и тонко чувствующее существо», прижавшееся к ноге любимой хозяйки и защитницы, ехидно посмотрело на лорда Малфоя и показало в собачьей ухмылке свои молодые острые зубы, плавно переходившие в нехилые клыки. Каким-то таинственным образом эта ухмылка одновременно была милой и открытой и обещала кое-кому кучу неприятностей немагического происхождения.
Один из них должен был прекратить сей неравный бой, и Драко посчитал, что лучше это сделать ему. Помнится, кто-то из великих магов прошлого сказал: «Первым всегда уступает тот, кто умнее». Лорд Малфой решил, что «тем, кто умнее» вполне может стать он.
Перво-наперво пришлось обработать собакоотталкивающими чарами (собственного изобретения, да!) все более-менее стационарные предметы в доме. Затем – исходя из представления о невероятной находчивости собачьего воображения – все доступные для изгрызания вещи, как-то: домашние туфли и туфли для улицы, трости, пояса от халатов, перчатки, самопишущие перья, и даже на всякий случай сов. Впрочем, была у адского пса одна особенность, за которую Драко был ему почти признателен: тот никогда не грыз книги. Хотя мог в горячке выяснения «кто в доме хозяин» зажевать письмо, недальновидно забытое где-нибудь на столе. Причем жевал он исключительно корреспонденцию лорда Малфоя, оставляя переписку прочих членов семьи в идеальном некусабельном порядке. Нарцисса уверяла, что подобная избирательность – признак необыкновенного ума, а ее дед полагал – что невероятного коварства. Пес по кличке Гарри смотрел на них своими простодушными карими глазами и молчаливо соглашался с обеими точками зрения.
Короче говоря, можно было признать, что в этом раунде выяснения крутизны победили терпение и мудрость. То есть Драко Малфой. Во всяком случае, сам Драко Малфой считал именно так. Потому что пес был с ним категорически не согласен.
Пес затаился в засаде, изображая ангельскую кротость. Грыз только принесенные с улицы палки и специально предназначенные для этой цели игрушки. Преданно заглядывал Драко в глаза, всем своим видом показывая, что самый крутой альфа в семье – именно господин Малфой-старший. Нарцисса доверчиво и умиленно наслаждалась картиной семейной идиллии.
Между тем дом пребывал в состоянии самой настоящей Тайной Войны.
Б-р-р! Тапки были целые, но мокрые, и Драко скривился от омерзения. Слюни! Проклятые собачьи слюни! Наверняка мерзкая псина с трогательным выражением на морде целый вечер, пока Малфой-старший навещал своего друга Блейза Забини, провела, положив голову на домашнюю обувь главы семьи. Со стороны это, разумеется, не вызвало у домашних никакого нарекания, но стоило засунуть внутрь ноги…
— Да какого же!..
Драко очень хотелось высказать и даже неаристократично выкрикнуть Мирозданию свои поднакопившиеся претензии (больше их высказать было некому, проклятая псина предусмотрительно скрылась в недрах Малфой-мэнора), но у входа в комнату, где он вел неравный бой с обслюнявленными тапками, возникла Нарцисса. А Драко давно пообещал себе не делать внучку заложницей своих непростых взаимоотношений с ее проклятым питомцем.
— Дедушка…
— Что, родная?
Драко умиленно взглянул на внучку. Если не считать просто до патологии болезненной любви к покойному Герою и дурного вкуса в выборе собак, то Нарцисса являлась главнейшей отрадой его сердца.
— Мне… — в голосе внучки слышалась самая настоящая растерянность — состояние для Нарциссы Малфой не то чтобы нетипичное, но крайне редкое, — мне письмо пришло… из Хогвартса.
Мерлин! А ведь и в самом деле. Драко прикинул в уме: учебный год совсем близко, пора собирать вещи и закупать учебники.
— Пойти с тобой в Косую Аллею? Или ты позовешь кого-нибудь из своих?
— У меня нет своих, — как-то чересчур спокойно ответила внучка. — Конечно, с тобой, дед, какие еще вопросы.
Жалко дрогнуло сердце. В такие минуты Драко начинал вдруг отчетливо ощущать весь свой честно прожитый век и страстно сожалел, что больше не находит в себе сил одним мановением волшебной палочки изменить мир ради тех, кого любит. Он бы сделал все для этой девочки с грустью в серых, таких типично малфоевских, глазах. Но он не мог ничего — хуже самого жалкого маггла, в самом деле!
— Эти идиоты еще проклянут свою слепоту, — попробовал он все-таки подобрать слова утешения. — И обгрызут локти по самые… — очень хотелось сказать «яйца», но воспитание победило: — плечи.
Внучка скептически хмыкнула.
…Купить все, что нужно к началу учебного года, оказалось совсем нетрудно. С деньгами у Малфоев давно уже не существовало никаких проблем. После папенькиной самоубийственной авантюры с Лордом выбираться на поверхность пришлось долго и трудно, но Драко справился. Похоже, в жизни ему везло ничуть не меньше, чем когда-то его злейшему врагу. Да и сын получился с мозгами.
Драко вышагивал гордый, словно отцовский павлин, рядом со своей красавицей-внучкой и размышлял о принципах вселенской несправедливости. Надо же! Во всем распроклятом Хогвартсе — ни одного приличного мужика! Как ни грустно оказалось признаться в этом даже самому себе, в его время все было гораздо достойнее. Уж такая умница, как Нарцисса Малфой, совершенно точно не осталась бы на рождественский бал без пары. Если исключить самого Драко (даже гипотетически — родственника), то были еще Нотт, Забини, Диггори и… ладно, Поттер. Представителей некой рыжей семейки он в качестве возможных кандидатов на роль искомого кавалера не рассматривал. (Хотя мог бы… да, мог. С высоты прожитых лет прежние распри казались слегка потускневшими.)
— Слушай, Нарси, а как же Нотт-младший? Он же учится с тобой на одном курсе?
— И?
— Ну… Он же, по-моему, вполне приемлемая партия?
— Дед! Ты словно из прошлого века!
Драко почему-то сделалось обидно. А потом смешно. Надо же! А ведь и впрямь — прошлый век! Правда, Нарси об этом сообщать он не стал. Напротив, сделал чопорное лицо — в лучших традициях Малфоя хогвартского розлива — и произнес:
— Моя внучка достойна самого лучшего. Так что там с Ноттом? Приличная семья, внешностью мальчик не обижен. Кажется, капитан слизеринской сборной?
— Капитан, — улыбнулась Нарцисса. — Только ты уж, дед, прости, играет он за другую команду.
— За другую?.. А-а-а! — Драко понял и покраснел, как мальчишка. Более чем свободные нравы современной молодежи до сих пор довольно серьезно шокировали его. Нет, ну надо же! Вот старине Нотту будет подарочек! — А ты откуда знаешь?
— Так все знают! — беспечно махнула рукой Нарцисса. — Они с Дэвидом после совершеннолетия пожениться хотят.
— С кем? — Драко попытался уместить в голове идею официально узаконенного брака между мужчинами — и не смог. Нет, что-то такое, как он слышал, в последние годы пытались протащить через Визенгамот эти сумасшедшие молодые политики так называемой «новой волны», но… Он надеялся, что это случится не при его жизни.
— Дед! Так ты же его знаешь. Дэвид Флинт.
Кажется, сегодняшнему дню суждено было стать днем шокирующих открытий. Так, оказывается, любимый внучок гориллообразного Маркуса — дай Мерлин ему долгих лет жизни! — тоже из… той, другой, команды?
На этом фоне неудавшаяся личная жизнь собственной внучки выглядела не так уж и катастрофично. Впрочем, его тут же посетила жуткая мысль:
— Дорогая, а ты, случайно, не…
— Дед, что значит «не»?.. Выражайся яснее! — Яснее он не умел. Был не в силах. Но она поняла и так. Умница! Вся в свою прабабку! — Дед! Ну ты даешь! Как мне могут нравиться девочки, если я всю жизнь влюблена в Поттера?!
Она научилась так легко и небрежно произносить: «Поттер», хотя раньше, страшно смущаясь, едва выдыхала: «Гарри». Девочка взрослела — и это было печально почти до слез. Впрочем, теперь ведь у нее был тот, другой… Гарри.
— Никогда бы не подумал, что скажу такое, но в свете последних откровений, дорогая, я бы решительно проголосовал за Поттера против неизвестной мне леди.
Развеселившаяся Нарцисса благодарно стиснула ладонью руку Драко.
— Ты самый лучший и понимающий дед в мире! Особенно если учесть, что в этой ситуации ты совсем ничем не рискуешь. Пойдем поедим мороженого? Говорят, у Фортескью — новый сорт поющего шербета.
* * *
Уезжать было не просто грустно — по-настоящему горько. Последнюю ночь дома она провела на полу в обнимку с Гарри.
— Понимаешь, с собой можно брать только фамильяров… А собаки… Собаки — не фамильяры! Какие-то поганые коты — сколько угодно. Крысы там, жабы и прочая дрянь — в любом количестве. Сов, пусть и в совятне — на здоровье. А собак… собак… нет…
Гарри снова нежно лизнул ее в нос, потом прошелся шершавым языком по заплаканным щекам.
— Это несправедливо!
Пес согласно выдохнул: «Еще как!»
— Слушайся деда, ладно? Он вменяемый.
Взгляд, полный скепсиса. Нехороший такой взгляд, если вдуматься. Но в эту ночь Нарциссе было не до заботы о нежных дедовских нервах. Разберутся как-нибудь. Если что — бабуля поможет. Уж она обоих построит в ровные ряды!
Спать не хотелось, хотелось плакать. Почему ей раньше казалось, что она любит Поттера? Никого на самом деле она не любила. Только вот это восхитительное черное чудовище, что глядит на нее, точно на единственную радость своего верного собачьего сердца.
— Не смотри на меня!
Пес покорно закрыл глаза, прижался замшевой щекой к ее щеке, посопел рядом мокрым носом, положил сверху на руку тяжелую лапу. «Я с тобой», — да?
Лежать так можно было бесконечно. «Их сердца бились в унисон» — это точно о человеке и его собаке. В конце концов под утро Нарцисса все же уснула. А пес, стараясь не шевелиться, охранял ее сон.
…На вокзал Кингс-Кросс она Гарри не взяла — побоялась позорно разреветься на глазах у шокированной публики. Нарцисса Малфой не плакала. Никогда. Так считали в Школе чародейства и волшебства. Попрощались дома, лишь посмотрев друг другу в глаза: все слова были сказаны ночью, все поцелуи — розданы. Нарцисса потрепала пса по тяжелой лобастой башке, рассеянно почесала за ухом (он взглянул на нее с укоризной) и повернулась к дедушке с бабушкой. (Родители все еще счастливо пребывали в Америке.)
— Пора.
И решительно двинулась к границе аппарации. Пес провожал ее до самых ворот и молча смотрел, как она в сопровождении родственников выходит за эти ворота. Просто молча смотрел.
А у нее разрывалось сердце — на крошечные кусочки.
* * *
В Хогвартсе все было как всегда: распределение первокурсников по факультетам (нынче самое большое количество учащихся попало, как ни странно, на Рэйвенкло), торжественная, но несколько сумбурная речь почтенного директора Лонгботтома, сдержанные приветствия знакомых и тех, кого с некоторой натяжкой можно было бы назвать приятелями, обмен летними новостями. «У тебя теперь есть собака? Ну надо же! Огромная? Умная? Ну ты даешь! А какой породы? Что-то я про таких не слышал (не слышала)… Маггловская? А-а-а…» — и разговор как-то сам собой сходил на нет. Зато к концу праздничного ужина Нарцисса была почти полностью в курсе всех любовных летних треволнений женской части гриффиндорского стола и некоторой части мужской. Спать она ушла рано — от шума с непривычки ужасно разболелась голова. Зелье долго отказывалось действовать, а когда боль все-таки прошла, вместе с ней исчез и сон. Почти до утра Нарцисса лежала с открытыми глазами и думала о Гарри, а когда наконец заснула, не видела совсем никаких снов.
Утро наступило слишком рано и было дождливо-сумрачным. Идти на завтрак абсолютно не хотелось. Но Нарцисса знала: стоит один раз разрешить себе крошечную слабость — и все полетит в тартарары. Начинался последний год в Хогвартсе, и его следовало пережить с минимальными потерями. («Просто пережить — и все».) Она уже почти убедила себя, что любит утреннюю толкотню в спальне, лестницы, совершенно невовремя меняющие направление, проклятый тыквенный сок (который очень, очень полезен для здоровья) и свою соседку по столу, Маргариту Финниган, склонную с самого утра трещать не переставая, словно она с вечера так и не замолкала — когда прилетели совы. Почты нынче было не особенно много: родственники не спешили беспокоиться о здоровье чад, покинувших родные пенаты всего лишь накануне утром, да и домашних новостей еще не накопилось. Писем оказалось всего ничего, и среди них одно принесла белая полярная сова Малфоев. (В свое время бабуля почему-то настояла именно на этой породе и назвала птицу странным именем Хедвиг, не иначе как в честь совы самого Гарри Поттера. Впрочем, следовало признать, что не одну Нарциссу в этом доме порой клинило на личности Героя.) Сердце сжалось в нехорошем предчувствии. Дед очень трепетно относился к самостоятельности внучки и старался без нужды не опекать ее и не дергать. Как-никак выпускной курс. Почти взрослая! А тут — сова.
Когда Нарцисса отвязывала послание от лапы Хедвиг, пальцы тряслись совершенно неприличным образом. Пришлось прерваться, три раза глубоко вдохнуть и только потом продолжить. Хедвиг, недовольно ухнув, уже минут пять как улетела отдыхать в совятню, а письмо все еще лежало нераспечатанным рядом с тарелкой традиционной утренней овсянки.
Наконец, она решилась. Знакомый летящий почерк деда резанул по глазам тремя короткими фразами: «Пес пропал. Поиски результатов не дали. Прости».
Нарцисса почувствовала, что дыхание перехватило, а сердце замерло, словно перед падением в пропасть. Нет, что за ерунда! Уже во время падения. И никаких тебе чар Левитации.
«Гарри! Гарри!»
В этот момент она была готова на все: сорваться домой с разрешения директора или без оного; разрушить к растакой-то матушке Хогвартс, из-за которого пришлось оставить собаку дома; поставить на уши весь Британский аврорат (с привлечением Магического интерпола); продать душу любому демону или дементору, если они помогут найти Гарри. Но… Нарцисса Малфой была слишком взрослой, чтобы верить в силу подобных радикальных мер. Если дед с его связями, бабушка с ее женским чутьем и решительным характером ничего не смогли найти, значит, дело плохо. О том, что собаку могли похитить некие неизвестные злоумышленники, даже не хотелось думать. Он просто потерялся. Он найдется.
Нарцисса вышла из-за стола и решительно направилась в кабинет директора. Ей срочно требовалось попасть домой. Желательно быстро, а стало быть, через камин профессора Лонгботтома.
Профессор Лонгботтом проявил понимание. Согласно школьной легенде, подтвержденной, как ни странно, дедом, в детстве у директора фамильяром была жаба по имени Тревор, которая все время куда-то исчезала, заставляя хозяина переживать и волноваться за непоседливого питомца. Так что камин Нарциссе открыли по первой же слезной просьбе, напомнив, что к ужину нужно вернуться обратно в школу.
Дома ее встретил дед, словно ни мгновения не сомневался в появлении внучки. Просто подал руку, помогая выбраться из камина, стряхнул золу со школьной мантии, улыбнулся нерадостно:
— Привет, солнце!
А глаза у Драко Малфоя в этот момент были совершенно как у побитой собаки, и Нарциссе стало не по себе. Такое выражение лица у деда она видела впервые.
— Привет. Меня вот до вечера отпустили. Вдруг я что-нибудь найду.
Драко сдержанно кивнул:
— Конечно. Попробовать в любом случае стоит.
Оказывается, Гарри исчез в тот же день, когда Нарцисса уехала в Хогвартс. Провожавшие внучку хозяева Мэнора прибыли домой с вокзала Кингс-Кросс, а пес уже исчез. Впрочем, тревогу забили только к вечеру, когда прожорливый оболтус не вернулся к своей законной кормежке. Днем он вполне мог обследовать громадную территорию Мэнора, предаваясь каким-то своим, без сомнения, очень важным собачьим делам, но еда для него всегда была святым. Уже за полчаса до положенного ужина он начинал бродить вокруг своей пустой миски, возить ею по полу, тяжело вздыхать и намекающе смотреть на всех, кто в данный момент оказывался рядом. (В свое время именно Нарцисса придумала кормить щенка в столовой, когда вся семья усаживалась за стол. Дескать, в компании бедному зверику будет не скучно и не одиноко поглощать пищу.) Так вот, к ужину Гарри не явился. На поиск отправили домовиков. Те принесли весть: на территории Мэнора пса нет. Драко использовал Поисковое заклятие, но оказалось, что оно не работает на собаках — только на людях, да и то не всегда. Аврорат разослал ориентировки по стране. (По поводу животного такое происходило, по всей видимости, впервые, но у Малфоев везде связи.)
Нарцисса прошла в свою комнату, упала лицом на кровать. Покрывало пахло домом и — совсем чуть-чуть — теплой собачьей шерстью. При ближайшем рассмотрении обнаружились следы грязных лап: похоже, кое-кто, воспользовавшись отсутствием хозяев, решил нарушить запреты и покуситься на святое. Представив, как Гарри грустно сопит, положив голову на ее подушку, не понимая, почему его бросили здесь в одиночестве, Нарцисса все-таки заплакала. До этого держалась, а тут слезы потекли сами собой: кап-кап-кап. Гарри, Гарри! Где же ты?! Найдешься — задушу собственными руками, скотина! Лишь бы был жив.
Нарыдавшись вволю, она решительно переоделась в свои наиболее затрапезные шмотки, умылась холодной водой и отправилась на поиски. Домовики-домовиками, а голос любимой хозяйки для собаки — это та самая путеводная звезда во мраке ночи. А еще — запах. (А еще – оглушительный стук сердца?) Что-то же должно позвать так, как просто знакомые люди (и нелюди) позвать не смогут.
Территория, прилегающая к Мэнору, была обследована полностью, включая хозяйственные постройки. Нарцисса совершенно сорвала голос и к вечеру изъяснялась только шепотом – да и то с трудом, но Гарри не нашелся. Похоже, либо пес убежал далеко за пределы, подвластные Малфоям, либо с ним случилось что-то совсем уж нехорошее. Расстроенная Нарцисса запретила себе думать на подобные темы, считая, что мрачные мысли притягивают беду. И плакать, кстати, она себе тоже запретила.
Попрощавшись с бабулей и нежно обняв абсолютно загрустившего деда, она отправилась назад, в Хогвартс, и успела как раз к ужину. Несмотря на переживания, а может быть, благодаря им, есть хотелось просто нестерпимо. А вот созерцать сочувственное выражение на лицах людей, которые даже не представляли, что такое исчезновение близкого существа – не хотелось совершенно.
После реплики Юфимии Пьюси:
— Да ладно тебе, Малфой! Предки купят тебе, кого захочешь, даже жениха. Не переживай! – Нарцисса молча встала из-за стола и ушла в спальню, не притронувшись к десерту.
Она слишком хорошо учила новейшую историю магической Британии, чтобы не помнить, к чему приводит неконтролируемое потакание собственным низменным инстинктам. Да и Азкабана за Непростительные еще никто не отменял.
На следующий день мисс Пьюси покрылась роскошными гнойными фурункулами, но на палочке Нарциссы не нашли ни малейшего следа чего-то недозволенного уставом школы. Еще бы! Не зря же мисс Малфой была одной из лучших в Зельеварении! Злопыхатели и «сочувствующие» примолкли, но легче не стало. Напротив, стало хуже: ярость отлично отвлекала от страшных мыслей, а ненависть, как выяснилось, оказалась куда продуктивнее слез.
Совы от деда прилетали каждый день: «Никаких новостей. Держись». В какой-то момент она начала малодушно думать, что отсутствие новостей – это хорошо. Гораздо лучше обнаруженного на ближайшем маггловском скоростном шоссе трупа черного лабрадора. Да здравствует неопределенность!
На субботу и воскресенье по просьбе бабушки ее отпустили домой. У бабушки, как выяснилось, были весьма неплохие рычаги давления на директора Лонгботтома, чем Нарцисса воспользовалась без всяких моральных угрызений. В Мэноре она бродила по саду, уже не пытаясь звать, а просто вспоминая: вот здесь они бегали наперегонки, здесь гоняли наглых, зажравшихся воробьев, оттачивая охотничьи инстинкты, здесь валялись кверху пузами на травке, а здесь у них с Гарри располагалась площадка для дрессировки… Прочитав несколько весьма дельных маггловских книг про общение с питомцами, Нарцисса взяла непростое дело воспитания щенка в свои руки, часами обучая его не только сидеть, лежать, стоять и ходить рядом, но и понимать хозяйку без слов. Мерлин! Как они в конце концов научились понимать друг друга! Кто же знал, что это сильнее романтической любви, крепче любого кровного родства – прорастание душ, соединение, сплетение, слияние, когда достаточно встречи взглядов, чтобы почувствовать тепло где-то в груди. А хвост? Порой Нарцисса до зубовного скрежета завидовала собственному псу – у нее-то самой такой полезной штуки не было! А ведь как много можно сказать всего несколькими взмахами собачьего хвоста! И: «О! Какое счастье видеть тебя, возлюбленная моей собачьей души!», и: «Извини, дорогая, но я сейчас немножечко занят, поговорим после!» А вот это: «Жизнь прекрасна, потому что мы бежим наперегонки по усыпанной серым песком аллее сада, я только что получил от твоей добрейшей бабушки под столом запретный кусочек мясного пирога, завтра будет новый день, ветер пахнет летучими мышами и обещаниями, а ты рядом со мной – и всегда будешь рядом!»
В школу она вернулась совсем разбитой, и следующая учебная неделя прошла как в тумане. Учителя старались лишний раз не трогать мисс Малфой (вот когда пригодилась честно заработанная в течение шести предыдущих лет репутация отличницы и зубрилки!). Правда, заданные эссе она писала по-прежнему в нужном объеме и сдавала вовремя, так что какие-то оценки все-таки оседали на их полях.
На следующие выходные она в Мэнор не выбралась, хотя дед и уговаривал. Дома казалось слишком пусто и еще более одиноко, чем в школе. Так порой случается: самая страшная пустота образуется там, где еще совсем недавно кто-то был. Ночами Гарри приходил к ней: клал лобастую голову на колени, поводил ушами, заглядывал в глаза. И это означало такое бесконечное «Люблю!», что Нарцисса неизменно просыпалась в слезах.
В конце концов, подобное существование настолько выжало из нее все душевные силы, что она решила в ближайшее воскресенье отправиться вместе со всеми в Хогсмид. (Хотя в ее случае это «вместе», определенно, было весьма условным: можно идти совсем рядом, плечом к плечу, даже обмениваться по дороге шутками, но при этом не стать ближе.)
В Хогсмиде все разбрелись кто куда: часть отправилась тратить карманные деньги в непотопляемое «Сладкое королевство», часть – в «Волшебные вредилки умников Уизли», которыми заправляло уже второе поколение означенных «умников», отчего продаваемые там пакости ничуть не стали менее изобретательными или зловредными. Серьезные, зацикленные на учебе, осаждали книжный магазин «Мэджик букс», легкомысленные – магазин модной одежды «Natasha Rostova» восходящей звезды магической моды из далекой России. Те, кто считал себя выше подобной шелухи, располагались со сливочным пивом в «Трех метлах» у мадам Альбины, внучатой племянницы той самой легендарной Розмерты, о которой так не любил вспоминать дед, зато с удовольствием (и ехидством) рассказывала бабуля. Наиболее отчаянные снимали отдельные комнаты в заведениях поплоше, где никого не интересовал возраст клиентов: либо для того, чтобы от души нажраться чего-нибудь высокоградусного в суровой мужской компании, либо для того, чтобы предаться куда менее невинным плотским утехам.
Самой Нарциссе не хотелось ничего из этого (весьма глобального) списка развлечений, которые предлагал Хогсмид. Но она честно прошлась по магазинам, купила себе поющий леденец (и тут же подарила его какому-то мелкому третьекурснику), послонялась вдоль книжных стеллажей, зачем-то полистала журналы по собаководству. Почувствовав, что сейчас постыдно разревется, вышла на улицу, подставляя лицо не слишком яркому осеннему солнцу.
— А вот и ты, моя красавица! – шепнули рядом, и Нарцисса вздрогнула. Этот голос она узнала бы из тысячи: Малькольм Лэйн, чтоб его соплохвостом через задницу!
Рука сама собой метнулась к карману с волшебной палочкой – с Лэйном требовалось действовать быстро, иначе можно было оказаться в весьма неприятной ситуации. У Нарциссы ушел почти весь шестой курс, дабы объяснить этому тупому смертофалду, что он ее не интересует ни в каком качестве, кроме случайной тучки на горизонте, а уж в роли возлюбленного – ни за что и никогда. Даже так: НИКОГДА.
Она не успела. Лэйн перехватил запястье жестким захватом (физических сил у него всегда было больше, чем у Нарциссы, хорошо еще, что волшебник он оказался так себе). Вот только без палочки… Что она могла? Рассматривался вариант закричать дурным голосом, хотя подобная манера поведения скорее пристала бы робкой селянке из прошлого века, а не решительной леди Малфой, но… Под ребра ткнулось что-то острое.
— Палочка чужая, — выдохнул Лэйн, обдав противным запахом перегара (видимо, успел набраться какой-то дрянью «для храбрости»). — Приложу «Империо», и никто ничего не докажет.
— Зачем же «Империо», — курлыкнула Нарцисса, совершенно распутно надувая губки и хлопая ресницами. (Во всяком случае, она надеялась, что это выглядит завлекательно и распутно — опыт отсутствовал напрочь.) — Мне так одиноко сегодня… Ты же знаешь, у меня украли собачку…
Мелькнула мысль, что Гарри лично покусал бы свихнувшуюся хозяйку за эту слюнявую «собачку», но, как известно, в любви и на войне…
— Правда? — удивился Лэйн, приготовившийся к привычному отчаянному сопротивлению.
— Сегодня сгодишься даже ты, — прямолинейно рубанула Нарцисса и прикинула, не перегнула ли с откровенностью и решительностью. Вдруг да не поверит?
Может быть, в трезвом уме поклонник и усомнился бы в ее внезапно вспыхнувших чувствах (или вожделении), но сейчас… Сейчас он слышал только одно: «Возьми меня, я твоя!» Она очень надеялась, что теперь Лэйн слегка потеряет бдительность, и станет возможно… Но нет: рука в захвате, волшебная палочка — под ребра. Ладно, еще не вечер!
— Пойдем в «Пьяного ослика», моя радость! — почти простонал Малькольм. («Мерлин! Здесь есть и такое?!») — Там у меня приготовлено для нас любовное гнездышко.
«Меня сейчас стошнит прямо ему на ботинки… — мрачно подумала Нарцисса, не слишком печалясь подобной перспективе, хотя это, определенно, шло вразрез с устроенным ею представлением. — Может, решит, что от страсти?»
Однако тащиться куда-то «в номера» с невменяемым поклонником в ее планы не входило. В конце концов, вариант «истошно заорать» всегда можно оставить на крайний случай.
— Нет, так долго я не выдержу! Сначала — сюда, — и она решительным шагом двинулась в ближайший темный закоулок между двумя домами. Сразу стало непонятно, кто кого похищает и собирается изнасиловать, но это в данной ситуации ей было только на руку. Лэйн покорно тащился за своей жертвой, палочка слегка сместилась к спине и, похоже, давила уже не столь уверенно.
Нарцисса лишь помолилась всем существующим (и несуществующим) в этом мире богам удачи, чтобы какой-нибудь случайный прохожий не вызвал у Лэйна нового приступа паранойи. В отличие от легендарного Поттера, сбрасывать «Империо» она не умела, а превращаться в чужую покорную секс-игрушку не имела ни малейшего желания.
Намеченная подворотня была темна и в меру запущена. Справа и слева громоздились ряды какой-то пустой тары. Самое то, леди Малфой! Вперед!
С глухим, якобы страстным, стоном Нарцисса, извернувшись, прижала своего спутника к стене. (Понадеявшись, что после тому придется довольно долго чистить мантию от прилипшей к ней всяческой мерзости.) Палочка Лэйна неуверенно вильнула в сторону, но вскоре снова вернулась в прежнюю позицию. Мордредовы кальсоны! Грязные вонючие кальсоны!
«Как каторжная цепь ему она повесилась на шею!» — мелькнуло в голове из обожаемой маггловской классики. Пришло время двигаться дальше. Ничего! Никто еще не мог удачно контролировать волшебную палочку и разбрасываться Непростительными со спущенными штанами. Перспектива выглядела довольно противно, но месть была бы воистину сладка. Ладно, что там обычно делают горячие и сексуальные героини в любовных романах мисс Лаванды Браун? Кусок про напрягшуюся грудь и отвердевшие соски можно пропустить… А вот если пропустить страстный поцелуй, он ей не поверит. Или обещание ее горячих губ в других местах исправит дело?
В этот момент Лэйн отпустил ее запястье (ура!), предоставив большую свободу движений, но зато переложил волшебную палочку Нарциссы в карман своей мантии (сволочь!). Пришла пора решительных действий.
Она торопливо клюнула Малькольма в пахнущие огневиски губы и начала дрожащими руками расстегивать его мантию. Оставалось надеяться: он решит, что руки дрожат от страсти. Каждый ведь верит в то, во что хочет верить, не так ли?
— Чего ты там копаешься? — послышалось у самой щеки — и руки задрожали еще сильней. Все-таки одно дело — читать о таком в дамских романах (которые Нарцисса не одобряла, но все равно иногда просматривала, из-за отсутствия какой бы то ни было личной жизни) и совсем другое — реализовать все на практике, да еще и с человеком, которого ненавидишь. «Я не смогу!» — в отчаянии подумала она. «Сможешь! — рявкнул внутренний голос, обычно приходивший ей на помощь в самые трудные жизненные моменты. – Ты всю жизнь любила Гарри Поттера! Ты не имеешь права сдаться, трусливая овца!»
Мантия распахнулась, и пальцы забрались под зеленый слизеринский джемпер (привет, дед!) и вцепились в пряжку ремня. Давление палочки на ребра чуть-чуть ослабло, зато давление под ладонью… Теоретически она знала, как устроены мужчины. Ну... и пару раз разглядывала картинки в эротических журналах для ведьм, которые периодически возникали словно бы ниоткуда в спальне Гриффиндора. Но вот так, вживую… Мерлин! Он же огромный! И под брюками нет белья. Кажется. Точно. И… что теперь?
— Возьми его в рот, бэ-э-би!.. — сладострастно (как ему казалось) простонал Мистер-здоровенный-член.
«Сейчас я упаду в обморок, — как-то отстраненно подумала Нарцисса. — И делайте со мной, что хотите!»
В тот момент, когда она уже совсем собралась реализовать это жалкое намерение, сзади раздался рык. Так рычат Гончие Ада перед тем, как сорваться в Дикой Охоте. Если бы Нарцисса уже не была перепугана почти насмерть, она бы испугалась.
Дальше все произошло так стремительно, что она не сразу разобралась в последовательности событий: Лэйн отшвырнул свою несостоявшуюся любовницу куда-то вбок, собираясь воспользоваться волшебной палочкой против нападающего, черная тень стремительно метнулась вперед, сбивая его с ног, послышалось почти одновременно: «А-а-а!», «Р-р-р!» и бодрое «Хрясть». Последнее, как выяснилось, относилось к волшебной палочке упавшего героя. А верхом на поверженном враге… Нарцисса не поверила своим глазам!.. Огромный черный… лабрадор? Гарри?! Гарри!!!
Пес зловеще клацнул зубами в непосредственной близости от внезапно обмякшего и как-то сильно сникшего достоинства бывшего потенциального насильника. Тот задержал дыхание.
— Цисси! Помоги!..
— Увы, — без всякого сожаления бросила Нарцисса, — у меня даже нет палочки.
— В правом кармане… Ты же любишь меня!
— Кто тебе сказал такую глупость, Лэйн? — она подошла к поверженному врагу, не торопясь достала палочку из правого кармана разметавшейся по пыльной мостовой мантии, приставила к вздрагивающему от ужаса кадыку. — Что ты там говорил? «Империо»?
— Ты не посмеешь! Это же Непростительное!
Пес насмешливо рыкнул.
— Мы — Малфои! — надменно обронила Нарцисса. — Некоторые считают, что нам сойдет с рук даже убийство министра. И, кстати: я терпеть не могу, когда меня называют «Цисси»!
«Обливиэйт»? «Круцио»? «Сектумсемпра»? В голове разом всплыл добрый десяток наиболее пакостных проклятий. Но… Гарри! К ней вернулся Гарри! (Если это только не горячечный бред помутившегося от страха рассудка.) Омрачать такой день местью мелкому ублюдку?
Из раскрытой в злобном оскале пасти пса капнула слюна. Вот как раз туда и капнула… Этого оказалось достаточно, чтобы лежащий на земле Лэйн зашелся в испуганном хрипе. Он был жалок. По-настоящему жалок.
— Отпусти его, Гарри, — устало велела Нарцисса. — Не то он сейчас всерьез обделается.
Пес немного отступил назад, продолжая пристально разглядывать свою несостоявшуюся жертву, точно прикидывал: не откусить ли все же сей лакомый кусок?
— С-спасибо…
— Не за что. Акцио палочка Лэйна!
Видимо, родная палочка Малькольма была у него надежно припрятана где-то в недрах исполненной сюрпризов мантии, потому что выбиралась она из-под хозяина долго и муторно, но в конце концов покорно легла в руку Нарциссы. Старинный полированный дуб, резьба, драгоценный черный опал, десять дюймов. Видимо, семейная реликвия. Леди Малфой не испытывала ни малейших угрызений совести, когда ломала ее, точно мушкетер шпагу поверженного врага — о правое колено.
— Пойдем, Гарри. Теперь мы в расчете. — Пес спокойно обошел вокруг хозяйки и дисциплинированно уселся у ее левой ноги. — И, кстати… Вот эта злобная тварь — мой личный фейри-хранитель. И… В следующий раз я скажу ему: «Фас!»